Клоун С Грустными Глазами Из Казино

Сергей Просвирнин родился под Иркутском, окончил Государственное училище циркового и эстрадного искусства, работал в Москонцерте, Цирке на Цветном бульваре, снимался в кино, в том числе в сериале «Подари мне жизнь» у классиков советского кино Владимира Краснопольского и Валерий Ускова. Нам удалось поговорить за час до представления в цирке на Фонтанке, когда на манеж вышли клоуны из Италии, Бразилии, Мексики,  разных российских городов. 

- Чем отличается техника драматического артиста от того, что делает клоун?

- Возьмем любую драматическую роль. Гаев из «Вишневого сада» всегда будет Гаевым в любом городе. В цирке все по-другому. То, что в Петербурге  не пройдет, может пользоваться колоссальным успехом в Уссурийске, потому что социальный уровень публики абсолютно разный. Нужно постоянно перестраиваться, менять  трюки,  внутреннее состояние. Я не жонглер, не эквилибрист, не эксцентрический клоун. У меня все-таки актерское начало. Сейчас не беру в расчет владение музыкальными инструментами. У меня плотный гастрольный график, какого нет в театре. Если драматические актеры привезут «Вишневый сад» в Уссурийск, то к ним придет горстка людей – директор дворца культуры, сотрудники местного театра и его любители. У нас же публика разношерстная. Но в Петербурге, Москве, Казани и Екатеринбурге она, в основном, интеллигентная, продвинутая. А в некоторых городах приходится работать совершенно по-другому, делать номера иначе, потому что там твоя реприза не пройдет. Там публика привыкла к другим хохмам. Поэтому ты всегда разный, зависишь от публики. Сегодня пришли дети, завтра – инвалиды, послезавтра – смешанная публика и даже, образно говоря, первый ряд купили новые русские.  С учетом этого и  работаешь. В театре ты ни вправо, ни влево от текста уйти не можешь. А в цирке можно работать и без него. В этом плане тебя никто не лимитирует. 

- То есть вы сам себе режиссер?

- Сейчас да, а раньше нет. Я выпускался в училище у Бориса Александровича Бриева, который вместе с Юрием Беловым выпускал когда-то Леонида Енгибарова. Потом работал с Виктором Львовичем Плинером уже в цирке на Цветном бульваре,  с Сергеем Андреевичем Каштеляном, выпускавшим меня на эстраду. Я имел возможность наблюдать за тем, по каким принципам он работает, от чего отталкивается. Сейчас уже  сам могу сказать, кто делает правду, а кто неправду. Видите, вот там стоит Виктор Франке (участвовал в программе  «Лучшие клоуны мира» в комическом дуэте Franke&Franke – С.Х.)? Он очень сильный, работал в Цирке на Цветном бульваре режиссером, очень дружил с Никулиным. Просто он не карьерист. Я могу что-то подсказать своему сыну, если он неправильно делает какие-то вещи: здесь ты переигрываешь,  потерял пластику, поправился,  потому что стал сладко жрать. В этом смысле я сам себе режиссер, чувствую, как надо сделать. Главное - не переборщить, чувствовать планку, иначе катастрофа. У меня есть реприза «Балет», где я переодеваюсь в женский наряд. Сейчас только ленивый не переодевается в женщину. В связи с этим пришлось вообще от  этой клоунады в России отказаться, поскольку прочитывается она определенным образом. Когда шоу на льду, я ее делаю, потому что она звучит как пародия на фигурное катание. А на Западе показываю на сухом манеже, и она здорово проходит, не вызывая ненужных ассоциаций. А здесь, стоит только сделать накладки на грудь, начинается  бог знает что. Хотя «Балет» -  классическая клоунада, над которой я работал с танцовщиком Большого театра Евгением Зерновым.  

- Клоун по своей природе - одиночка?

- По жизни или в манеже? Если в манеже, то все зависит от того, как ты работаешь. Солист работает один, а если ты в паре, то в паре. Что же касается жизни, то у меня работа на первом месте, а семья потом. Всю жизнь работаю, работаю, работаю. Клоуну приходится принимать пощечины не только в манеже, но и в жизни. Недавно умерла моя мама, а у меня спектакль, и надо выходить и хохотать.

- Может, в этом спасение?

- Нет, боже упаси. Это такой нервный надрыв. Не хочу сравнивать свои страдания с тем, что переживал Гамлет, но бывает так, что ничего не хочется, а надо выходить. Люди же купили билеты. Только после ти стал осмысленно относиться к таким вещам. Я не говорю, что все, как у Чаплина, что все мы грустные в жизни. Совсем нет. Я, например,  матерщинник люблю  на  рыбалку и спорт. Мог бы уйти в кино, но им нужно серьезно заниматься. У меня были какие-то эпизодики , где-то я мелькал, но если все делать по-настоящему, то надо с цирком завязывать и сосредоточиться на кино. Также и с эстрадой. Регина Дубовицкая мне сказала: «Просвирнин, ты единственный, кого я так зову». А я все откладывал на завтра, так и не отснялся  в «Аншлаге». Хотя люблю поговорить, можно было бы и попробовать. У Петросяна несколько раз снимался. 

- Есть ли у клоуна лимит времени? Во сколько можно начинать и когда заканчивать?

- Начинать нужно как можно позже. Помню, как поступал в училище циркового и эстрадного искусства после восьмого класса. Мне было 14 лет. Меня не брали. Ну, какой я был клоун? Ребенок малеванный! Что же касается финала клоунской карьеры, то надо  смотреть на состояние здоровья. Почувствуешь, что из тебя песок начинает  сыпаться, что встаешь при помощи руки с колена, значит  надо валить. В этом плане Юрий Владимирович Никулин для меня пример. Мне повезло поработать с ним в одном коллективе, и  стать свидетелем того, как его провожали на заслуженный отдых. Это было в Калинине, нынешней Твери. Он сказал: «60 лет. Все! Ухожу». Хотя Карандашу было 83, а он продолжал работать. Для меня тогда это было, как сейчас Уже все было не очень хорошо, наверное,  надо было в 70 лет уйти. Но, опять же, все  зависит от репертуара.  Дядя Женя Майхровский до сих пор работает, а ему за   Молодец! Сейчас уже  его внуки работают. Я его обожаю. Пять реприз делает. У меня тоже ноги болят. Не знаю, сколько еще протяну. Чечетку пока отбиваю. На барабанах можно работать,  сколько бог отпустит. Мне 61 год, и 43  из них я  в цирке. 

- Чего вам не хватало в начале пути? Внутреннего трагизма?

- Скорее сентиментальности. Мы же никого не режем, не убиваем, не душим. Осень какая-то должна быть в душе, хотя я ее почему-то не люблю. Она ассоциируется у меня со слякотью и дождем. Не знаю, как это объяснить. Какие-то звездочки должны быть в голове, теплота. У меня в финале репризы «Балет» герой уходит, и балерина остается одна. И тут может навернуться слеза. Зал замирает, особенно в Южной Америке.  

- А когда вы поступали, ничего подобного не было?

- Не было нужного состояния. Ни о чем таком я понятия не имел. Этого состояния надо достичь хотя бы к 22 годам. Моя мама всю жизнь работала директором во дворце культуры, и я занимался в цирковом и танцевальном кружках. Поехал в Москву, узнав про цирковое училище. Приехал туда, все перекрыто, милиция. Думал, что-то случилось. А это столько народа поступало.

- Как же вы один жили в Москве, да еще в таком юном возрасте?

- Пока учился, подрабатывал в министерстве тяжелой металлургии завхозом, выдавал лопаты, метлы. Жить-то на что? Я приехал за пять с половиной тысяч километров. Почему часто говорят о службе в армии, как о каком-то рубеже? Потому что это опыт. А я в армии не был, и было немного сложно. Мне предлагали поступить в ансамбль песни и пляски им. Александрова. Им нужен был чечеточник, и они за мной охотились. А потом мой друг сказал: «Пошли в Театр Советской армии. Там вообще клёво. На вахте будешь сидеть, а вечером играть». А что играть? Произносить реплику «Товарищ капитан»? Дальше -  автоматная очередь. Ты упал, и тебя за сапоги утащили. Мне жаль было на это тратить  два года. 

- Каким должен быть клоун – тонким или толстым, большим или маленьким? Габариты имеют значение?

- Каким угодно. В зависимости от амплуа. Я всю жизнь был таким, как сейчас. Худым не был. Мой рабочий вес – кг. Знаю клоунов с большим весом, которые от этого и плясали. Все зависит от репертуара и внутреннего состояния.

- Амплуа существует?

- Конечно. Может быть, это недотёпистый, начавший выпивать интеллигент.

- Опустившийся интеллигент?

- Нет! Не опустившийся, а только начавший. Внутри у него звучит джазик . Если я работаю в музыкальном номере, то на мне фрак, манишка. Филармонический вариант. Я постоянно что-то поправляю, выходя к микрофону со смычком, брюки, например. Сразу не поймешь, зачем это делаю. Я выступал в Монте-Карло в казино. Кто-то из наших приехал, увидел мой номер и сказал: «Ну, что ты там яйца поправляешь?»  И я  перестал это делать. Подошел хозяин и спросил: «Почему ты это не делаешь? Обязательно делай. Это публику берет». А зал действительно хохотал.   

- Долго вы работали в Монте-Карло?

- Фестиваль там идет две-три недели. Один раз я на нем побывал и получил контракт на год. Работал там не в цирке, а в казино, в варьете где-то  в  году.    Было трудно. Без машины там никуда. Сделал шаг  – евро, в туалет сходил  – два. В казино все устроено иначе, чем в цирке. Там другие костюмы и хохмы, зрители рядом, смотришь глаза в глаза. Все очень близко, и работать нужно ярче, даже  немного вульгарно. 

- Многое пришлось освоить в жизни самостоятельно? Вы же выходите с разными музыкальными инструментами.

- У меня папа – музыкант. И я пацаном немного играл на баяне. А  потом  сам освоил саксофон и кларнет. Люблю джаз. Однажды мне нужно быдо сделать джазовый этюд, и я обратился к другу и гитаристу ансамбля «Песняры». Он мне что-то показал, и я репетировал полтора месяца. Потом показал ему, чего достиг. Он такой вальяжный с сигаретой сказал:  «Клёво, чувак». У меня тут же выросли крылья. А он добавил: «Можно выступать у костра». Так что могу отвечать только за барабаны, саксофон, кларнет, а на  гитаре или на фортепиано только для своих аккомпанировать. На заводе есть понятие «трудодни». А в музыке, как  бы это культурно сказать? В общем, взял инструмент, сел на задницу, и чем дольше будешь на ней сидеть, тем лучше результат. В каких бы ты школах и консерваториях не учился, надо много заниматься. Нельзя ребенку ходить в две школы. Это мое глубокое убеждение. Все,  кто  серьезно занимаются на скрипке и рояле,  в обычной школе отстают.  Им ставят оценки,  закрывая на многое глаза, и все об этом прекрасно знают. По восемь часов играть на скрипке, а потом  учить математику невозможно. 

- Сын и внук с вами выступают?

- У меня другого выхода не было. Жена тоже работает в цирке. Когда сын Сережка родился, он постоянно был здесь. Ходить в цирк просто так, бездельничать - это же потерянное время. Сын учился играть на кларнете и саксофоне, занимался чечеткой по пять-шесть часов. Я его забрал из школы. Он учился в экстернате. Внук –  сын моей дочки. Она в другом коллективе работает.  

- Ваша профессия привлекает сегодня молодых?

- Только фанатиков, любящих цирк. Когда я поступал в училище, у нас было с лишним человек на место. Сейчас все по-другому. Но конкуренция в цирке серьезная. Всем нужна работа, клоунам тоже, поэтому всякое бывает. Как в спорте.  

Опубликован в газете "Московский комсомолец" № от 19 января

Заголовок в газете: Цирк — на первое, семья — на второе

L'DORADO, роман о казино

Вместо предисловия

В названии произведения употребляется слово роман, но романом это не является. Вообще считаю, что в данной работе отсутствует какая-либо литературность. Набор выдуманных историй и ничего более. По прочтении я также обнаружил множество ошибок в аналитических выкладках, поэтому у меня имеется просьба к потенциальным читателям - уважаемые любители игры, не забывайте, что все описанное - это не более чем фантазия автора. Спасибо.

hre-nius.

ГЛАВА 1

Казино Bellagio находится на Тверской. Если идти по улице от Пушкинской площади к Маяковской, то примерно посередине. Нужно повернуть налево сразу после книжного магазина, и будет виден яркий, светящийся красными огнями, вход. Выиграл деньги в карты - рядом всегда готовы помочь тебе их потратить. "Легко пришли - легко ушли" - вот девиз многих посетителей казино. Многих, но не всех. К сожалению, приходят деньги далеко не всегда. Гораздо реже, чем уходят. Я из тех игроков, которые выигрывают больше, чем проигрывают. Победы и поражения сменяют друг друга, но в целом я всегда в плюсе. И это дается мне непросто. Я считаю карты на блэкджеке. Тяжелый и кропотливый умственный труд, которому предшествовали месяцы постоянных тренировок. Мой баланс встреч с казино положителен. Игра - это моя работа, выигрыши - моя зарплата. Честно и справедливо заработанная.

Четверг. Десять вечера. Захожу в Bellagio.

- Выньте металлические предметы, - охранник окидывает взглядом.

Вынимаю телефон и зажигалку. Прохожу через металлоискатель. Я внутри. Сдаю куртку в гардероб, иду к кассе и меняю пятьсот долларов.

