Ömür Dediğin Başlangıç Müziği

Основная задача нашей компании – создание высокоэффективных решений в сфере систем запирания. Мы занимаемся созданием технологичных и высоконадежных решений для комплексной безопасности Вашего объекта по лучшим мировым стандартам от ведущих производителей с мировым именем: для квартиры или загородного дома, крупного завода или сети магазинов, офиса компании или бизнес-центра, отеля, мини-отеля или гостиничной сети. Наши специалисты всегда готовы создать системы запирания, максимально адаптированные для условий применения конкретного заказчика.

У нас вы можете приобрести:

• Системы запирания (замки, дверная фурнитура)
• Системы контроля и управления доступом
• Дверная автоматика для распашных и раздвижных дверей
• Современные системы видеонаблюдения
• Системы беспроводной охранно-пожарной сигнализации
• Домофония и системы управления "умный дом"
• Умные системы управления ключевым хозяйством
• Интеллектуальные системы хранения

Наши офисы и филиалы:

• г. Москва, ул. Карьер, д. 2А, стр. 1, офис 226 (БЦ КАРЬЕР);
• Филиал г. Ростов-на-Дону;
• Филиал г. Санкт-Петербург.

Доставка по всей России.

В числе наших партнеров мировые производители систем запирания и безопасности:

Документация судебного процесса

22-й день слушания, 1.12.2020

На 22-й день судебного заседания по делу о нападении в Галле, прения сторон были продолжены и  адвокаты соистцов – Кристиан Эйфлер, Эркан Гёргюлю, Онур Озата, Илил Фридман, Кристин Петржик, Марк Лупшиц, Кати Ланг, Геррит Онкен и Антония фон дер Бееренс – представили свои заключительные аргументы, соистец Исмет Текин также выступил с заключительной речью.

Заключительная речь адвоката Кристиана Эйфлера: “Кевин был всем, что у неё было.”

Первым с заключительной речью выступил Кристиан Эйфлер, представляющий мать Кевина С., убитого подсудимого в результате нападения (в закусочной “Kiez-Döner”) ; сегодня она впервые лично присутствовала в зале суда в Магдебурге и, по словам адвоката Эйфлера, ей стало плохо по пути. Эйфлер отметил, что Кевину С. пришлось столкнуться с совершенно другими испытаниями судьбы чем ему, Эйфлер указал при этом на подсудимого, и все же Кевин С. нашел своё место в обществе: “Вы отняли у него это”. Обвиняемый забрал ребенка у матери самым предосудительным образом: “Кевин был всем, что у неё было”.  Эйфлер подчеркнул, что теперь обвиняемому придется провести остаток жизни в тюрьме, чтобы об этом подумать. Он призвал суд исчерпать все законные возможности и “убрать подсудимого” на всю оставшуюся жизнь.  

Заключительные аргументы адвоката Эркана Гёргюлю: “Тебе нас не сломать.”

Следующим выступил адвокат Эркан Гёргюлю, представляющий отца Кевина С. Он заявил, что в целом согласен с оценкой Генеральной прокуратуры, но не может согласиться по некоторым важным вопросам: например, он считает, что в случае нападения на Исмета Текина и Афтакса И. может быть зафиксировано покушение на убийство. Кроме того, он отметил, что споры о том, мог ли обвиняемый на самом деле полагать, что синагога не работает, являются оскорблением интеллекта участников судебного процесса.  

Гёргюлю подчеркнул, что подсудимый не может сравниться со всеми людьми, которые с самого начала судебного процесса демонстрируют у здания суда в поддержку разнообразия общества, также подсудимый не сравнится с пострадавшими, сплоченно противодействующим ему. 

Гёргюлю в очередной раз обратился к словам свидетелей, как, например, раввин Боровиц, призыв которых ясно отозвался в суде – “Тебе нас не сломать.” Адвокат Гёргюлю подчеркнул, что обвиняемый разрушил не только жизни своих жертв, но также свою собственную жизнь и жизни всех членов своей семьи. 

Заключительная речь адвоката Онура Озаты: “Общественность должна безоговорочно поддерживать жертв и пострадавших”

Затем представил свои заключительные слова адвокат Онур Озата, представляющий Рифата и Исмета Текина. В своей речи он подробно выразил критику точки зрения Генеральной прокуратуры, которая придерживается мнения, что выстрелы в Исмета Текина не являются покушением на убийство. Озата подчеркнул, что, вопреки интерпретации, данной Генеральной прокуратурой, необходимо признать, что нападение на его клиента было преднамеренным покушением на убийство, и что выстрелы в Исмета Текина могли быть потенциально смертельными. Адвокат Озата обратил внимание суда на очевидную связь между совершенным преступлением и атмосферой в обществе, в котором политики АдГ и такие люди, как Тило Сарразин или Райнер Вендт, председатель профсоюза немецкой полиции (Deutsche Polizeigewerkschaft), способствуют нормализации и приемлемости расистских настроений.