Поднимаюсь на второй этаж, на первом делать нечего - в одном зале автоматы, во втором покер и блэкджек. Четыре стола, на блэкджеке - шаффл-машины. Такие специальные ящики, в которых постоянно тасуются колоды. Считать бесполезно, у чертовых машинок выиграть невозможно. За этими столами играют те, кто приходит, чтобы проиграть. А я пришел, чтобы выиграть. Поднимаюсь по лестнице, ступени обиты чем-то мягким, шагов не слышно. Никаких посторонних звуков, ничто не должно отвлекать от игры. Только шелест карт и стук шарика по рулетке. На втором этаже маленький зал. Приглушенный свет. Два стола, один для джека, один для покера. На блэкджеке ручная сдача, игра в восемь колод. Стандартные правила, есть surrender на тусе. Тут и ставки побольше, минимальная - десять долларов против пятерки этажом ниже. Сразу играть не сажусь, заказываю минералку со льдом, встаю около стола, наблюдаю.

Свободны только два первых бокса. Четверо играют, еще двое смотрят. Первый игрок - мужчина лет пятидесяти. Мятый коричневый пиджак, нервные трясущиеся руки. Пьет водку, закусывает бутербродом с семгой. Инженер-алкоголик. Всю жизнь страдает от злобной жены и перманентного похмелья. Когда удается заныкать от супруги немного денег, бежит в казино и спускает все подчистую. Играет стандартно для людей с большим опытом. Близко к базе, но не идеально. В тонких ситуациях постоянно допускает ошибки. Не рискует и не перегибает палку. Каждый кон - десять долларов и ни фишкой больше, для такого игрока результат не имеет значения, важно лишь ощущение свободы. Эти два часа, проведенные вдали от жены. Он готов заплатить за драгоценные минуты, и он платит. Немного. Баксов двести. Больше такие не проигрывают.

Второй - мужчина кавказской наружности. На вид около сорока, типичный таксист, эмоциональный и громкий. Комментирует действия игроков за столом. Играет плохо и азартно. Ставит тоже по десять долларов, это минимум на столе. Если проигрывает три раздачи подряд - поднимает до двадцати пяти. Если снова проигрывает, то накидывает еще пятачок. Около него столбик высотой в сто пятьдесят грина, думаю, что это все его деньги. Кавказец подтверждает мою догадку, меняя фишки по пять баксов на одну стодолларовую, когда ему приходит крупный выигрыш. Сразу же бережливо прячет фишку в задний карман джинсов. Через пятнадцать минут, агрессивно матеря дилера, достает ее обратно, меняет на двадцать фишек по пять. И заходит по десятке на бокс. Ему приходит пятерка и тройка, дилеру четверка. Удваивается и проигрывает. С такой игрой по моим подсчетам ему остается не больше десяти минут. Пьет коньяк.

Слева от "таксиста" сидит девушка, достоинства которой исчерпываются длинными ногами. Играет равнодушно и по подсказкам дилера. Второй или третий раз в казино. Курит тонкие сигареты. Такое ощущение, что проигрывает не свои деньги. Точно, так и есть. Встает и идет за покерный стол к своему пожилому спутнику, берет у него фишки на триста долларов и продолжает спускать их в блэкджек. Девушке скучно.

На последнем боксе играет молодой парень. Денег немного, баксов пятьдесят - семьдесят. Рубит точно по базе, один в один, ровно и правильно. Карты не считает. "Инженер" и "таксист" злятся на него, когда он по их мнению запарывает раздачу и дилер набирает двадцать одно вместо перебора. Парень не обращает на них внимания. Пьет виски с колой, курит халявные давыдов лайтс.

Около стола стоят двое. Товарищ "студента" тоже пьет бесплатный виски с колой, по ходу они заехали бухнуть перед дискотекой. Высокий мужчина, коротко-стриженые седые волосы, одет просто, но со вкусом. Внимательно следит за игрой и собирается войти, как только кто-то освободит место. "Таксист" сливает ровно по моему прогнозу, через десять минут. Он хлопает в ладоши, увесисто матерится, встает из-за стола и уходит. Впереди у него бессонная ночь бомбилы, в течение которой он будет отбивать проигрыш. Седой сразу занимает его место, разменивает пять сотен по двадцать пять, заходит на два бокса по четвертаку. Играет по базе.

Я дожидаюсь шаффла и занимаю два первых бокса. Собираю свои фишки в несколько ровных столбиков. Играю на двух боксах по десять долларов. Считаю. Есть несколько систем, чтобы считать карты. "Hi-Opt", "Половинки", "Система Торпа", "Плюс-минус". Смысл этих систем состоит в том, чтобы игроку не приходилось запоминать все карты, которые вышли из колоды. Распространенная схема - "Плюс-минус". Если выпадает двойка, тройка, четверка, пятерка или шестерка, то к текущему счету прибавляется единичка. Если семерка, восьмерка или девятка, то ничего не прибавляется и ничего не отнимается. Если выпадает десятка, картинка или туз, то отнимается единичка. В самом начале счет равен нулю. Например, дилер сразу сдает двойку и пятерку, а себе вальта. Текущий счет равен один плюс один минус один. То есть единице. И так далее. В контрольные моменты игрок делит текущий счет на количество колод, которое осталось, и получает "реальный счет" карт. Чем больше "реальный счет", тем больше шансы игрока на победу. Если "реальный счет" равен плюс десять, то шансы игрока повышаются на семь и четыре десятых процента. Если плюс пять, то на три и тридцать две сотых процента. Это значит, что чем больше счет, тем агрессивнее должен выступать игрок - поднимать ставку, изменять базовую стратегию в зависимости от счета. Самое сложное – это определять "на глазок" сколько карт из восьми колод осталось у дилера. Дело опыта. Счет же и база идут автоматически. Если меня разбудить среди ночи и спросить, какой ход делать, при таком-то счете при таком-то раскладе, то отвечу, не задумываясь.

Два шаффла неудачные. Счет постоянно отрицательный. Поэтому просто играю по базовой стратегии. Бултыхаюсь в нуле. Проиграю баксов пятьдесят, потом выиграю. То плюс, то минус. Когда дилер начинает третий раз мешать карты у меня четыреста восемьдесят баксов. Баланс - минус двадцать. Парень на последнем боксе все проиграл. Они с приятелем допили виски и ушли. "Инженер" выиграл долларов пятьдесят - шестьдесят. Временное явление. Седой так же, как и я, на нулях. За девушкой не слежу. Дилер раскладывает карты в несколько стопок. Тщательно мешает каждую. Потом собирает все карты вместе. Девушка тянет руку, чтобы срезать. Для нее эта самая интересная часть игры. Никто за столом не против. Она довольная срезает. Начинается третий шаффл. Снова играю по минимуму на два бокса. Жду благоприятного расклада. Может так случиться, что сегодня он не наступит. Ничего. Тогда просто поиграю по базе. Если повезет, то что-нибудь выиграю. Может, проиграю. Когда-нибудь счет все равно будет благоприятный. Не сегодня, так в следующий раз.

На глаз определяю, что вышло уже примерно две колоды из восьми. Счет плюс два. Маловато. Жду плюс пяти. Пару раз ловлю блэкджек. Карта идет неплохо. Шестьсот двадцать долларов на руках. Выходит третья колода. Счет плюс четыре. Остается еще чуть-чуть. Я не замечаю ничего вокруг. Все внимание только на картах. Хорошо, что девушка играет плохо и игра постоянно замедляется из-за нее, потому что дилер начинает объяснять, какой ход лучше сделать. Успеваю считать. Не сбиваюсь. Несколько сдач подряд выходят мелкие карты. Счет увеличивается. Меряю взглядом оставшееся число карт в "башмаке". Осталось четыре колоды. Столько же ушло. Счет плюс пять с копейками. Поднимаю ставки на боксах до тридцати долларов на каждом. Две сдачи подряд у дилера перебор. Выигрываю. Счет почти плюс шесть. Поднимаюсь до пятидесяти. На первый бокс приходит четверка и семерка. На второй - дама и туз. У дилера пять. Супер. На первом удваиваюсь. На втором блэкджек - выплата три к двум. В этот кон я зарабатываю сразу триста пятьдесят баксов. А счет тем временем все растет. Прочь страхи и сомнения. Нужно брать свое. И я беру. Выступаю по сто долларов. Как там дела у остальных, мне уже по барабану. Я весь в игре. Чувства накалены до предела. Я наэлектризован. Напряжен. Вот оно - то самое, ради чего люди приходят в казино. То состояние, ощутив которое однажды, ты - на крючке. Попался. Хороший ты игрок или плохой, считаешь карты или нет, мошенник или просто лох - это уже не имеет значения. Сути дела это не меняет. Теперь ты не человек - ты оболочка. Пустая и бесчувственная. И жизнью ты наполняешься только здесь. В этих обитых темным бархатом стенах. В этом тихом царстве игры и азарта.

Седой встает со своего места и подходит ко мне:

- Не возражаешь, если я поставлю на тебя?

- Можно.

Он сгребает свои чипы и ставит по пятьдесят долларов на мои боксы так, чтобы его фишки стояли под моими. Сам отходит в сторону. Это означает, что он просто предоставил мне свои деньги. Я делаю ходы, я решаю брать карту или останавливаться, удваиваться или сплитовать. Если бокс выигрывает, то деньги получаем и я и он. Я - за свою ставку, он - за свою. Если бокс проигрывает, то проигрываем мы вместе. Он просто понял, что у меня пошло. И он прав. Карты выходят из игры, а счет постепенно растет. Когда дилер доходит до засечки, то есть когда в "башмаке" остается две колоды, он интересуется - хотим ли мы добить все до конца или можно перемешать колоды. Я прошу доиграть, еще бы такой отличный расклад. Девушке все равно. "Инженер" кивает. Доигрываем. Дилер начинает мешать колоды. Четвертый шаффл.

Фишки разбросаны вокруг меня, их очень много. С какого то момента я перестал складывать их в столбики. Подсчитываю сколько всего. Тысячи двести сорок долларов. Седой доволен. Он тоже в плюсе. Протягивает мне руку:

- Молодец.

- Стараюсь, - пожимаю руку ему в ответ.

- Хорошая игра, - "Инженер" поворачивается ко мне, поднимает стопку водки и выпивает.

Тем временем дилер закончил перемешивать карты и, игра началась. Вхожу по десять баксов. Счет-то нулевой. Следует несколько неудачных конов. Черная полоса, но это естественно. За взлетами следуют падения, за падениями - взлеты. В картах все как в жизни. Пересижу этот момент на минимуме и потом снова подниму. У пит-босса ворчит рация. Она тихо переговаривается с кем-то, потом что-то шепчет дилеру. Дилер смотрит на меня и произносит:

- Вам отказано в surrender на тузе.

- Почему? - Спрашиваю.

- Без объяснения причин.

- Вот уроды, - ругается инженер и жестом показывает пит-боссу, чтобы принесли водки и бутерброд.

Отказ в surrender на тузе это сразу минус один процент. Другими словами даже счет карт не спасет. Теперь я буду просто проигрывать. Но этого я делать не собираюсь. Двигаю фишки дилеру и прошу разменять на крупные, чтобы не тащить всю эту кучу в кассу. Получаю тысячу двести, встаю и ухожу.

Обмениваю деньги, подхожу к гардеробу, одеваю куртку. На выходе рядом с охранниками стоит симпатичная девушка-администратор.

- Молодой человек, - обращается она ко мне, - у вас Black Card.

- Не понял?

- У вас черная карта. Больше в нашем казино вы играть не сможете.

Молча улыбаюсь ей в ответ и выхожу из казино.

На улице достаточно прохладно.

ГЛАВА 2

Я снимал комнату в районе Академической. Сталинский дом, огромная лестница в подъезде, высокие потолки. Во дворе фонтан. Летом он даже работал. Никогда до этого не видел фонтаны во дворах. По утрам около него тусовались бомжи. Мылись и стирались. Вечером жители окрестных домов расслаблялись пивом. Недалеко находился супермаркет, лавочки около него облюбовала для себя местная молодежь. Был слышен мат и смех. Рядом всегда стояло несколько машин, из открытых дверей тянуло блатняком. Человек в телогрейке, жиган-лимон, централ. В общем, стандартно.

Когда дама бальзаковского возраста с именем Джульетта, (больше подходившим для сценического псевдонима какой-нибудь стриптизерше, чем сотруднице риэлтерского агентства), вела меня на рандеву с хозяйкой квартиры, я искал положительные моменты в близости к станции метро и центру Москвы.

Когда хозяйка знакомила меня с проживавшими в двух других комнатах семейными парами, я радовался, что договорился о хорошей цене. О том, что с этим зоопарком мне предстояло прожить целый год, я особо тогда не задумывался. Наверное, зря.

Кузя и Аленка приехали в Москву из Воронежской области. Кузя работал охранником в банке. В основном, в ночную смену. Охранником он был не только по профессии. Охранником он был по жизни. Высокий, большой, тупой и угрюмый. Контактов с ним я старательно избегал. Вообще-то в реальности его звали Миша, но я и мои друзья всегда называли его Кузя. Почему Кузя? Кузя - друг Аленки, все просто.