Адвокат Озата также сослался на бесчисленные полицейские скандалы недавнего прошлого – на полицейских со связями с правыми “выживальщиками”, на организованные акции писем с угрозами, в том числе от NSU 2.0. По словам Озаты, “Общественность должна безоговорочно поддерживать жертв и пострадавших. Отсутствие поддержки – это предательство.” В заключение, прокурор Озата процитировал слова бывшего генерального прокурора федеральной земли Гессен, Фрица Бауэра: “Мир вздохнет с облегчением, когда наконец заговорит всеобщая человечность.” По мнению Озаты, Бауэр был бы удовлетворен магдебургским процессом. 

Заключительное заявление Исмета Текина: “Если даже опытные полицейские были травмированы произошедшим, как можно утверждать, что мой брат не пострадал?”

В своём заключительном слове соистец Исмет Текин поблагодарил суд и всех в зале суда “за исключением одного человека”. Он отверг интерпретацию, выдвинутую Генеральной прокуратурой, и подчеркнул психологические последствия преступления для себя и, в ещё большей степени, для своего брата Рифата: “Если даже опытные полицейские были травмированы произошедшим, как можно утверждать, что мой брат не пострадал?”

Заключительные аргументы адвоката Илил Фридман: “Многих соистцов постоянно заставляют чувствовать себя ‘чужими’ и лишними.”

После заявления Исмета Текина, адвокат Илил Фридман, одна из представительниц соистцов, выступила с заключительной речью от имени своего клиента Афтакса И. Она отметила, что для него нападение произошло абсолютно неожиданно и что этот инцидент, с последствиями которого он до сих пор борется, оказал глубокое влияние на его жизнь.

Адвокат Фридман рассказала, что с тех пор, как И. бежал из Сомали, он часто подвергался  

расистским оскорблениям, в частности в общественном транспорте. Афтакс И. уже испытал столько расизма, что он не раз говорил “Если так будет продолжаться, меня однажды убьют.” Фридман сообщила, что, как и многие соистцы, Афтакс И. столкнулся с тем, что его заставляют чувствовать себя “чужим” и лишним.

По словам Фридман, позиция Генеральной прокуратуры, которая на протяжении всего времени разбирательства настаивала на тривиальной интерпретации нападения на Афтакса И., квалифицируя его как дорожно-транспортное происшествие, особенно обременяет её клиента, которого подсудимый пытался переехать на машине. Она подчеркнула, что недопустимо, чтобы больше доверяли очевидным попыткам преступника к самозащите, чем заявлениям пострадавшего лица. Адвокат Фридман далее заявила, что утверждение о том, что Афтакс И. частично виновен в произошедшем, – поистине абсурдно: “Любой, кто ещё не этого понял, просто не хочет это понимать” . Она подчеркнула, что существует острая необходимость в установлении намерения убийства при нападении на её клиента, как и в случае нападения на Исмета Текина.   

Заключительная речь адвоката Кристин Петржик: “Говорить о ‘пресечении на корню’ уже недостаточно.”

В своих заключительных аргументах адвокат Петржик, одна из представительниц соистцов, обратилась, в частности, к радикализации подсудимого на имиджбордах. Она заявила, что он “ни в коем случае не является изолированным преступником-одиночкой”, даже если он не вписывается в образ, который приходит на ум, когда мы думаем о других террористических атаках правых. По словам Петржик, подсудимый принадлежит к виртуальному сообществу “сторонников расового (белого) превосходства”, которые обмениваются информацией на анонимных онлайн-форумах. Она отметила, что помимо нацистских организованных сообществ и политических партий, число членов которых остается стабильным, появилась новая структура, объединяющая людей, которые отвергают традиционные структуры или политические партии. Как указала адвокат Петржик, принадлежность подсудимого к этому виртуальному сообществу также подтверждается прямой трансляцией нападения, в которой обвиняемый использовал типичные призывы и стандартные элементы, характерные данной онлайн среде.

Она подчеркнула, что сообщения на имиджбордах полны намеков и недосказанности и поэтому часто могут быть поняты только “инсайдерами” , в том числе и обвиняемым. Стоит отметить, что это разъяснила специально приглашенная свидетельница-эксперт Каролин Шварц, а не BKA [Федеральное управление уголовной полиции]. Во время нападения подсудимый общался к “своим людям”, которых он затем не хотел “выдавать” в суде. Петржик также указала, что отказ подсудимого предоставить суду какой-либо доступ к “эксклюзивным” знаниям послужил не только для защиты его “людей”, но также позволил ответчику остаться членом этого сообщества. Адвокат Петржик упомянул о нападениях в Крайстчерче, Повэйе, Эль-Пасо или Бэруме. Только в 2019 году было убито 78 человек, и это только в результате действий, связанных с имиджбордами. Адвокат Петржик также обратила внимание на то, что семья и друзья подсудимого, не противоречили ему, когда он делал расистские высказывания, и что его мать также выразила свои антисемитские взгляды в письменном виде.      

В конце своей речи адвокат Петржик перечислила имена жертв нападений в Ханау и Галле: Гёкхан Гюльтекин, Седат Гюрбюз, Саид Несар Хашеми, Мерседес Кирпач, Хамза Куртович, Вили Виорел Пэун, Фатих Сарасоглу, Ферхат Унковвар, Калоян Велков, Яна Л. и Кевин С. Адвокат Петржик закончила свои слова, заявив: “Говорить о ‘пресечении на корню’ уже недостаточно.Мы уже в гуще событий. И мы должны сделать всё возможное, чтобы в этот список не попали новые имена.”

Заключительные аргументы адвоката Марка Лупшица: “Mir záynen do” – “Мы здесь” 

Адвокат Марк Лупшиц, как один из юристов, представляющих соистцов, в своих заключительных аргументах сослался на пострадавших от нападения, которых не было в зале суда: “Наш долг – дать им право голоса здесь, в конце судебного процесса”. Он отметил, что зачастую не страх мешал им присутствовать в судебном зале, а скорее стремление выразить неуважение подсудимому, а также, с другой стороны, доверие к правовой системе и обществу. Адвокат Лупшиц продолжил: “Их здесь нет потому что они были там, в синагоге”. Он отметил, что они борются против подсудимого и ему подобных. Их повседневная жизнь связана с этой борьбой – они всегда готовы бороться с бесчеловечностью.  

В заключение Лупшиц процитировал строчку из партизанской песни на идише “Zog nit keynmol”: “Mir záynen do” – “Мы здесь”. Лупшиц отметил, что это “мы” в утверждении “Мы здесь” охватывает всех здесь, в суде, как людей, непосредственно пострадавших, так и свидетелей или наблюдателей, как сторонников, находящихся напротив здания суда, так и всех других. 

Заключительная речь адвоката Кати Ланг: “Этот процесс вскрыл раны и потребовал больших усилий со стороны большинства пострадавших.”

В своих заключительных аргументах адвокат д-р Кати Ланг, одна из представительниц соистцов, заявила, что подсудимому не удалось сделать судебный процесс своей платформой – не в последнюю очередь из-за убедительных заявлений многих соистцов. Она отметила, что некоторые средства массовой информации учли просьбу соистцов не упоминать ответчика по имени и не публиковать его изображения. Затем адвокат Ланг рассказала о Яне Л. Как и Кевин С., она была наиболее уязвима в момент нападения и умерла, столкнувшись с преступником напрямую. По словам Ланг, подсудимый убил Яну Л. из женоненавистнических мотивов и разочарования по поводу своей “неудачи”. Подсудимый убил женщину, которая “осмелилась с ним заговорить”, сказала Ланг. Адвокат с явной критикой отозвалась, о том, что Яна Л. осталась “без лица” в данном судебном разбирательстве; почти ничего о жизни и личности Яны Л. не было включено в дело. По словам Ланг, всё могло быть совершенно иначе.   

Затем адвокат Ланг обратилась к схеме предполагаемых врагов, используемой подсудимым. Она стала особенно очевидна, поскольку обвиняемый извинился только перед М.Р. По словам Ланг, М.Р. оказался единственным человеком, которого обвиняемый не отнёс ни к категории “внешнего врага”, как евреев или мусульман, ни к категории “внутреннего врага”, как посетителей закусочной Kiez-Döner или людей, на которых он напал в Видерсдорфе, или полицейских, которые, с его точки зрения, пытались помешать его борьбе.

Адвокат Ланг: “Яна Л. и Кевин С. мертвы. Ничто не может заполнить пустоту, которая осталась после них.” Кроме того они погибли, потому что обвиняемый не выполнил свою главную цель – убить евреев, празднующих Йом Кипур в синагоге. Многие из пострадавших присоединились к суду в качестве соистцов и сделали впечатляющие и убедительные заявления: “Благодаря им, этот судебный процесс так много открыл. Но это также бремя для выживших. Этот процесс вскрыл раны и потребовал больших усилий со стороны большинства пострадавших.”  Адвокат Ланг также упомянула “героическое повествование о ‘немецкой дубовой двери’, созданной немецким столяром”. Она указала, что это не соответствует объективным обстоятельствам и рискам, которые были обнаружены в ходе судебного разбирательства: в то время как дверь и закрытый вход препятствовали проникновению преступника, взрывчатка, переброшенная через стену, могла привести к летальному исходу. Адвокат Ланг подчеркнула, что дверь не принесла бы никакой пользы, если бы эти зажигательные устройства пробили окна или если бы кто-то находился за пределами синагоги. Она подчеркнула, что суд не должен становиться площадкой для “хорошей Германии”, это было бы совершенно неуместно. 