Аленка работала периодически. Периоды были короткими. В свободное время она сидела на кухне и болтала по телефону. На другом конце провода висела некто Анька. Аленка щелкала семечки и обсуждала свои насущные проблемы. Кузя приходил утром, ел и ложился спать. Просыпался под вечер, снова ел и. они с Аленкой шли в душ. Из-за двери через некоторое время раздавались звуки любви. По ходу у этого мутанта вставал только в ванной. Если кто-то из жильцов не успел помыться до этого времени, то крупно обламывался. Водные процедуры Кузя с Аленкой принимали долго, и заходить в ванную после них категорически не хотелось.

А еще Аленка пела. По вечерам, когда Кузя уходил охранять, разговаривать с Анькой не хотелось, а из чатов ушли в оффлайн все Аленкины друзья, в такие моменты она брала в руки гитару и начинала музыкальные экзерсисы. Ее репертуар сельских песен по-настоящему ужасал. Однажды Кузя подарил ей караоке. Наверное, у Аленки был день рождения. В этот день живые позавидовали мертвым.

Другая семейная пара набрала на несколько очков больше по моей шкале оценки соседей. Накинул им пару пойнтов исключительно из-за отсутствия интимной близости в ванной комнате, а так все остальное, конечно, присутствовало и отталкивало.

Гене сорок лет. Тучный и бесформенный. Когда он не пьяный - у него похмелье. Когда пьяный, то еще не факт, что у него его нет. Лицо нездорового цвета, то синее, то зеленое, то сине-зеленое. Этакий хамелеон, меняющий окрас в зависимости от названия выпитого напитка. Говорят, что хозяева собак со временем становятся похожи на своих питомцев. С Геной похожая тема, только он похож не на собаку, а на своего тезку из мультика про Чебурашку. Добрые глаза, здоровая рожа, ну, и зеленоватый оттенок. Куда без него?

Гена ходил по дому в белой, ну как в белой, в изначально белой, майке и китайских тришках спортивного покроя. Работал он предпринимателем.

Его жена большую часть своей жизни проводила на кухне, и что-то жарила, жарила, жарила. Фанатично и со злорадством. С большим количеством масла, гарью и дымом.

У Гены была фирма. Рекламное агентство, как он говорил. Они занимались наружней рекламой. Растяжки и прочее говно. Гена - генеральный директор. Три раза в неделю к нему приходил партнер по бизнесу, чувак со взглядом хронического неудачника. Заместитель генерального директора, по-видимому. Они с Геной оккупировали кухню и распивали водку. Наверное, это было либо совещание, либо переговоры. Короче, бизнес-процесс. Генино предприятие явно функционировало.

Зато у меня в комнате был балкон. Знаете, такие балконы бывают только в старых советских домах. Маленький по площади, незастекленный, с проржавевшими шатающимися перилами. Я выходил на него, внизу по тротуару бежали люди, чуть дальше по проезжей части сновали автомобили, справа два раскидистых тополя степенно раскачивали на ветру своими косматыми шевелюрами, а вверху синело небо. В тот год всегда стояла хорошая погода, летом тепло и ясно, зимой солнечно и морозно. И небо было удивительно синим. Я смотрел на прохожих, роняя пепел. Полгода назад я окончил университет, о прошлом еще не вспоминал, о будущем пока не думал.

В субботу я проснулся раньше, чем обычно, потому что Кузя пришел с работы и врубил Сектор Газа. Мудак. Дверь в его комнату была открыта нараспашку. "Солнышко лучистое улыбнулось весело" - проорало из колонок. Девять утра, выходной день. Когда этот тупой урод поймет, что соседи спят в такое время? Поворочался в кровати, заснуть не получилось. Я встал, огляделся. Одежда раскидана по комнате, телевизор работал всю ночь, фикус на окне совсем загнулся от сигаретного дыма. Я нашел около кровати пульт и выключил телевизор. "Водки пять бутылочек, завались и месиво. И поэтому мы, блин, затянули песенку" Это прекратится или нет? Я подошел к шкафу, включил музыкальный центр, повернул ручку громкости до упора и ушел чистить зубы. Дверь в комнату оставил открытой. Когда я вернулся, то соседняя комната была закрыта. Оттуда не раздавалось ни звука. Я выключил центр.

В холодильнике из еды было только шампанское. В фужере оно вызывающе зашипело. Зазвонил телефон:

- Проснулся? – Голос у Нинзи бодрый. Слишком бодрый для человека, которого вчера ночью я запихивал в такси в бессознательном состоянии. Похоже, что он уже выпил.

- Вроде проснулся, – ответил я.

- Я сейчас приеду.

- Купи шампанского.

Через полчаса в мое тихое субботнее утро ворвался Нинзя. Спокойные выходные с «валянием» в кровати и просмотром один за другим фильмов были обречены. Да здравствует двухдневное пьянство!

- Приколи, пальто вчера в такси оставил. А в карманах мобила была и десять штук, – прокричал Нинзя с порога. Огорченным он не выглядел, скорее наоборот. Несомненно, это был его плюс не переживать при потере денег.

- А звонил мне как? - Спросил я.

- Да утром новый телефон купил.

- А что ты лыбишься тогда, как идиот? Просрал пальто и лыбишься, - я скрутил пробку от шампанского, раздался хлопок, из горлышка повалила пена, - шампанского?

- Погода хорошая. Тепло. Вот и радуюсь, - Нинзя протянул фужер.

Я распахнул шторы и зажмурился, "солнышко лучистое улыбнулось весело". Открыл балкон, легкий весенний воздух рванул в комнату, прогоняя сигаретные выхлопы.

- Пошли на улицу. И пальто мне купим заодно, - Нинзя вопросительно посмотрел на меня.

Мы шли по направлению к Ленинскому проспекту. На улице было тепло, но я на всякий случай одолжил Нинзе свою куртку.

Наступила весна. Не по календарю. По-настоящему. Она ощущалась во всем. Витала в воздухе, оживала в деревьях, отражалась в лужах. Снег потемнел, смешался с землей, как будто зачерствел. Собаки не злились на прохожих, а лениво валялись, подставляя свои мохнатые спины солнечным лучам. Около кинотеатра Улан-Батор собралась толпа коллекционеров. Филателисты, филокартисты, нумизматы. Они разбились на кучки и оживленно переговаривались. Некоторые слонялись от одной кучки к другой. Около фонтана стояли парень с девушкой, держались за руки. Девушка смущенно улыбалась. На перекрестке Профсоюзной и Дмитрия Ульянова водители уступили нам дорогу и подождали, пока мы пройдем.

- Я – пьяный, - зачем-то сказал Нинзя. Видимо, он хотел, чтобы я это знал.

Мы дошли до площади Гагарина, пальто так и не купили, свернули к академии наук, высокому зданию с "золотыми мозгами" на крыше. Около академии наук есть смотровая площадка. Красивый вид на Москву-реку и Лужники. Мы встали, облокотившись на блестящие металлические перила. Смотрели и курили. По третьему транспортному сновали тачки. Их было много, ехали они быстро.

- Когда машину купишь? - Спросил я Нинзю.

- Не знаю, - Нинзя поплотнее запахнул куртку, на смотровой дул сильный ветер. - Мне на ней ездить некогда.

- Почему?

- По выходным я пьяный, - Он на несколько секунд задумался, потом произнес: - А по будням у меня похмелье.

- Купишь машину - перестанешь пить. Плюс? - Спросил я и сам же ответил: - Плюс.

- Никакой не плюс. Мне нравится так жить, и я пока живу. Как надоест - перестану.

- И что будешь делать тогда?

- Перестану пить, буду спортом заниматься, заведу семью, куплю машину, буду ходить в офис, приходить из офиса, смотреть телек, трахать жену, ложиться спать. И так каждый день. Правда, все это очень скучно, - он улыбнулся.

- А сейчас не скучно? Все одно и то же. По выходным бухать, по будням похмеляться. Клубы, бары. Бары, клубы. Занимаемся каким-то скотством. Смысл жизни - нажраться и потрахаться. У меня все это уже вот здесь, - я провел рукой по горлу.

- Эээ, парень, да ты взрослеешь, - как-то грустно произнес Нинзя. - В бильярд идем играть?

В здании РАН на втором этаже находилась бильярдная. Очень уютная. Мы иногда заходили туда поиграть в русский.

- Не, надоело. Пошли в казино. В Luxor. Тут рядом, - предложил я.

- Я ни разу не играл. Даже правил не знаю, - ответил Нинзя.

- Я тебе объясню по дороге. Идем.

- Ладно, - согласился Нинзя, - идем.

Три самые популярные игры в казино – рулетка, покер и блэкджек. Простые правила в рулетке – делай ставку на события и получай выигрыш, если повезло. Поставил пять баксов на красное. Выпало красное – получил десятку. Выпало черное - отдай пятерку. Можно играть на число, тогда выигрыш составит тридцать пять умножить на ставку. Можно на сплит или на стрит, то есть на два или на три соседних числа. Выигрыш семнадцать или одиннадцать к одному. Чем больше полей ты накрываешь, тем увеличивается вероятность того, что ты поднимешь, соответственно коэффициенты уменьшаются. Все просто и понятно. Поэтому рулетка - самая популярная игра.

Чтобы садится играть в блэкджек или покер, нужно для начала выучить основные стратегии, соблюдая которые, ты не будешь сливать деньги впустую, а хотя бы минимизируешь свои потери. Для блэкджека нужно держать в голове более двухсот вариантов расклада. Несколько часов потребуется на запоминание таблиц, а дальше только постоянная игра в казино доведет все до автомата. Не зная основы, подходить к столу для блэкджека – пустая трата времени. Тупо надеяться, что казино даст тебе выиграть. С покером ситуация похожая. Не зная основных принципов игры, будешь обчищен в момент. Ты даже не заметишь, как это произойдет. Просто в какой-то момент засунешь руку в карман и поймешь, что у тебя только двести рублей на такси до дома.

Больше всего различных стратегий на рулетке. Правда, ни одна из них не приведет к победе, и результат всегда будет одинаковый – ноль. Самая старая и самая известная тактика игры – это мартингейл. То есть, когда игрок ставит на цвет и в два раза увеличивает ставку в случае проигрыша. Казалось бы, все отлично. Поставил доллар – проиграл. Поставил два - снова проиграл. Поставил четыре – проиграл. Поставил восемь - выиграл. Итого, чистый доллар прибыли. Ведь рано или поздно твой цвет все равно выпадет. Значит, все потраченные деньги ты вернешь. Понятное дело, что если бы все было так просто, то никаких казино не было бы и в помине. Максимальная ставка. Все из-за нее. На каждом игровом столе можно ставить только в определенном диапазоне. Минимальная ставка - десять баксов. Максимальная - пятьсот. Как-то так. Сколько раз можно удваивать ставку от десяти до пятисот? Десять, двадцать, сорок, восемьдесят, сто шестьдесят, триста двадцать. Шесть раз. Не густо. Вероятность того, что шесть раз подряд выпадет не ваш цвет, равна, примерно, восемнадцать тысячных. Это значит, что такое происходит где-то один раз за пятьдесят пять спинов. Рискованная стратегия. Учитывая то, что когда вы шесть раз подряд проиграете, то поймете, что находитесь в полной жопе. А именно минус шестьсот тридцать баксов. Может это и не много, зато проиграете вы их очень быстро.

Есть две модификации мартингейла – даламбер и уайтакер. Игрок должен менять ставки в случае проигрыша. Но не удваивать. Немного иначе. Тогда число проигрышей подряд будет больше шести, но не ощутимо выше. Все равно рано или поздно вы проиграете. Существует также множество стратегий, когда игрок должен запоминать, какие числа выпадают и в соответствии с этим ставить или не ставить некую сумму денег. Все эти системы основаны на предположении, что существует закономерность в том, куда в очередной раз попадет шарик, потому что крупье раскручивает рулетку всегда с одинаковой скоростью и кидает шарик через одинаковые промежутки времени после раскрутки. Казалось бы, так оно и есть, но проверить это не представляется возможным. В любом случае все эти темы пробованы-перепробованы и ни одна не позволила игроку выиграть.

Лично мне оптимальной виделась стратегия, когда игрок ставит на шесть чисел (сикслайн), а в случае проигрыша увеличивает ставку, как в мартингейле, только не в два раза, а поменьше. В этой схеме можно играть, даже если выпадет восемнадцать проигрышей подряд, вероятность чего очень мала. Но уж если произойдет девятнадцать неудачных спинов, то не обессудь, но ты попал на очень круглую сумму.

Все это я рассказывал Нинзе, пока мы шли к Luxor. Он молча слушал. Иногда курил. Наконец, я закончил.

- И давно ты играешь? - Спросил Нинзя.

- Ни разу не играл. В теории все знаю. По работе пришлось разбираться.

- А в казино был до этого? - Поинтересовался он.

- Был несколько раз, - ответил я, - но не играл. Только смотрел.

Вообще-то Luxor - это отель. А казино там на первом этаже. Мы прошли через стеклянную крутящуюся дверь, пропищали ключами в металлоискателе, улыбнулись девушке-администратору.

Что сразу подкупает в казино, так это атмосфера. Войдя в Luxor, мы словно оказались в другом измерении. На полах мягкие ковры, ноги в них словно утопают, стены обиты звукоизолирующей тканью, окон нет. Со всех сторон раздаются звуки игровых автоматов. Внутри невозможно определить, сколько сейчас времени, день сейчас или ночь. В казино вообще не существует такого понятия, как время. Есть только игра. И ничего больше.

Мы прошли по длинной ковровой дорожке. По обе стороны ряды автоматов. Их так много, что разбегаются глаза. Куда ни глянь - везде автоматы. Наконец, мы попали в центр казино. Маленькое пространство заставлено игровыми столами. Они стоят почти вплотную друг к другу. Вокруг них толпа народа, взгляды сосредоточены, чувства накалены.