Ланг затем снова указала на то, что антисемитизм и правоэкстремистская идеология имели место в семье преступника и заметила, что это является обыкновенной реальностью как в Саксонии-Анхальт, так и во многих других частях страны. Поступок подсудимого стал возможен в социальной среде, в которой расизм и антисемитизм считаются приемлемыми в повседневной жизни. Она подчеркнула, что решение ХДС в Саксонии-Анхальт объединить усилия с АдГ, в которой теперь доминирует “национальное крыло”, в решении вопроса о плате за лицензию на общественное телевидение отражает нынешний социальный контекст в этой федеральной земле. Адвокат Ланг рассказала о гневе и упреках, высказанных многими соистцами в адрес властей, ответственных за обеспечение безопасности. Адвокат Ланг: “Никто не заявляет об умысле, но когда службы экстренной помощи “нумеруют” евреев, разлучают родителей и детей, когда высмеиваются религиозные обряды, когда полицейские в форме стоят рядом с евреями, которых заставляют перепаковать имущество, в  случае с пищей для прерывания поста, вы можете себе представить, какие образы могут возникнуть у потерпевших.” 

По словам Ланг, недостатки следствия продолжились и в зале суда. Однако, все пострадавшие сумели сформировать узы солидарности друг с другом, они объединились, а ведь именно эту сплочённость подсудимый пытался искоренить: “Выжившие из синагоги и из закусочной ‘Kiez-Döner’ заявили о том, что как они здесь были, есть, так они здесь и останутся. Жизнь евреев и мигрантов это часть местного общества и ей она и останется.”  

Заключительная речь адвоката Геррита Онкена: “Подобные обобщения или патологизация были бы проявлением глупости и неуважения по отношению к жертвам.”

Затем с заключительным заявлением выступил адвокат соистцов Геррит Онкен. В своей речи, он рассмотрел идеологические взгляды исполнителя теракта в Галле. По мнению Онкена, подсудимый со своим “умственным мусором” придерживается новой формулировки того, что ранее описывалось как “расовое самоубийство” и “смерть нации” . Ссылаясь на эксперта д-ра Матиаса Квента, адвокат Онкен отметил, что идея всемирного еврейского заговора, предполагаемой разрушительной еврейской силы, которая якобы работает над тем, чтобы уничтожить “белых людей” или “истинный немецкий народ”, является частью исторической традиции, которую можно описать только как антисемитизм, расизм, а также фашизм. Онкен указал, что следы этой идеологии можно найти в терактах в Крайстчерче, Осло и Утойе, в нападении на торговый центр “Olympia” в Мюнхене и в случае с NSU. Адвокат Онкен подчеркнул, что антисемитская и расистская идеологии тесно связаны и не могут рассматриваться изолированно друг от друга. Он также говорил о “логике дегуманизации”.       

В частности, Онкен обратился к фантазии о заговоре “Великой замены”, которая циркулирует по всему миру, подчеркнув, что в своей устойчивой преемственности она лежит в основе глобального возрождения расистской идеологии. Он отметил, что нападение в Галле было не только актом “ненависти, насилия и террора” или ещё одним проявлением “экстремизма”, и что это определенно не было актом “сумасшедшего”: “Подобные обобщения или патологизация были бы проявлением глупости и неуважения по отношению к жертвам: дело в том, что эти жертвы не взаимозаменяемы в глазах расиста.” Подсудимый не убивал без разбора – наоборот. Адвокат Онкен поблагодарил соистцов и свидетелей, которые в ходе судебного разбирательства “бесстрашно столкнулись с преступником лицом к лицу и, таким образом, расширили пространство для голосов пострадавших и заглушили голос преступника. 

Заключительные аргументы адвоката Антонии фон дер Беренс и заявления её клиентов: “Первое нападение произошло в ноябре 1938 года, второе – в октябре прошлого года, в еврейский праздник Йом Кипур.”

Антония фон дер Беренс была последним адвокатом, представившей заключительные аргументы в этот день слушания. Сначала она зачитала заявление одной из соистцов, которую она представляет, где подчеркивается исторический контекст устоявшейся преемственности антисемитизма. В заявлении отмечалось, что было два нападения на две синагоги в Галле и на евреев в этих синагогах, оба были совершены на девятый день осеннего месяца: “Первое было совершено в ноябре 1938 года, во время ноябрьского погрома, второе – в октябре прошлого года, в еврейский праздник Йом Кипур. Именно из-за этих двух атак мы здесь.” Далее в заявлении подчеркивается, что между двумя атаками существует идеологическая связь – антисемитизм.  

Бывают времена, когда начинает распространяться представление о том, что все, что считается “чужим”, должно быть уничтожено: “Именно это произошло в Галле. Нападению подверглось всё,что считалось “чужим”, в том числе закусочная ‘Kiez-Döner’.” Соистец отметила в заявлении, что она многое узнала о немецкой культуре памяти, и в этом контексте она всегда слышала слова “Больше никогда!” (“Nie wieder!”): “Эта идея ‘больше никогда’ разрушилась”. Она заявила, что после нападения у неё было много вопросов, на некоторые из которых были даны ответы, но многие остались нерешенными. Один из этих вопросов был: “Сколько людей должно умереть и сколько людей должно опасаться за свою жизнь, прежде чем “большинство” поймет, что ненависть к меньшинствам не исчезла?” В заключение она пишет: “Молчание по поводу антисемитизма и правого экстремизма должно быть нарушено. “Большинство” должно способствовать этому. Два нападения – это уже на два больше, чем допустимо. Не позволяйте их числу увеличиться.”       

[Полная версия этого заявления на немецком: https://www.halle-prozess-report.de/2020/12/01/schlusswort-einer-ueberlebenden-aus-der-synagoge-verlesen-am-1-dezember-2020-in-der-hauptverhandlung/]

Джереми Боровиц: “Каждый несёт ответственность за построение лучшего и более справедливого общества: мы должны говорить; мы должны действовать!”

Затем адвокат фон дер Беренс зачитала заявление раввина Джереми Боровица, в котором он пишет, что он теперь всегда и везде носит кипу и что он повсюду сталкивается с враждебностью, даже оскорблениями, пошлостью и нападками. В заявлении отмечается, что это изнурительно, но самое худшее в антисемитских атаках – это то, что другие люди смотрят в сторону. Боровиц пишет, что ему было интересно, что пошло не так с воспитанием преступника и сказал ли ему кто-нибудь, что его мысли и поступки были неправильными. Казалось, что только ненависть, кипящая внутри, могла перерасти в такой поступок. Ссылаясь на ненадлежащее поведение полицейских, которые относились к пострадавшим скорее как к подозреваемым, чем как к жертвам нападения, Боровиц отметил, что он узнал в этом “продолжение немецкой стратегии” – говорить, что подобного здесь произойти не может, даже в тот момент, когда это происходит. Он выразил сожаление по поводу отказа немецкого общества взять на себя ответственность в этом контексте и отметил, что каждый несет ответственность за построение лучшего и более справедливого общества: “Мы должны говорить; мы должны действовать!”

Адвокат фон дер Беренс также утверждала в своем собственном заключении, что нападение в Галле и последующее судебное разбирательство часть серии, также включающей в себя нападения в Крайстчерче, Повейе, Эль-Пасо и Беруме. Адвокат фон дер Беренс затем раскритиковала, в частности, органы безопасности и их поведение в отношении многих пострадавших. Кроме того, она подчеркнула, что, несмотря на то, что отрицательный опыт общения с полицией был описан практически во всех свидетельских показаниях, описание положительного опыта в больнице было столь же последовательным. Что примечательно, в документах по делу нет почти никакой информации об обращении полиции с потерпевшим, независимо от места преступления. Однако эффект такого обращения остаётся с людьми. Большинство инцидентов нельзя объяснить хаосом, стрессом или чрезмерной нагрузкой на задействованных полицейских: “Почему стресс должен мешать ребенку воссоединиться с родителями, которые только что пережили теракт? Зачем были обысканы карманы потерпевших? Почему свидетеля, который внес существенный вклад в нахождение преступника упрекали и сказали, что ‘это работа полиции’, а не поблагодарили за предоставленную информацию?” Фон дер Беренс отметила, что единственное возможное объяснение такого поведения – это авторитарное мышление полиции, рассматривающей граждан и даже жертв самых серьезных преступлений как, в некотором смысле, всегда находящихся на расстоянии волоска от совершения правонарушения или преступления, и в этом ключе, сочувствие противоречит выполнению полицейской работы. Так, поведение полицейских по отношению к оставшимся в живых евреям сочетается с явным, а иногда и вопиющим невежеством, и тогда становится заметна существующая (очень) тонкая грань между этим отношением и антисемитской враждой.  