Мы обменяли деньги на фишки, заказали выпить и сели играть в рулетку. Новичкам везет. Это совершенно реальная тема. Не могу этого объяснить, но так есть на самом деле. То ли дилер на глаз определяет, что ты первый раз в игре, и кидает шарик в ту ячейку, в которую надо. А уж что-что, а это дилер точно умеет делать. То ли ты, плохо ориентируясь в правилах игры, делаешь нелогичные ходы и неоправданно рискуешь, что в конце концов дает результат. То ли ты совершенно мистическим образом притягиваешь к себе деньги. Но факт остается фактом - новичкам, действительно, везет.

И тогда нам тоже повезло. Мы ставили на сикслайн. Если проигрывали, то чуть-чуть увеличивали ставку. Самое длинное число проигрышей подряд было одиннадцать. В тот момент я думал, что мы слились подчистую. Нам хватало фишек еще на один спин. На кону стояло что-то близкое к ста долларам. Когда на двенадцатый раз выпало число из нашей шестерки, мы с Нинзей облегченно вздохнули. Получили фишки и встали из-за стола. Чистый выигрыш составил четыреста долларов или по две сотни каждому. Естественно, эти деньги мы пропили в тот же вечер. Точнее той же ночью. Ясное дело, что домой я попал только в пять утра. Пьяный, уставший и, главное, довольный.

Играть мне понравилось. Нинзе тоже. Мы всю ночь вспоминали подробности игры, наперебой обсуждая запомнившиеся моменты. Хотелось продолжать. Играть, играть и играть. Ощущение было такое, что мы знаем что-то, чего не знают остальные. Что у нас есть какое-то качество, которое позволяет побеждать. Такая смесь теоретических знаний, наглости, азарта и выдержки. Настоящий игроцкий коктейль. Мы не думали, что подсели на азартные игры. Мы вообще не задумывались над тем, что это может затянуть. Напротив, казалось, что в любой момент можно сказать - "Хватит" и этого будет достаточно. В любое время можно соскочить. Ведь мы же контролируем себя и свои чувства. Мы никогда не позволим страсти возобладать над разумом.

А раз так, то мы обязательно пойдем играть еще.

Как можно скорее.

ГЛАВА 3

- Вставай, вставай. В школу пора. - Мать трогает меня за плечо и легонько трясет.

Я потягиваюсь, приоткрываю глаза. Делаю вид, что просыпаюсь. Она уходит на кухню. Слышен звук наполняющегося водой чайника. Хлопает дверца холодильника. У меня есть еще десять минут до того, как она придет будить меня второй раз. Проваливаюсь в легкую приятную дрему.

- Все готово. Подъем. - Она снова тормошит меня. - Завтрак на столе.

Откидываю одеяло и сажусь на кровати. От холода кожа на руках покрывается маленькими бугорками. С кухни приятно тянет кофейным ароматом. Иду в ванную, засовываю руки под горячую воду, до красноты растираю лицо.

По смоленским меркам моя школа находится далеко от дома. Школа в центре, а живу я на Киселевке, это почти окраина. Рядом есть две школы, где я мог бы учиться, ходу до них пять минут. Но каждое утро я должен идти до остановки, ехать на автобусе, потом топать через парк. Потому что в гимназии специализированные классы, потому что школа нацелена на поступление своих учеников в институты, потому что там строгая дисциплина и лучшие учителя в городе. По крайней мере, так мне отвечали родители, когда я спрашивал их - почему все ребята из нашего двора ходят в шестнадцатую, а я должен каждое утро тащиться в эту дурацкую гимназию?

Автобус идет в семь тридцать пять. В семь тридцать я на остановке, хожу туда сюда до фонарного столба и обратно, стоять на месте очень холодно. Февраль в этом году в ударе, уже две недели температура не поднимается выше минус пятнадцати. Сегодня утром вообще минус двадцать три. Эх, еще бы два градуса вниз и можно было не идти в школу, при минус двадцати пяти отменяют занятия. На прошлой неделе во вторник отменили. Мы завтракали, а по радио объявили, что из-за холодов школы работать не будут. Я очень обрадовался, доел и пошел спать. Автобус приходит через шесть минут. Почти по расписанию. Проталкиваюсь через толпу к окну, царапаю ногтем заледеневшее стекло, потом дую на него, потом большим пальцем увеличиваю глазок и снова дую. Наконец, через него можно смотреть. Лбом прислоняюсь к стеклу, гляжу в окно. В темноте различаются силуэты деревьев, они причудливо изогнуты. Деревья плавно проплывают мимо. Становится плохо видно, глазок затягивается ледяной паутинкой.

В школе пусто, до занятий еще полчаса. У входа в раздевалку на стуле сидит пожилая уборщица, в ее глазах усталость и покой.

- Здрасьте, тетя Зина! - Звонко чеканю я.

- Давай, давай, проходи, не топчи, - ворчит она.

Спускаюсь в подвал, вытаскиваю сменку из шкафа, снимаю куртку и переобуваюсь.

Первый урок - география. Поднимаюсь на второй этаж, учительская открыта, внутри никого. Беру ключ от своего кабинета. Около дверей стоит бюст Пржевальского, путешественника, который что-то искал в Азии и нашел странную лошадь. Бюст большой и белый. Мраморный что ли? Пржевальский похож на Сталина, такие же солидные усы. Отвешиваю ему оплеуху и выхожу. Класс географии - соседний, открываю его и включаю свет. В кабинете тепло, мерно шумят батареи.

Сажусь за последнюю парту. Слева на стене висит огромная фотография, на ней Сенкевич с командой путешественников. Они стоят на палубе небольшого корабля, их лица спокойны. Внизу размашистая подпись - "Смоленской гимназии. Юрий Сенкевич". Класс постепенно заполняется, обмениваются кассетами с новыми частями "тигра каратэ", списывают домашку по математике. Я разглядываю фотографию, представляю себя на корабле вместе с этими моряками, перед глазами плывут картинки из "Клуба Путешественников" - джунгли Новой Гвинеи, лазурные воды Индийского океана, скалистые горы Норвегии, белоснежный песок на островах Фиджи. За окном темно, еще только полдевятого утра, стекло дрожит от ветра, из щели между стеной и рамой тянет холодом.

Начинается урок, учительница вызывает меня к доске:

- Животный мир тундры. - Спрашивает она злым невыспавшимся голосом.

- В тундре холодно, еще холоднее, чем здесь, поэтому в тундре вряд ли кто-то живет. Соответственно никакого животного мира там нет. - Отвечаю я, разглядывая ее серую, накинутую на плечи, шаль.

Она отрывается от заполнения классного журнала и внимательно, как будто с любопытством, смотрит на меня. Я знаю, что на самом деле ей все равно, хорошо ли я знаю ее предмет или плохо. Ее уже давным-давно ничего не волнует в этой жизни. После того, как ее муж не вернулся из экспедиции в горах Средней Азии, она потеряла интерес к происходящему вокруг. И вот она сидит и сверлит меня взглядом. А я отвожу глаза.

- Учил? - Устало выдыхает она.

- Нет.

- Давай дневник.

Приношу дневник, она открывает его, изучает мои оценки, перелистывает на прошлую, а потом и на позапрошлую неделю. Красные пятерки по математике бросаются в глаза. Они выделяются на фоне двоек и троек по остальным предметам.

- Нравится математика? - Спрашивает она.

- Ну, так

- А география, что, совсем не интересна?

- Да нет. Интересна. Просто вчера Спартак играл, и животный мир тундры как-то прошел стороной.

Она рисует аккуратную двойку в моем дневнике и расписывается.

- Знаешь, а ведь ты мог бы хорошо учится, если бы захотел. Держи, - она протягивает мне дневник.

Я пожимаю плечами, беру дневник и сажусь за парту. Оставшееся до конца урока время вывожу на последнем листе тетради название панк-группы The Exploited.

Следующий урок - алгебра. Илья Аркадьевич, наш учитель, орет с порога:

- Сегодня контрольная, с парт все убрали.

Раздает специальные тетради для контрольных. Многие его не любят и даже боятся. Спрашивает он строго, но справедливо. В Смоленске это лучший учитель математики.

Я быстро решаю свой вариант, тетрадь с задачами сразу уходит по рядам. Илья Аркадьевич сидит за столом около доски, грызет карандаш, трет рукой морщинистый лоб и немного покачивается на стуле. Взад, вперед. Взад, вперед. По ходу не может решить какую-то задачу. Киря толкает меня в спину. Поворачиваюсь.

- Чего? - Тихо спрашиваю я.

- Помоги решить, - шипит он в ответ.

- Давай условие.

Он протягивает бумажку с задачами. Они такие же, как в моем варианте, только числа другие. Быстро решаю и передаю Кире. Он списывает, и его тетрадь также расходится по классу.

Наконец, звонок. Мы по очереди встаем, подходим к столу и кладем тетради перед Ильей Аркадьевичем. Он дожидается, когда все сдадут, выравнивает стопку, запирает тетради в шкафу на ключ и уходит обедать.

Полчаса перемена, надеваем куртки и выбегаем на улицу покурить. Прячемся за угол, чтобы директор не заметил нас с крыльца, Киря достает пачку союз-аполлона и угощает всех сигаретами. Обсуждаем контрольную, кто, сколько решил, кто, сколько успел списать. Я понимаю, что неправильно решил последнюю задачу. Нужно исправить.

Заходим в школу, от никотина кружится голова. Илья Аркадьевич еще обедает, это хорошо. Ключ от шкафа лежит у него в столе в верхнем ящике. Мы открываем шкаф, достаем тетради и начинаем исправлять последнюю задачу. У половины класса такая же ошибка, потому что они списывали у меня. Никто не спешит и не нервничает, пять человек на стреме по всему пути от столовки до кабинета математики. Да и исправляем ошибки мы таким образом после каждой контрольной. Так что дело привычное.

- Шухер. Идет, - раздается из дверей.

Мы кладем тетради в шкаф и запираем его. Ключ отправляется на свое место в верхний ящик стола. Завтра Илья Аркадьевич вновь будет приятно удивлен результатами работы.

На геометрии к доске отправляются сразу пять человек. Решают задачи из домашнего задания. Илья Аркадьевич подходит ко мне, пишет условие.

- Вчера решал варианты вступительных в МГУ. Вот эту задачу решить не могу. Посмотри, может, надумаешь чего.

Урок заканчивается. У нас обед, ученики вываливаются в коридор и спешат в столовку. Я задерживаюсь в кабинете.

- Не знаю пока, как решать. Дома еще подумаю. - Я подхожу к Илье Аркадьевичу.

- Давай. Через две недели уже олимпиада по математике. Ты готовишься?

- Ну, так, немного.

Он достает из стола книжку. Потрепанная обложка, мятые засаленные страницы. Сборник задач с областных олимпиад.

- Порешай дома. Тут хорошие примеры есть.

- Хорошо. Спасибо.

Я кидаю книжку в портфель и бегу в столовку.

После обеда только история и всё - можно идти домой. Слушать эту нудятину про политическое устройство буржуазной Европы невыносимо скучно. Я рву тетрадный лист на несколько кусков, разжевываю их во рту и слепляю шарики. Ручка тут же трансформируется в плевательное приспособление. Через несколько минут весь класс плюется друг в друга и давится от смеха. А история буржуазной Европы безвозвратно забыта. Карлон, так мы зовем препода, просит меня встать и покинуть его занятие. Встаю и покидаю. Да и пошел он со своей историей, пидор конченый.

Прихожу домой, включаю телевизор, там передача "Парламентский час". Придумать что-то еще более унылое очень сложно. От скуки начинаю решать задачи из сборника, который мне дал Илья Аркадьевич. В шесть часов звонит Киря.

- Пошли в гараж, - предлагает он.

- А что там? - Спрашиваю.

- Ну, пива попьем.

- Ну, пошли.

Гаражи находятся на самой окраине Смоленска, сразу за ними овраг, еще дальше - лес. В одном из них собираются знакомые чуваки, играют на гитаре, выпивают. Почти треть всего пространства занимает барабанная установка, пол усеян пустыми бутылками из-под пива и слабоалкогольного напитка "Крейдяночка", на стене нарисована огромная анархия, рядом портрет Сталина, в углу стоит старый телевизор с разбитым экраном, на нем трехлитровая банка, доверху набитая бычками. У входа пыльный диван, прожженный сигаретами везде, где только можно.

В гараже уже тусуются два чувака, один из школы, другого я не знаю. Здороваюсь, они протягивают пиво. Киря приходит минут через десять, приносит бутылку водки. Мы вчетвером бухаем. Появляются какие-то люди, приносят еще алкоголь, начинают играть музыку. В десять вечера я, шатаясь, выхожу на улицу. Темно и холодно. Пешком иду домой и постепенно трезвею. Прихожу, родители уже спят. Я тихо пью чай на кухне и смотрю в окно, где снежные хлопья кружат в оранжевых отсветах фонаря. Валит снег, а, значит, завтра будет не так холодно. И это хорошо.

ГЛАВА 4

В июне я переехал на новую квартиру. Прожил год в коммуналке на Академической и покинул ее без сожаления. Ежедневный зоопарк соседей, наглухо прибитая старуха-хозяйка, шансон во дворе из настежь открытых шестерок реальных пацанов. Я остался должен соседям за свет и старухе за месяц проживания. Маленькая месть маленького человечка.