“Поведение полиции усугубило воздействие нападения”

Обращаясь к вопросу о том, почему так много внимания уделяется поведению полиции, адвокат Антония фон дер Беренс отметила, что, по крайней мере, что касается её клиентов, они всю свою жизнь знали о Холокосте, угрозе антисемитизма и о старых и новых нацистах. Понимая, что абсолютной безопасности не бывает, они всего за несколько месяцев до преступления сознательно решили жить в Германии и вести еврейскую жизнь в Берлине. Она отметила, что они, однако, не знали, что община в Галле не была обеспечена полицейской защитой, которая необходима для существования еврейской жизни в Германии, а также они не знали, что полиция не способна должным образом отреагировать на преступления и дать людям ощущение, что они могут положиться на сотрудников полиции. Она подчеркнула, что вместо этого было стойкое ощущение того, что полиция бросила их в беде. По словам адвоката фон дер Беренс, это не только “реактивировало” травмы, но и вызвало новые потрясения, и – хотя и не намеренно – “поведение полиции усугубило воздействие нападения”. Она отметила, что у этого ощущения невозможности без колебаний обратиться в полицию есть и другая причина, а именно степень распространенности откровенно расистских, антисемитских и анти-мусульманских взглядов среди сотрудников. В этом контексте адвокат фон дер Беренс упомянула, например, о связях между NSU 2.0 и полицией в Гессене. 

Опровергая формулировку, использованную федеральным прокурором Лозе в его заключении, когда он заявил, что считает совершенное нападение направленным против “всех нас”, адвокат фон дер Беренс заявила, что люди, относящиеся к большинству не испытали такого же чувства незащищенности и страха просто потому, что в ходе этого нападения были задеты их ценности и представления об обществе. Кроме того, если “большинство” действительно чувствуют себя жертвами, это также может привести к отрицанию конкретного опыта людей, пострадавших от антисемитского и расистского насилия, и послужить средством для снятия с себя ответственности.

23-й день слушания, 2.12.2020

23-й день судебного разбирательства по делу об антисемитском и расистском нападении оказался недолгим. Четверо адвокатов, представляющих соистцов, в том числе представителей еврейской общины Галле, которые обеспечивали безопасность в синагоге в день нападения, и тех, кто представлял пару, подвергшуюся нападению в Видерсдорфе, зачитали свои заключительные аргументы.

Заключительная речь адвоката Аси Левин: “Страх заканчивается для меня здесь и сейчас!”

Первой с заключительной речью выступила адвокат Ася Левин. Она задалась вопросом о том, что сделало этот судебный процесс таким особенным, что за его развитием наблюдает весь мир. Адвокат Левин отметила, что это, очевидно, произошло потому, что в очередной раз было совершено нападение на синагогу в Германии, стране, ответственной за убийство 6 миллионов евреев. Она подчеркнула, что даже к концу судебного разбирательства невозможно было подробно выяснить, как это могло произойти, в том числе потому, что семья обвиняемого воспользовалась своим правом отказаться от дачи показаний. По мнению адвоката, родители подсудимого несут пусть не уголовную, но всё же моральную ответственность. Мать слишком долго обеспечивала сына, не устанавливая никаких границ в отношении его расистского поведения, в то время как его отец не заметил, что его сын собирал оружие под его собственной крышей. Она упомянула, что у обвиняемого было слишком много времени в течение дня, чтобы возиться с имиджбордами и искать оправдания своим неудачам. Адвокат Левин: “Проснитесь, г-н подсудимый, и взгляните в лицо фактам. Никто из представителей того, что Вы называете “расой”, не хочет быть защищенным Вами. Война и враги существуют только в Вашей голове.” Левин подчеркнула, что, по её мнению, обвиняемого не следует даже упоминать в одном ряду с его образцом для подражания, потому что даже это было бы слишком большой честью. Подсудимый не добился того, чего хотел, как раз наоборот. Она подчеркнула, что соистцы-евреи смогли рассказать о своем опыте в ходе судебного разбирательства и смогли рассказать о том, как Холокост повлиял на их семьи, вопреки утверждениям о том, что Холокоста никогда не было. Многие соистцы описали, как они пережили прилив солидарности, поэтому они решили остаться здесь, “где уважают все религии, если они принимают нашу правовую систему.”  Левин: “Несмотря на Ваше преступление, еврейская жизнь в Германии процветает; Евреи не живут в подполье; как уверенные в себе граждане нашей страны они пользуются своим правом выступать в качестве соистцов.” Левин убеждена, что обвиняемый проиграл во всех отношениях. 

Далее она заявила, что в тюрьме он должен будет соблюдать строгие тюремные правила, зная, что он разрушил жизнь своих родителей и что его племянник будет стыдиться его. Его действия не были ни храбрыми, ни героическими, а трусливыми и достойными презрения: “Никто никогда не вспомнит о Вас. Люди будут вспоминать этот судебный процесс, как доказательство верховенства права в Германии.” Во время суда немцы, евреи, мусульмане и PoC (People of Color) встречались и “разговаривали друг с другом, а не друг о друге, по крайней мере, в большинстве случаев”. Левин обратилась к общественности: “Если вы сталкиваетесь с расизмом и антисемитизмом в любой форме, пожалуйста, поймите, что это касается и вас, почувствуйте ответственность, покажите, как сильно вы не выносите людей, как он, которые травят людей, если они разговаривают на другом языке”. В заключение, Левин отметила, что в день нападения она находилась в синагоге в Берлине и праздновала Йом Кипур. Вечером она получила многочисленные выражения солидарности от друзей и знакомых со всей Германии; она чувствовала большую моральную поддержку: “Как и Молли С., я хочу сказать: страх для меня кончается здесь и сейчас!”     