Я снял двухкомнатную квартиру на улице Гарибальди. Рядом находилось казино Four Seasons. Это заведение стало для нас с Нинзей вторым домом.

Выиграв в Luxor в рулетку, мы еще несколько раз играли в нее, но неудачно. «Если хотите выиграть в рулетку, то никогда в нее не играйте». Ага, Эйнштейн был умный чувак. Честно заработать денег на рулетке невозможно. Мы с Нинзей остановили свой выбор на блэкджеке. Единственной игре в казино, где можно заработать деньги своим собственным умом. Да и соображать то особо не требовалось. Сиди себе, да карты считай, а в нужные моменты просто поднимай ставки. Нужно только иметь хорошую память и натренироваться быстро считать, складывать, отнимать и иногда делить. И придет успех.

Блэкджек похож на «очко». Игровой процесс таков: дилер сдает игроку две карты, а себе одну и открывает ее. Игрок смотрит на свои карты, например, валет и восьмерка. В сумме этот составляет восемнадцать, потому что все картинки дают десять очков, а туз дает либо одно, либо одиннадцать. Итак, у вас восемнадцать на руках, а у дилера пятерка. Вы говорите "еще", и дилер сдает вам карту. Или говорите "хватит". Если "хватит", то дилер набирает себе. Причем набирает он до того момента, пока у него на руках не будет семнадцати очков или больше. Если он взял семнадцать или больше, то он обязан остановиться. Если дилер перебрал, то игрок выиграл. Когда дилер останавливается, то у кого больше очков – тот и победил. Выигрыш выплачивается один к одному. То есть ты поставил сто баксов, набрал больше, чем дилер, и получил двести баксов. Сто своих и сто выигрыша. Вот такая арифметика.

А если повезло и тебе выпало двадцать одно двумя картами, десятка и туз. То это называется блэкджек. Выигрыш - три к двум. Ставишь сотку, получаешь двести пятьдесят. Чистый плюс сто пятьдесят долларов.

Вотпочти все правила классического блэкджека. Есть еще несколько – double, split, surrender, бонусы, но это уже мелочи.

Этих знаний о блэкджеке уже достаточно. Можно садиться за стол и играть. Дилер подскажет в трудных ситуациях и посоветует, какой ход сделать. Можно играть, даже ничего не зная о правилах, а просто слушать дилера и делать так, как он говорит. Естественно, вы все проиграете, но сделаете это существенно медленнее, чем, если бы играли без подсказок. В казино нельзя проиграть немного, в казино нельзя проиграть половину от той суммы, которая у вас есть, нельзя проиграть десять долларов, встать и уйти. Можно проиграть только всё. Целиком и полностью. Таковы правила игры. Таков закон казино. Это знают все, причем знают еще до того, как первый раз зашли в заведение, чтобы поглядеть, что оно представляет изнутри. Знают, но заходят. Знают, но несут свои кровью и потом заработанные деньги. Чтобы отдать всё, чтобы заплатить и получить еще каплю наркотика, наркотика, гораздо опаснее героина, наркотика, который не убивает избранных членов общества, а который серпом срезает их под самый корешок. Наркотика мирового, планетарного масштаба. Наркотика под названием "азарт".

В Luxor я получил ощутимый внутривенный впрыск. Несколько проигрышей в дальнейшем лишь усилили эффект. Происходит привыкание, адаптация и, наконец, зависимость. Ты еще не понимаешь, но уже сидишь и сидишь плотно. И чем дальше, тем глубже "азарт" проникает в твой организм, подавляя спасательные инстинкты. Подавляя и сжирая всё на своем пути.

И через несколько месяцев ты больше не человек!

Пути назад нет, мосты сожжены!

Ты – игрок!!!

Добро пожаловать в мир удачи!!!

Все стратегии игрока в блэкджек сводятся к следующему: в игре восемь колод, то есть восемь умножить на пятьдесят два, джокеров нет, получается четыреста шестнадцать карт. Вероятность того, что дилер достанет из колоды определенную карту, например, туза червей, равна восемь разделить на четыреста шестнадцать, то есть одной пятьдесят второй. И такая вероятность выпадения изначально для всех карт. Но как только игра начинается и, карты из колоды потихоньку выходят, все вероятности изменяются. Идеальный игрок должен после каждого хода вычислять вероятности появления каждой карты и считать свои шансы, исходя из конкретного расклада. То есть, глядя на свои карты и карту дилера. У игрока есть несколько возможностей продолжения игры – взять карту (take), остановиться (stand), удвоить ставку (double), разделить карты (split) или отказ от игры (surrender). Он подсчитывает свои шансы, учитывая все возможные варианты развития игры, и делает тот ход, где шансы на победу больше. Вот и вся стратегия блэкджека в общем случае. Больше тут выдумать с математической точки зрения нечего.

Но как использовать эти знания в реальной игре? Не будем же мы прямо в казино высчитывать на компьютере все вероятности. Заранее все рассчитать не удастся, потому что различных раскладов в восьмиколодной игре миллионы, если не больше. Запомнить их все, конечно, нереально. Смотрели фильм "Человек дождя"? Там Дастин Хоффман поднимает кучу лаве на блэкджеке. Полная чушь. Это невозможно. То есть в блэкджек можно выиграть и можно делать это регулярно. Но для этого нужно сутками сидеть за столом. Нужно ждать определенного состояния колоды, которое наступает редко. И только в эти моменты взвинчивать ставки и играть агрессивно. Только так и никак иначе.

Чтобы применить свои математические способности на практике делается следующее предположение – колода бесконечна. Тогда вероятность появления каждой карты в любой момент равна одной пятьдесят второй. И пересчитывать варианты, после того как дилер достает карту из колоды, не нужно. Они не меняются. Так как колода всегда остается бесконечной. Возникает определенная схема действий, которая называется базовой стратегией игры в блэкджек или базой. База говорит игроку, какой ход он должен сделать в данной ситуации. Чтобы ее выучить, нужно зазубрить двести – двести пятьдесят вариантов расклада. А это не так трудно, как кажется. Мы с Нинзей запомнили базу за два часа и через неделю ежедневной игры в казино знали ее идеально. База снилась мне по ночам, базу я видел в электронных часах в метро, видел ее в цифрах на ценниках в магазине. База являлась мне в любом числе от двух до двадцати одного. Базу я знал идеально.

Но, к сожалению, не все так просто. Базовая стратегия не увеличивает выигрыш, она всего лишь уменьшает проигрыш. А если точнее, то она сводит его почти к нулю. А если совсем точно, то со ста долларов вы оставите дилеру лишь девять центов. Неплохо? Я считаю отлично.

Почти каждый день мы с Нинзей встречались после работы около метро Новые Черемушки и шли в Four Seasons. Играли в блэкджек примерно два часа и разъезжались по домам. Чтобы поспать, протянуть на работе следующий день и снова вернуться сюда. Мы жили по два часа в день. Время вне казино тянулось как резина. Казалось, что днем часы замедляли свой ход. Абсолютно никакого интереса, никаких желаний, никаких эмоций, пока ты вне игры. И только за карточным столом оживаешь.

Мы играли и играли. Но не зарывались. Не поднимали ставки и не давали азарту завладеть нами. Мы не пили алкоголь, чтобы не опьянеть и не сорваться. Не брали с собой больше трехсот долларов. Не отвлекались на автоматы, рулетку и покер. Только блэкджек и только базовая стратегия. Иногда мы проигрывали все, что было в карманах. Иногда уносили с собой двести – триста долларов выигрыша. Но в сумме мы так и бултыхались около нуля.

В один из вечеров мы привычно сидели за столом. Дилер тасовал колоды. Я заказал чай. Кроме нас никого не было.

- Сегодня днем зашел пообедать в кабак рядом с работой. Поел, покурил и двинул в офис, приколи, – сказал Нинзя, – а за счет забыл заплатить. Просто встал и ушел.

- И что дальше? - Спросил я.

- Официантка догнала. Заплатил. Только долго тупил – почему я должен за еду платить. Привык, что в казино бесплатно все. Даже как-то непривычно было деньги отдавать.

- Я тоже все время думаю об игре и о казино. Больше ничего не интересно, - протянул я.

- Так и подсесть можно. - Нинзя собрал свои фишки в ровный столбик.

- Ставки будете делать? – Вернул нас в игру дилер.

Я выступил по десять долларов на два бокса. Шелест карт прервал дурацкие мысли.

Нинзя был неправ. Мы не могли подсесть на азартные игры по одной простой причине - это уже давно произошло.

ГЛАВА 5

В школу сегодня не пошел, влом. Да и математики нет, так что не страшно. Проспал до десяти, поковырял холодную кашу, запивая чаем. Позвонил маме на завод.

- Привет, я на вокзал поеду. Билет в Москву куплю.

- А в школу? - Возмущается она.

- Там только история и литература.

- Ну, ладно, смотри сам.

- Я возьму деньги.

- Возьми в кошельке под зеркалом, - говорит она, - и на обратной дороге купи батон и литр молока.

- Ладно, пока.

Вхожу в старое здание вокзала, с потолка кое-где сыплется побелка, краска на стенах подернулась пузырями. Прохожу мимо зала ожидания, пахнет водкой, мочой и надеждами. Встаю в кассу, передо мной молодой солдат. Переминается с ноги на ногу и в нетерпении поглядывает на часы под потолком. В глаза бросается армейский ремень с огромной начищенной бляхой. Очередь движется неторопливо, жирная тетка-кассир постоянно куда-то уходит и иногда долго говорит по телефону. Недовольство на удивление не растет, люди благосклонно наблюдают за ее работой, щелкают семечки, в пол-голоса переговариваются. Сегодня теплое солнечное майское утро и ругаться никому не хочется.

Через двадцать минут солдат просовывает голову в окошко.

- Мне до Брянска на любой поезд, - просит он.

- Нету до Брянска, - почти торжествуя, отрезает кассирша.

- Совсем нету? - В некотором замешательстве переспрашивает он.

Лицо тетки вытягивается в злобной гримасе, еще чуть-чуть и она взорвется гневной тирадой и ругательствами в адрес непонятливого пассажира.

- Не ходют до Брянска поезда, - совладав с эмоциями, после некоторой паузы говорит она.

Парень отходит от окошка, явно не понимая, что же ему теперь делать. Не теряя времени протягиваю тетке паспорт и беру билет до Москвы на субботу.

Выхожу на улицу и с удовольствием вдыхаю свежий весенний воздух, смешанный с запахами железной дороги. Замечаю погрустневшего солдата, он в задумчивости стоит у расписания поездов и смолит приму. Подхожу к нему.

- Чувак, тебе до Брянска надо?

- Ага, - кивает он.

- Иди на автовокзал, там есть автобус до Брянска.

- А где это? Я первый раз в Смоленске.

Начинаю объяснять, что нужно перейти через мост, потом свернуть направо, потом понимаю, что мне все равно в ту же сторону.

- Пошли вместе, мне по дороге.

Поднимаемся на мост.

- А ты что такой нарядный, в часть что ли?

- Не дембельнулся. Домой еду, - он улыбается и молодцевато сдвигает фуражку чуть на бок.

- Круто, а где служил?

- В Калининградской области, на границе.

- Пограничник что ли?

- Ага, типа того. Далеко еще до вокзала?

- Да не, вон уже видно, - я показываю рукой в сторону виднеющегося сквозь зеленеющие верхушки деревьев белого здания автовокзала, - и как там в армии?

- Ничего особенного. Бухают все.

- Пиздили сильно?

- Да не особо, в начале пару раз и все, - он вытряхивает приму из пачки.

- На, вот, нормальную сигарету, - протягиваю ему пачку союз-аполлона.

- О, спасибо, - он угощается, - достала эта прима уже. Постоим, покурим?

- Давай.

Облокачиваемся на металлические перила, покрытые черной краской, прямо под нами железнодорожное полотно. Курим и сплевываем вниз. Солдат жадно втягивает в себя табачный дым и с удовольствием выпускает наружу густое никотиновое облачко. Над нами высокое синее небо, солнце приятно облизывает своими лучами. Пахнет цветущей сиренью и, немного, плавящимся гудроном. Все вокруг умиротворенно и спокойно. Слева сквозь деревья проступает силуэт старой церкви.

- Тебя как зовут-то? - Спрашивает он.

- Леха.

- А меня Витя, - протягивает руку.

На автовокзале народу мало, мы без очереди проходим к кассе, и чувак покупает билет на автобус до Брянска. Отправление через два часа.

- Ты торопишься куда-нибудь? - Спрашивает он.

- Да не.

- Может водки выпьем, а то еще два часа ждать?

- Давай, - соглашаюсь я.

Выходим из здания вокзала, в ларьке покупаем бутылку "смоленской крепости", бутылку лимонада и два пластиковых стаканчика.

- Где тут поблизости можно разместиться?

- Да вон, - я махаю рукой вправо, - на Днепр пошли.

Проходим метров триста и садимся на траве на берегу Днепра.

- Красиво, - вздыхает Витя, достает стаканчики и наливает по половинке, - ну, давай, за дембель.

Лично мне похеру за что пить. За дембель, так за дембель. Опрокидываю внутрь теплую вонючую водку.

- Дай папиросу, - говорю я, - что-то приму охота.

Алкоголь потихоньку обволакивает изнутри. В животе как-то теплеет, появляется приятная легкость. Витя травит байки из армейской жизни. Рассказывает, как ему выписывали лося, как переводили в кого-то там, остервенело стегая ремнем, чтобы на жопе отпечаталась кровавая звезда с бляхи.

- Я вообще в армию пошел только чтобы на гитаре играть научиться и татуировку сделать, - неожиданно говорит он.

- Ну и как? Успешно?

- Татуху набил, - задирает рукав и демонстрирует какое-то говно на плече в подтверждение своих слов.

- А на гитаре научился?

- Неа, - грустно вздыхает Витя, - с гитарой так и не срослось.

Он наливает еще по полстакана.

- А ты что на вокзале делал? Уезжаешь куда?

- Типа того. В Москву поеду в субботу.

- Работать?

- Не, в институт поступать.

Витя закуривает папиросу, поджимая губы, чтобы не заслюнить край и не наесться табака.

- Ну, и правильно. Нечего в этой армии поганой делать. Только время проебешь. На кого учиться будешь?

Поступать я собирался на механико-математический факультет, только говорить, что я хочу учиться на мехмате было как-то не в струю. Да и вообще долго пришлось бы объяснять.

- На механика, - ответил я, чтобы избежать лишних распросов.

Ну, а что, механико же математический факультет, значит, на механика. Все логично.

- Ооо, - уважительно произнес Витя, - нужная профессия. Молодчик.

- Накатим еще?

- Отчего бы не накатить? Давай.

Витек отворачивает крышку и разливает, как обычно, по половинке.

- Хороший ты парень, Леха, - говорит он и чуть заплетающимся языком произносит тяжелое слово, - коммуникабельный.

- Да ты тоже, Витек, нормальный чувак, - неожиданно для самого себя расшаркиваюсь я в ответной любезности, - а то у нас во дворе те, кто из армии пришел, еще хуже стали. До этого идиотами были, а после службы совсем съехали.

- Главное всегда человеком оставаться, - пафосно изрекает Витек и маленькими глотками выпивает водку.

Я следую его примеру.

До автобуса еще где-то минут сорок. Мы лежим в траве, в нескольких метрах от нас несет свои воды неприметная речушка. Совершенно невозможно предположить, что редкая птица долетит до середины Днепра. Я переплыву его за пару минут, что уж тут говорить о редкой птице.

- Днепр у вас какой-то хилый, - угадывает мои мысли Витек.

- Бывает, - пьяно отвечаю я.

Он садится, залазит в свою сумку, копается там и достает камуфляжную маску.

- На, держи, - протягивает он мне маску, - подарок.

Я тут же одеваю ее на голову. Витек заливисто ржет.

- Неужели и я так же дибильно выглядел? - Сквозь смех выдавливает он.

- А че ты вообще в армию пошел? - Спрашиваю я, - сам или забрали?

- Из института погнали на втором курсе, ну, я к бате на завод устроился, а потом повестка пришла, ну, я и пошел.

- Понятно. Водка вставила что-то сильно.

- Да, есть малеха. Без закуски потому что. Хули.

- Что, по последней и пойдем?

- Давай, - он доливает водку и выбрасывает пустую бутылку в кусты.

Мы закуриваем по сигарете, выпиваем и молча сидим, уставившись на реку. Хорошо. Спокойно. Жирный шмель лениво переваливается с цветка на цветок. Витек взмахом руки отгоняет его подальше.

- Бля, заебись на гражданке, - философски замечает он.

- Наверное, - мне не с чем сравнивать, но не сказал бы, что происходящее мне не нравится.

- Ладно, пора, батька с мамкой заждались уже поди.

Мы встаем и идем к автобусу. От выпитой водки шатает. Приходим за десять минут до отправления, Витек залезает на подножку, что-то спрашивает у водителя, поворачивается.

- Леха, - он сцепляет руки и трясет ими, - шарик он круглый. Хули. Даст бог - свидимся. Удачи.

Он исчезает в салоне. Я поворачиваюсь и медленно бреду к трамвайной остановке. Солнце припекает достаточно сильно. От температуры опьянение усиливается. Меня неплохо накрывает.

Сижу на скамейке, спрятавшись в тень остановки, курю. Рядом в пыли играют цыганские дети, две смуглые женщины, окутавшись разноцветными платками, наблюдают за ними.

Приходит трамвай, залезаю, цыгане вместе с остановкой плавно отъезжают назад. Прислоняюсь лбом к прохладному стеклу. Трамвай, громыхая своими старыми ржавыми суставами, медленно тащится в гору. Внизу маленькой змейкой извивается Днепр, маленькие двух и трехэтажные дома утопают в зелени. Кое-где выныривают купола церквей.

На остановке "Стадион Спартак" заходит Димон, чувак из моего класса.

- О, здорово, - удивляется он, - чего в школу не пришел сегодня?

- Да влом было.

- Ты куда едешь?

- Домой.

- Может пивчанского вдарим? - Предлагает он.

- Не, в жопу, спать охота.

- Ну, как знаешь, - он поднимается, - ладно, давай, мне сходить.

- Давай.

Димон выходит и какой-то нелепой прыгающей походкой скачет к ларьку с надписью "Белорусское пиво в розлив". У ларька очередь пять человек. Все со своими бидонами. Интересно, а у Димона тара есть? Неужели в портфеле прячет? Дворами ковыляю к дому, от жары накрывает уже конкретно. Заваливаюсь в квартиру, снимаю кеды и, едва пройдя внутрь, блюю в ванну.

Чищу зубы, смываю за собой, пью чай на кухне и заваливаюсь на диван спать. Когда просыпаюсь, мама уже дома.

- Кофе будешь пить, я только сварила? - Спрашивает она.

- Давай.

- Я тебе шоколадку купила, возьми на столе на кухне, если захочешь.

- Ладно, - я вспоминаю про молоко и батон, - забыл молоко с хлебом купить.

- Билет хоть купил? - Вздыхает она.

- Билет купил.

Через два дня родители провожают меня в Москву на майские вступительные экзамены. Мы стоим на перроне, проводница просит пассажиров заходить в вагон.

- Внимательно условия читай и проверяй все, - говорит мама.

- И не торопись, - подсказывает отец.

- И, главное, не расстраивайся, если плохо напишешь. В конце концов на основных экзаменах в июне можно будет еще раз попробовать.

Заскакиваю в вагон и машу им рукой.

- Как выйду с экзамена, позвоню, - кричу я им.

Состав трогается. Отец обнимает мать, они поворачиваются и уходят.

Письменный экзамен я сдал на восемь из десяти и прошел на устный, где меня успешно смешали с говном, поставили восьмерку и послали нах. Чтобы поступить нужно было устный сдать на десять из десяти.

Вопреки маминому совету, я сильно расстроился, приехал домой, уже конкретно положил на учебу и по восемь часов в день решал задачи с вступительных экзаменов. Каждый день. В течение полутора месяцев.

А Витькину камуфляжную маску я куда-то успешно проебал. Его, кстати, больше ни разу не видел.

Но мне почему-то кажется, что когда-нибудь мы обязательно встретимся.

Потому что шарик он круглый.

Хули.

ГЛАВА 6

Первое, что я сделал приехав в Москву, купил здоровенные гриндера черно-белой раскраски с солидными железными мысами. На это ушли все деньги, которые родители дали мне на месяц. В Смоленске такие носили только самые модные чуваки. Эти ботинки были для меня тогда пределом мечтаний. Я вышел из магазина, выкинул свои рваные кеды в мусорный бак, достал пачку синего LD и закурил. На душе легко и радостно. Был конец августа го года.

Двумя месяцами ранее я закончил школу, получил аттестат о среднем образовании, честно нажрался на выпускном вечере и поехал в Москву поступать в университет. Московский Государственный Университет имени М.В. Ломоносова, механико-математический факультет. Сдал два экзамена по математике. Получил восемнадцать баллов из двадцати. Написал сочинение и, уехал домой ждать результаты. За сочинение поставили трояк, а это означало, что у меня на один балл больше проходного.

Меня заселили в общагу на Ломоносовском проспекте. Первые месяцы я никак не мог привыкнуть к своим однокурсникам. Дистрофическое телосложение, толстенные очки, взлохмаченная шевелюра, рожа, сплошь усыпанная прыщами, тошнотворный запах и нечищеные зубы - типичный студент нашего факультета. Если добавить к этому еще то, что все они мыслили и действовали согласно своим, очень странным для остальных людей, понятиям, то получалась адская смесь. Общение с ними у меня долго не складывалось. Хорошо, что на нашем этаже в общаге из ста человек нашлось десять-пятнадцать обычных чуваков. Они, также как и я, шарахались от этих немытых динозавров. Мы познакомились в первый день на лестнице в курилке. Было первое сентября. Для студентов это праздник, а праздники принято отмечать. Денег у меня не было, но как оказалось, они и не были нужны. Водка появлялась ниоткуда в самый нужный момент. Второго сентября я проснулся в восемь утра и пошел учиться. Мне было семнадцать лет. О том, что после попоек бывает похмелье, я еще и не подозревал.

Отсидел лекцию по истории и семинар по алгебре. Больше в этот день пар не было. Пошел в общагу. На улице перед ФДСом сидели вчерашние знакомые и пили пиво. Я поздоровался и подсел к ним. Мне протянули бутылку. Второе сентября закончилось так же, как и первое. Последнее, что я помню, это как незнакомый парень вваливается в комнату и с грохотом ставит на стол четыре бутылки водки.

Мы бухали постоянно. Раз в два месяца я уезжал на выходные домой и в эти дни не пил. Приезжал в понедельник и все начиналось по новой. До двух часов дня учеба, потом бухалово в общаге. Проблемы денег не существовало. Есть бабки – идешь в магазин и покупаешь водку на все, нет - пьешь за чужой счет. Дают стипендию – все идут в магазин. Вход в общежитие прекращался в двенадцать ночи. Потом начинался обход. Два охранника и дежурная ходили по коридорам и прислушивались к ночным шорохам. Не бухает ли кто-то за дверью? Запалят – докладная на факультет. Две докладные – строгач и вон из общаги. Два строгача – прощай университет.

Мы лазили на улицу через окно на лестничной клетке третьего этажа. Нужно было, чтобы один человек стоял на подоконнике и, крепко держа тебя за руку, спускал вниз, пока не ухватишься за решетку окна на втором этаже и по ней не доползешь до решетки на первом. Если хватка ослабнет и твоя рука выскользнет, то при хорошем раскладе можешь несколько месяцев не ходить на физкультуру. А про остальные варианты лучше вообще не думать. Зимой начиналась жесть. Решетки покрывались льдом. Лазание по ним становилось реально опасным занятием. Думаете, это кого-то хоть раз остановило?

Мой сосед по комнате один раз упал из окна. Лез ночью за водкой, пальцы соскользнули. Он пролетел несколько метров, ударился о козырек подъезда, скатился по нему и упал на землю. Встал и, как ни в чем не бывало, пошел в магазин. Купил водки, залез обратно, побухал и лег спать. Утром проснулся и не смог пошевелить ногами. Приехали врачи, поставили диагноз - смещение позвонка. Два месяца больнички и год в корсете. Думаете, это кого-то остановило?

Чувак, который жил от нас через две комнаты, тоже однажды полез ночью в магазин. За водкой разумеется. Мы его держали, чтобы опустить на пролет ниже. Конечно, мы были пьяные. Его рука выскользнула, и он упал. На тот же злосчастный козырек. В этот раз обошлось. Он купил водку, упаковал ее в портфель. К нему подошел кто-то из местных. Достал нож и пырнул. Спасла толстая куртка. Нож порвал ткань и скользнул по телу. Нападавший убежал. Какие цели он преследовал, так и осталось тайной. Все равно это никого не остановило.

Денег не хватало. Не хватало катастрофически. Пирожок с картошкой и много чая без сахара - наш обычный дневной рацион. Мы начали тырить бухло и продукты в супермаркетах на Мичуринском проспекте. План простой – заходишь в магазин большой группой. Через несколько минут в магазин заходит еще один человек. Первые активно привлекают к себе внимание, хватают товары, потом ставят их на другие стойки, вызывающе ведут себя с охраной. Когда все внимание телекамер сосредоточенно на первой группе, то они берут две бутылки водки и передают их тому парню, который зашел на несколько минут позже, в месте, где нет видеонаблюдения. В супермаркете "Любимые продукты", сейчас там "Азбука Вкуса", такое место было в самом конце зала около стеллажей с хлебом. Мы быстро скидывали водку своему товарищу, который "совершенно случайно" проходил мимо, брали буханку хлеба и, подождав, когда он расплатится за бутылку минералки, шли на кассу. Минут пятнадцать нас обыскивали. Еще бы, вся охрана видела, как мы взяли две бутылки русского стандарта, но никто не видел, чтобы мы их поставили обратно. И на кассу мы их не поставили и под куртками у нас они не были спрятаны. Чудеса, да и только. А чувак с двумя литрами водки, чуть-чуть выпирающими из под громоздкого шерстяного свитера, уже ждал нас недалеко от магазина. Охрана нервничала, злилась, ругалась, но ничего предъявить не могла. В итоге нас отпускали. Скрепя сердце, но отпускали.

Один раз нас поймали. Причем именно в "Любимых продуктах". Уж слишком часто мы туда заходили. Охрана просекла тему и, когда Костя выносил водку, его тщательно обыскали. А на нас даже не посмотрели. Начали прессовать - плати штраф в десятикратном размере стоимости бухла или сдадим мусорам. Откуда у нас столько денег? Почувствовав, что охрана на мгновение расслабилась, Костя выдернул у них из рук свой студенческий и пулей вылетел на улицу. Мы стояли около входа и курили, ожидая, чем закончится. Не глядя на нас, он пронесся мимо и нырнул во дворы. Два массивных охранника выбежали на крыльцо, грозно помахали своими резиновыми дубинками, незлобно матернули нас, пообещав, что в следующий раз так легко с рук не сойдет и ушли внутрь. После этого случая набеги на супермаркеты мы стали делать гораздо реже.