Заключительная речь адвоката Юрия Гольдштейна

После перерыва для проветривания помещения адвокат Юрий Гольдштейн выступил с заключительной речью. Свои заключительные аргументы он начал с цитаты одного из клиентов, которого он представляет в этом разбирательстве: “ ‘Я никогда не мог подумать, что такое может случиться со мной в Германии в 2019 году’. Это были слова моего клиента в тот вечер, когда было совершено нападение.” Адвокат Гольдштейн рассказал, что ему самому прислали видеозапись преступления в тот же день и он не мог предположить, что это могло было правдой. Гольдштейн заявил, что это нападение было одним из самых ужасных антисемитских преступлений в послевоенной Германии, “преступлением против всех нас”. Он указал, что суд пролил свет на тему антисемитизма в его наиболее острой и уродливой форме. По словам Гольдштейна, ненависть обвиняемого к еврейским согражданам, его намерение убивать людей – вот почему обвиняемый должен быть приговорен к пожизненному сроку за убийство с последующим превентивным заключением, хотя на самом деле по-настоящему справедливого наказания за такое преступление не существует. Гольдштейн: “Эти люди, которые приехали в Германию, чтобы стать частью немецкого населения, чтобы обеспечить процветание еврейской жизни – они все были бы сейчас мертвы.” Гольдштейн отметил, что одного убийца всё-таки добился: тема антисемитизма снова оказалась в центре внимания. Также ему удалось добиться, что и здесь, в ходе судебного разбирательства, мы столкнулись с проблемой злоупотребления антисемитизма со стороны правых и левых. Подсудимому также удалось добиться того, чтобы “латентный антисемитизм разыгрывался и в зале суда”. Люди должны разговаривать друг с другом – этого требовал свидетель Валентин Л. Адвокат Гольдштейн отметил, что “разговор” был ответом, который не пришел в голову эксперту: “А почему нет?” Вместо этого обвиняемому была предложена платформа, а это нельзя было допускать. Адвокат Гольдштейн подчеркнул, что не должно быть платформы для главного героя-антисемита, “и на этом, здесь, эта платформа закроется.”

Он также подчеркнул, что в ходе судебного разбирательства необходимо отдать должное тем, кто своими действиями и трудом предотвратил худшее, например, столяру из Дессау. Адвокат Гольдштейн подробно рассказал о двери во двор синагоги, которая выдержала выстрелы подсудимого, и о столяре, который её сделал: “Хорошая работа окупается” . [Пока Гольдштейн говорил о двери, некоторые соистцы покинули зал суда. Повествование о двери ранее неоднократно подвергалось критике со стороны соистцов, в том числе Наоми Х. и совсем недавно – в заключительной речи адвоката Кати Ланг]. Клиент Гольдштейна сказал, что каждый выстрел был выстрелом в сердце. Адвокат заявил, что намерением его клиента было обогатить и развить еврейскую жизнь в Германии, “и подсудимый не отнимет у него этого”.  

Адвокат Гольдштейн отметил, что в отчете о судебном разбирательстве неоднократно проводились сравнения, которые он считает неточными. Он заявил, что любой, кто приравнивает это нападение к Холокосту или ставит обвиняемого на один уровень с его кумирами, похоже, что-то неправильно понял. Он отметил, что это может привести к релятивизации событий и может “открыть дверь экстремистам справа и слева к преуменьшению последствий антисемитизма”. Он добавил, что людям, подобным бывшему зятю обвиняемого, необходимо помочь и их нужно вытащить из “этих кругов”, чтобы в следующий раз они громко протестовали, столкнувшись с антисемитизмом.   

По словам Гольдштейна, председатель Общей Конференции Раввинов Германии, говоря о нападения и судебном процессе, заявил, что это не только вопрос действий, предпринятых политиками, но и что каждый должен заглянуть внутрь себя и признать свой скрытый антисемитизм и бороться с ним. Один вопрос, который задавался на разных этапах процесса, но так и остался без ответа: как стать ярым антисемитом и мизантропом? Гольдштейн выразил сомнение в том, что синагоги нуждаются в защите со стороны полиции. Однако, если эти синагоги невозможно защитить даже из-за нехватки персонала или материалов, если ответственные лица не осознают опасности, тогда  “у нас может быть более серьезная социальная проблема, чем мы думали.” То, что многие из присутствующих выражают надежду “соединить немецкую и еврейскую культуры”, придает “смелости и уверенности.” В заключение адвокат Гольдштейн процитировал федерального президента Штайнмайера: “Недостаточно осудить нападение, подобное тому, что было в Галле, и затем вернуться к обычным делам. Мы все должны занять твердую позицию. Мы должны показать, что не потерпим никаких форм антисемитизма, будь то старый, новый, левый или правый, мы должны активно бороться с ним.”   