Бухали в Солнцево на квартире у знакомого. Алкоголь кончился, пошли в Седьмой Континент. Денег не было. Мы отвлекали, чувак выносил, охранник палил. Охранник был пьяный и злой. Чувак был пьяный и с текилой под свитером. Охранник бычил, чувак тоже. Охранник не выдержал, завел чувака в подсобку, достал ствол и засунул его тому в рот. Сказывалась напряженная работа и вторые сутки без сна. Да и алкоголь, наверное, обострил нервы. Стрелять он, конечно, не стал, но ярких впечатлений парню хватило. Текилу пришлось оставить и заплатить штраф. Кажется, договорились до ста рублей.

На территории ФДСов стоял маленький магазинчик желтого цвета, да он и сейчас там стоит. Все называли его "Золотой". Держали его приезжие кавказцы, а продавщицами там работали полупьяные-полусонные телки. Когда я учился, там продавали паленую водку, «палево». Бутылка стоила сорок рублей и называлась она либо "Корабельная роща", либо "Три по сто пятьдесят". Недавно я зашел в этот магазин купить сигарет. Оказался в том районе и захотелось взглянуть на общаги, посидеть-покурить под козырьком ФДС Передо мной таджик-рабочий покупал пузырь. Пятьдесят рублей за флакон. Называлась "Бурый медведь". Только названия поменялись, да цена подросла, а так все по-старому. Я купил сигарет, вышел из магазина, огляделся. Было лето и, студенты разъехались по домам. Я покурил, вспоминая нашу жизнь в общаге.

Как-то раз мы с Пашей вынесли из "Золотого" двенадцать бутылок пива, четыре пиццы и восемь сэндвичей за один заход, купив при этом только пачку винстона. Это был наш личный рекорд. Паша десять минут гонял продавщицу к витрине с сигаретами и обратно, потому что внезапно передумывал брать парламент и решался покупать мальборо. Потом мальборо его тоже чем-то не устраивало, и он просил винстон. В это время я выносил по несколько бутылок пива и ставил их у входа, заходил обратно, отодвигал стекло на витрине, пока телка стояла ко мне спиной и доставала сигареты, вынимал еще пиво и снова выносил на улицу. Напоследок, мы с Пашей сунули по две пиццы под футболки и несколько сэндвичей в карманы штанов. Это была наша маленькая месть за то, что они травили студентов своим левым алкоголем.

А ночью, осторожно спустившись по решеткам с третьего этажа, водку можно было купить только в "Золотом", это был единственный магазин в округе, который работал после одиннадцати. Нет, были еще "Любимые продукты", но до них пятнадцать минут туда и пятнадцать обратно. Не очень-то хотелось тащиться по морозу. В "Золотом" входная дверь закрывалась на ночь, продукты покупали через маленькое окошко сбоку. Стратегия ночных закупок была следующая: купить водки, сколько надо, и самый дешевый товар, лежащий в противоположном углу магазина. Пока сонная продавщица ходила за пакетом лапши за два рубля пятьдесят копеек, какой-нибудь худой парень просовывался в окно по пояс и хватал все, что под руку попадется. Блоки сигарет, жвачки, шоколадные батончики. Приоритетом, конечно, пользовались сигареты кент, парламент и мальборо. Потом их убрали подальше, и приходилось довольствоваться сникерсами.

Паша по натуре был разведчиком. Он уделял большое внимание мелочам. Никогда и нигде не оставлял свои паспортные данные. Ходил с поддельным студенческим билетом на чужое имя, но со своей фотографией. При просьбе охранников ФДСов или при проверке документов милицией он предъявлял этот свой паленый студак. Правда, студак был не совсем паленый. Паша сделал его сам. Он съездил в контору, изготавливающую печати по оттискам и за шестьсот рублей ему сделали две печати, которые ставятся в деканате на студенческий билет. Корку купил в обычном канцелярском магазине. Дальше дело техники. Полчаса набиваешь руку, чтобы почерк был похож на тот, которым подписаны настоящие документы. Копируешь подпись начальника курса и билет готов. Быстро осознав полезность поддельных документов, мы начали штамповать себе медицинские справки, освобождающие от физкультуры, пропуски в общежитие для своих друзей, которые там не жили, студенческие билеты и регистрации. Конечно, тысяча рублей за медицинскую печать была для нас большой суммой, поэтому мы продавали москвичам-однокурсникам освобождения от физры за пятьдесят-сто рублей, чтобы отбить вложенные капиталы. Паша - это был наш "талантливый мистер Рипли", мастер наебалова.

Экзамен в университете можно было сдавать тремя способами. Первый - весь семестр посещать занятия, кропотливо писать лекции, делать домашние задания, честно сдать зачет, допуститься к экзамену, за неделю до экзамена уехать из общаги куда-нибудь на квартиру к дальним родственникам или целыми днями сидеть в читальном зале, чтобы никто не мешал, и заучить всю теорию. Перед экзаменом нервничать, скрещивая пальцы на удачу в момент вытаскивания билета, потому что выучить все по вопросам, с обычной головой, невозможно. Кое-как ответить теорию, если повезет, решить пару задач и, если звезды на небе сойдутся в знаке весов, претендовать на хорошую оценку. Способ распространенный. Отнимает много времени и сил. Оценка за экзамен обычно тройка.

Второй способ - забить на лекции, ходить на семинары, кое-как сдать зачет с третьей попытки, за три дня до экзамена начать листать отксеренные лекции, перед экзаменом стрельнуть шпоры у уже сдавших студентов, на экзамене не париться ни о чем, все технично перекатать. Если повезет, решить задачи и получить заслуженную четверку.

И способ третий - не ходить ни на одну лекцию, чтобы лектор не запомнил тебя в лицо. Не ходить на семинары, чтобы семинарист не запомнил тебя в лицо. Проставить умному парню из другой группы пару пива, чтобы он пришел за тебя два раза на контрольные работы и написал их на пятерки. Получить зачет автоматом. За неделю до экзамена начинать бухать и веселиться. За час до экзамена сфотографировать умного парня, предварительно надев на него черную рубашку. Аккуратно острым канцелярским ножичком поддеть фотографию в своей зачетной книжке и также аккуратно и осторожно срезать ее, стараясь не повредить обложку. Далее вклеить на это место фотографию умного парня в черной рубашке из соседней группы и торжественно вручить ему "его" зачетную книжку. Зачем нужна черная рубашка? Если сфотографировать так, чтобы плечо в рубашке занимало достаточное место в правом нижнем углу фотографии, то, вклеив эту фотку вместо своей, на черном фоне не будет видно оттиска печати и кажется, что так и было изначально. То есть получается достоверная картина. Фотография, а на ней печать. В процессе экзамена и на фотку-то почти никто не смотрит, а уж под микроскопом сверять, есть ли на фотографии печать или нет, точно никто не будет. Далее умный парень идет на экзамен, отвечает первым, получает пятерку и честно заработанный ящик клинского, который через полчаса с ним же на двоих и выпивается на фонтанах у метро Университет. Схема работала безотказно. Придумал ее, конечно, Паша.

Кстати говоря, тактику выноса алкоголя из супермаркетов также придумал он. Сначала мы действовали довольно тупо. Заходили по два-три человека. Прятали бухло под свитер, запахивали куртку и выходили. Ловили нас в пятидесяти процентах случаев. Еще бы, голодные рожи, быстро бегающие глаза, палевная одежда. Другое дело нахлобучить охранников. Заставить их все внимание сосредоточить на одних, а действующим лицом сделать другого. Вот, где во всю работала Пашина голова, а никак не в университете.

Самое смешное, что его выгнали после первого семестра. Он учился на ВМК (факультет вычислительной математики и кибернетики). Естественно, за полгода он посетил считанное число пар. И те пришлись только на сентябрь. Все экзамены, кроме одного, он сдал по своей схеме. Причем без троек. А до последнего его не допустили. Паше не повезло. Он попал на слишком принципиального преподавателя, который, посчитав в своем журнале, что этот студент был только на первых двух семинарах, решил его отчислить. И как решил, так и сделал. Но Паша не унывал. Сдать вступительные экзамены еще раз? Да не вопрос. Для этого мы с ним разработали первоклассный план.

Как поступить в МГУ и не потратить при этом ни копейки?

Да, легко!

Из универа Пашу поперли в конце января. Вступительные экзамены проводили в июле, а в марте и в мае можно было попробовать поступить на олимпиадах. Это немного сложнее, чем на основных, но попробовать все же стоило. Суть олимпиады в том, что нужно сдать два экзамена, письменную и устную математику. И если результат восемнадцать, девятнадцать или двадцать баллов, то за сочинение засчитывали результаты школьного сочинения. Паша написал сочинение на четыре, а, значит, в этом случае он автоматически попадал в МГУ. Нужно было лишь сдать два экзамена по математике.

В феврале начался второй семестр. ФДСы наполнились студентами, вернувшимися с каникул. Понеслось все по новой. Утром занятия, вечером пьянки, на выходных пьянки без занятий. Дни пролетали так быстро, что мы не ориентировались в датах. Помнили только, что если суббота, то завтра выходной. А если среда, то завтра две лекции, на которые можно не ходить.

Наступило пятое марта. В этот день объявили набор в приемную комиссию факультета. Ровно в четыре часа дня я зашел в аудиторию двенадцать ноль восемь и сел за последнюю парту. В помещении уже набилась целая толпа. В основном то были старшекурсники. Они работали не первый год. Председатель комиссии, молодой доцент кафедры функционального анализа, около двадцати минут подводил итоги прошлогоднего набора, рассказывал о перспективах нового и, закончив речь фразой - "Приемный сезон объявляю открытым", попросил желающих записаться в члены приемной комиссии. Я и еще пять-шесть человек подошли к столу и по очереди написали свои фамилии на листе. Так я стал работником приемки. Первый пункт плана успешно выполнен.

Через неделю мы начали оформлять документы у желающих поступить на мехмат. Довольно муторное и унылое занятие. Паша появился в последний день приема за десять минут до окончания. Абитуриентов уже давно не было, да и сотрудники комиссии почти все разошлись по домам. В гордом одиночестве он прошествовал через всю аудиторию и вручил мне свой паспорт.

- Чего так долго? - Я для вида попялился секунд десять на фотографию, типа проверяю.

- Пиво пил на фонтанах, думал еще есть время. - Паша тяжело дышал. – Пойдем, покурим?

- Сейчас печать ебну и пойдем.

Я подошел к секретарю, взял печать и с силой опустил ее на экзаменационный лист с Пашиной фотографией.

- Готово.

- Поздравляю, вы наш последний зарегистрированный абитуриент на мартовской олимпиаде. - Неожиданно появившийся председатель комиссии взял у меня экзаменационный лист и вручил его Паше. - Все могут быть свободны. Закрываемся.

Я отметил в ведомости время своего ухода, и мы с Пашей вышли в курилку.

- Как работается? - Он достал сигареты.

- Да нормально, - ответил я, - только телок симпатичных почти нет.

- Мехмат, что ты хотел?

- Ага. А те, кто документы подал - все равно не поступят.

- Макс подал документы? - Спросил Паша.

- Да. Еще утром. И кореш его тоже. - Я подошел к заплеванной урне и стряхнул пепел. Над урной на стене красовалась надпись "Геологи лохи, мехмат короли".

- Ну, круто. По пиву, может, дернем на фонтанах? - Предложил Паша. - Или ты в общагу спешишь?

- Не. Пошли.

Письменный экзамен по математике состоит из шести задач. Чтобы пройти на второй тур нужно набрать восемь баллов или больше. Восемь баллов - это четыре правильно решенные задачи. Четыре задачи самостоятельно может решить только человек с математическими способностями намного выше среднего. Пять задач могут решить человек пятьдесят из всех выпускников России этого года. Шесть задач могут решить единицы. На решение четыре часа. Выходить в туалет только в течение второго и третьего часов. Максимум выходов в туалет - один раз и строго в сопровождении работника приемной комиссии. Пользоваться на экзамене можно ручкой и циркулем. Заметят калькулятор - ты не поступил. Заметят мобилу - ты не поступил. Заметят шпоры - ты не поступил. Пишут экзамен одновременно две тысячи абитуриентов в шести огромных аудиториях. Из них на второй тур пройдет четыреста. Из них восемьдесят поступят. Еще сто двадцать человек возьмут на майской олимпиаде и двести летом. Четыреста человек - это первый курс мехмата.

Перед письменным экзаменом Паша усиленно пил. Спал он в эту ночь около двух часов. С бутылкой минералки и на очень сложных щщах он явился ровно в десять утра. Паша пошел в середине толпы, чтобы занять место при рассадке в удобной части аудитории. Макс с товарищем пошли самыми последними, через одного. Соответственно посадили их тоже через одного. Преподаватели раздали задания. Объяснили, как подписывать титульные листы и время пошло. Зашелестели черновики, заколыхались головы, склоненные над вариантами. Вариантов задач четыре. Увидев свой, Паша почесал за левым ухом. Это означало, что у него третий. Я стоял в дверях и должен был палить, чтобы никто не списывал. Вместо этого я усиленно чесал за левым ухом, чтобы Макс понял, что у Паши третий. Макс понял, незаметно достал тетрадный лист и начал скатывать условия задач. Повезло. У него оказался нужный вариант. Если бы у Макса, скажем, был первый, то тогда у его знакомого был бы третий. А если бы у Макса был второй, то у его соседа справа был бы третий. При любом раскладе либо у них, либо у их соседа должны были оказаться те же задачи, что и у Паши.