Заключительная речь адвоката Катрин Калвейт: “Что делаешь ты, чтобы твой сын не стал преступником”

Затем с заключительными аргументами выступила адвокат Калвейт, представляющая соистца, организовавшего поездку группы из Берлина в Галле. Она начала с цитаты из знаменитой речи Рихарда фон Вайцзеккера от 8 мая 1985 года, в которой он заявил, что не существует коллективной вины – виноват каждый лично. Она отметила, что её клиент чувствует себя виноватым из-за того, что организовал поездку, но он не виноват. Все они хотели праздновать Йом Кипур, все они стали жертвами подлого преступления, совершенного подсудимым в этот святейший праздник, все они пострадали, они остались в синагоге без какой-либо информации, не зная, что происходит снаружи. Все они вышли из синагоги, чувствуя себя обремененными и покрытыми шрамами, но живыми.

Она отметила, что её клиент, однако, также был укреплен и набрался сил, благодаря солидарности, сплоченности и вере в Бога. Адвокат Калвей заявила, что при этом ей самой во время судебного процесса было невыносимо трудно видеть слёзы пострадавших и их членов семьи, но, прежде всего, было невыносимо слушать речи обвиняемого. Адвокат Калвейт отметила, что она тоже чувствует себя виноватой, потому что она тоже была частью немецкого общества. Она заявила, что она спрашивает себя, достаточно ли она сделала, достаточно ли выслушала, задала ли она правильные вопросы и дала ли правильные ответы. Она спрашивает себя: “Что делаешь ты, чтобы твой сын не стал преступником? Делаешь ли ты достаточно, и что вообще значит ‘достаточно’? Что мы делаем, для того, чтобы подобное не повторилось?”

Адвокат Калвейт впоследствии затронула, среди прочего, юридический вопрос о намерении нападения на синагогу и еще раз подробно объяснила, почему утверждение обвиняемого о том, что он не знал, является ли синагога действующей или только историческим памятником, было утверждением, разработанным исключительно для его защиты в суде. Адвокат Калвейт отметила, что подсудимый явно не способен к сочувствию и социальному поведению, не умеет вступать в дискуссию и не может различить доказанные факты от теорий заговора, а также в нём отсутствует любая эмоциональная теплота. Она подчеркнула, что, однако, он ни в коей степени не ограничен в своей способности различать добро и зло, и что нет сомнения в его дееспособности. 

Адвокат Калвейт спросила: “Какой ответ мы хотим дать обвиняемому?” и отметила, что ответ действительно существует, а именно статья 1 Конституции: человеческое достоинство неприкосновенно. Адвокат Калвейт обратилась к подсудимому и объяснила, что в статье 1 Конституции не проводится никаких различий по признаку происхождения, цвета кожи, религии или пола. Калвейт: “Поэтому и для Вас и не предусматривается смертная казнь, потому что Ваше человеческое достоинство также неприкосновенно.”   

Заключительные речь Флориана Файги: “О Вас будут вспоминать, как о безымянном блеклом огоньке”

Последним с заключительной речью выступил адвокат Флориан Файги, представляющий пару, которую обвиняемый, в попытке скрыться, серьезно ранил в деревне Видерсдорф, недалеко от Галле. Адвокат Файги объяснил, почему элементы покушения на убийство объективно присутствовали в преступлениях, совершенных против его клиентов, и почему нет оснований считать, что имело место, так называемое, прекращение преступления. Затем, он обратился к подсудимому: “Ваше преступление, нападение в Галле не будут забыты, но не так, как Вам бы этого хотелось, это Вы, возможно, уже поняли. О Вас будут вспоминать, как о безымянном блеклом огоньке, окутанном целым клубком мифов о заговоре”. 

Адвокат Файги сравнил обвиняемого с “деревенским дурачком”, который всегда сидит один за столом в кабаке и, возможно, раз в месяц присоединяется к остальным, подходя к их столу, чтобы рассказать им о своих теория. Сегодня “деревенские дурачки” могут обмениваться идеями друг с другом в Интернете. Он отметил, что у обвиняемого скоро будет много свободного времени, и тогда, возможно, ему следует вместо того, чтобы заниматься мифами о заговоре, взглянуть на историю этих мифов: “Возможно, тогда Вы узнаете, в каком заблуждении Вы находитесь.” Адвокат Файги призвал обвиняемого отказаться от своего права на последнее слово в суде: “Избавьте нас от Вашей церебральной диареи” . В заключение, адвокат Файги раскритиковал тот факт, что некоторые соистцы покинули зал суда во время заключительной речи адвоката Гольдштейна.