За пятнадцать минут Макс все переписал, и началось шоу. Он закапал себе в нос какую-то шнягу, посидел минуту, подождал, пока у него не хлынет кровь, и поднял руку. Преподаватели всполошились, ведь выпускать никого нельзя. Нужно, чтобы прошел час с начала экзамена. Но это был нестандартный случай. Кто повел Макса в туалет? Ну, конечно, я.

По пути я передал листок с заданием заранее предупрежденному чуваку. Макс умыл лицо, и я отвел его обратно. В это время специально подготовленная бригада из четырех умных парней уже решала Пашин вариант.

Когда до конца экзамена оставался час и двадцать минут, я подал знак. Паша поднял руку и попросил выйти. В туалете, во второй кабинке от окна в ящике для бумаги, он обнаружил пять полностью решенных задач своего варианта. Остальное дело техники. Уж что-что, а скатать со шпоры, чтобы этого никто не запалил, мы умели.

Через неделю в фойе главного здания вывесили результаты экзамена. У Паши было девять баллов из десяти. Это означало, что если ты не полный лох, то ты уже поступил. Так и произошло. Хотя на устном экзамене пришлось надиктовывать ему по телефону решение задачи, все прошло успешно. Получив десятку за устный, Паша поступил на мехмат. С первой мартовской попытки. План сработал на двести процентов из ста. Не потратив ни копейки, (если не считать ящика пива Максу и чувакам, которые решали вариант), Паша снова поступил в МГУ.

Дальше - больше. После того как ты провернул несколько маленьких, но хитрых афер, появляется ощущение безнаказанности. Возникает естественное желание осуществить что-то, действительно, серьезное и опасное. Например, ограбить контору компьютерной техники. Это уже не игра. Если поймают, то не просто отчислят из университета. Впаяют на всю катушку. Ты молод, умен и решителен. А риск? Риск опьяняет. Ты получал крохотные порции адреналина, когда воровал в магазинах, когда дурил приемную комиссию, когда подделывал документы. Тебе понравился приход. Теперь ты хочешь проверить свои нервы на прочность.

КТО?

Паша не просто старался заработать деньги. Ему нужно было ощущение опасности. Когда ты предельно мобилизован. Когда ты собираешь всю свою волю в кулак. Его это перло. Но нужен был напарник, потому что в одиночку спланировать и реализовать такую акцию очень сложно. Косте, напротив, позарез нужны были деньги. Он приехал в Москву из Рязани. Поступил на мехмат. Все кое-как перебивались на крохи, которые родители переводили раз в месяц. Ему денег никто не присылал. Вот и вынужден он был постоянно исхитряться и зарабатывать себе на учебу. В этом деле у него был обычный меркантильный интерес.

КАК?

Ограбить контору, торгующую компьютерами, можно на их территории. Для этого нужно залезть на склад, отключить сигнализацию, взять товар и смотаться. А можно заставить фирму привезти все в удобное для тебя место и там забрать у них технику. Гораздо удобнее действовать на знакомой территории. Нужно лишь позвонить в службу доставки и заказать десять ноутбуков. На машине курьер привезет их в условленное место. Вы выкидываете его из тачки, садитесь в нее и спокойно уезжаете. В соседнем дворе перекладываете ноуты в сумки и сваливаете в неизвестном направлении. Все просто, легко и красиво.

ГДЕ?

Они нашли подходящее место в районе метро Профсоюзная. Тихий безлюдный дворик. Пятиэтажная хрущевка. Темный подъезд. Несколько дней наблюдали за жильцами дома. Кто и когда выходит, когда заходит, как заезжают машины во двор, как паркуются. Дежурили по очереди. Один день Костя, другой Паша. Составили график движенияжильцов и выбрали подходящее время для ограбления. Пол-второго дня.

Остался еще один маленький вопрос - как выкинуть курьера из тачки? И вообще будет ли он один? Оказалось, что не один, а с водителем. И работают они следующим образом - машина подъезжает к дому, курьер берет товар, идет с ним в нужную квартиру, отдает товар, получает деньги, садится в машину и уезжает. Водитель никуда не выходит. Как вытащить водилу из тачки? Физическими данными ни Паша, ни Костя не отличались. Обычное телосложение для восемнадцатилетних подростков. Так само собой вышло, что понадобилось оружие. Парни достали электрошокер. Чувак, давший им его, сказал, что одно прикосновение вырубает человека на несколько минут. В смысле обездвиживает. Такую тему необходимо было проверить. В тот же вечер они отправились на ночную прогулку по Мичуринскому проспекту. Образец для опытов был найден довольно быстро. Пьяный мужик полусидел-полулежал на автобусной остановке. Без угроз, без требований денег они просто подошли к нему и ткнули шокером в живот. Мужик дернулся, прохрипел - "вы чего?", выпрямился и замахал руками. Судя по его энергичным движениям, прибор работал не так, как требовалось. Ребята приуныли. На обратном пути они по привычке зашли в "Любимые продукты" и подрезали бутылку "русского стандарта". На следующее утро Костя уехал в Рязань.

Вернулся он через пару дней со стволом. Ходить по проспекту и проверять, стреляет или нет, парни не стали. Но выяснить, хватит ли у них смелости, все же решили.

Опять Мичуринский проспект. Ночь. Одинокий клерк засиделся на работе допоздна и торопится домой. У него в руке полиэтиленовый пакет с надписью "перекресток". Там еда и пиво. Извини, парень, тебе просто сегодня не повезло. Негромкий окрик. Удар под дых. Тычок стволом в ребра. "Не дергайся и гони бабки". На кармане у него было две с чем-то тысячи рублей. Смелости хватило.

Итак, все этапы подготовки и планирования проведены успешно. Пора применять свои навыки и знания в реальных условиях.

Машина доставки с техникой опоздала на пятнадцать минут. За это время у Кости промокла насквозь футболка, а Паша выкурил три сигареты.

- Вышел из тачки, заходит в подъезд. - Паша отодвинулся от окна на лестничной площадке между третьим и четвертым этажом. - Надеваем чулки.

- Бля, воняет. - Костя поморщился, натягивая капроновый чулок на голову. - Чьи это?

- Сеструхи. Тихо!

Внизу хлопнула дверь. Послышался звук шагов.

Курьер удивленно уставился на чуваков. Не каждый день видишь перед собой кадры из американских боевиков про ограбления. Он перевел взгляд с чулок на их головах на дуло пистолета, и замер.

- Где ноуты?

- Внизу. В машине. - Пробормотал он.

- Стоишь тут десять минут, потом можешь уебывать. Понял?

- Да.

Парни выбежали из подъезда. Костя открыл дверцу автомобиля, прыгнул на свободное сиденье и ткнул пушкой в водилу:

- Съебал в подъезд! Быстро! Закричишь - тебе пиздец!

Водитель вышел и побрел к подъезду. Паша сел за руль. Трясущейся рукой повернул ключи. Раздалось ворчание двигателя. С первого раза тачка не завелась. Не завелась она и со второго раза. И с третьего. И вообще не завелась.

- Все. Надо сваливать. - Крикнул Паша и выскочил из машины. Костя выскочил следом.

Они стащили чулки и дворами пробрались к метро Академическая.

В общаге мы их увидели только через три недели. Так из-за маленькой случайности обломалось "ограбление века". Но парни не унывали. Особенно Паша. Острые ощущения он получил по полной программе, и у него навсегда исчезла тяга к подобному движу. Универ Паша так и не окончил. С мехмата его опять отчислили после первой сессии. Все-таки иногда на занятиях нужно появляться. После этого у него еще было две попытки. Не в МГУ, а в других ВУЗах. Нигде он не смог доучиться до второго курса. Для упорной учебы он не был создан.

Сейчас Паша работает админом в маленькой турфирме. О его бурной студенческой молодости напоминают только печати, которые в большом количестве валяются у него дома.

А Костя не успокоился. Его целью были деньги, а их то он и не получил. Зато у него остался ствол. Чем он занимался дальше мне неизвестно, но после того случая деньги у него всегда были. Кроме того, он закончил мехмат с красным дипломом, защитил диссертацию и теперь работает в одной крупной финансовой конторе. Что-то там с ценными бумагами. Поднимает, короче, нормальный лавандос.

ГЛАВА 7

Офис компании, где я трудился, находился в самом начале Ленинградского шоссе. Каждый день я поднимался по эскалатору со станции Белорусская, проходил через мутные стеклянные двери. Из выхода направо, потом под мост и налево. Переход был забит пятирублевыми игровыми автоматами. Возле них всегда терлось несколько человек с потухшими глазами. Они методично запихивали в "столбы" пятачки. Потом пятачки кончались, они меняли сотню в ларьке и с завидным упорством продолжали.

Далее надо было перейти железную дорогу и спуститься на Ленинградку. В узком проеме между угловым домом и железнодорожным забором была дверь в наш офис, пятикомнатное полуподвальное помещение.

Сразу у входа сонный охранник, правее деревянная стойка, дающая понять, что это ресепшн. Прямо коридор, соединяющий комнаты между собой. Была еще кухня на восемь квадратов и маленький кабинет директора. Фирма не тратилась на антураж. Не тратилась она и на сотрудников. Мы делали игровые автоматы для казино. То есть писали программы, которые потом вшивались в аппарат, и он ставился в казино. Моя основная задача - найти, как расположить символы на лентах, и какие за них назначить выигрыши, чтобы игрок, засовывая в автомат сто рублей, получал девяносто пять обратно. В среднем, конечно. Такая вот околоматематическая деятельность.

Работа отнимала у меня, примерно, два часа в день. Свободное время нужно было как-то использовать, и я начал обсчитывать игровые автоматы еще для двух контор. Нашел в интернете контакты, связался с ними и предложил свои услуги. Понимание было достигнуто быстро. Суммарно мои доходы за месяц колебались от двух до шести. В зависимости от заказов. Короче, примерно четыре тысячи. В нашей компании больше зарабатывал тока гендир.

Сегодня я приперся в офис к двенадцати. Планировал появиться раньше, но утром ломало вставать. Прошел в свой отсек, включил компьютер. За соседним столом уже сидел Макс, мой однокурсник и коллега. У Макса было такое сложное лицо, что сразу становилось понятно, чем именно он занимался на выходных.

Открыл почту, три новых письма. Техническое задание попросили переписать. Так, это потом. Расчеты не сошлись с тестированием. Спрашивают - "Что делать?" Ответил - "Тестируйте дальше, должно сойтись". Ага, сейчас. Как они сойдутся, если все результаты мы с Максом придумали минут за десять? Третье письмо - "Можно подъехать сегодня за деньгами". Отлично.

Зазвонил телефон. Я снял трубку:

- Да.

- Алексей, зайди ко мне, как будешь свободен. - Послышался недовольный голос директора. Он всегда был чем-то недоволен.

- Хорошо, сейчас зайду. - Я повесил трубку.

Директор редко вызывал меня к себе. Только, если обнаруживались косяки в расчетах. Их почти никогда не находили, потому что никто ничего за нами не проверял. Этим мы с успехом и пользовались. Ничего хорошего приглашение в его кабинет не сулило. Два часа сидеть и слушать, как я херово работаю. Тут главное не отвечать. Просто, молча, сидеть и кивать. Мол, виноват, исправлюсь. В конце концов, его запал сам собой иссякал и, устало кидая на прощанье, - "Иди, работай", он меня отпускал.

- Съездишь в Слот-империю, в главный офис, за баблом? - Спросил я у Макса. - А то меня Семенов вызывает. Там надолго, по ходу.

Слот-империя - самый крупный производитель игровых автоматов в России. Их аппараты стоят, практически, во всех казино. Мы с Максом уже, примерно, год проводили для них расчеты. В свободное от работы время, разумеется. В Слот-империи были довольны нашей работой. И платили достаточно неплохо. Звали нас перейти к ним в штат на постоянку, но мы отказались.

- Могу сгонять. - Макс отвлекся от чтения сайта спорт-экспресса. На его лице калейдоскоп эмоций. - Только я оттуда сразу домой поеду, а то мне что-то нехорошо.

- Давай. - Согласился я.

Я несильно постучал в дверь директорского кабинета и, не дожидаясь приглашения, зашел внутрь. Деревянный стол с массивными ножками и широкой темно-красной столешницей был завален бумагами, распечатками с описанием игр, математическими расчетами, результатами тестов и прочим говном. Посреди этого хлама гудел ноутбук, рядом стояла пепельница. Из нее торчала дымящаяся сигарета мальборо. Директор сидел в черном кожаном кресле и смотрел в окно. Когда я вошел, он повернулся:

- Здорово. - Он устало потер переносицу.

Наш директор мне нравился. У него был оригинальный подход к сотрудникам компании, с помощью которого он поднимал производительность труда. Раз в две недели Семенов собирал ответственных работников у себя в кабинете. В течение нескольких часов материл каждого по очереди. Таким незамысловатым способом он отлично создавал видимость и непрерывность бизнес-процессов. После совещания коллеги с необычайным рвением приступали к своим обязанностям. Все ясно понимали, вместе мы делаем важное дело - отнимаем у людей их деньги.

Я сел за стол, достал сигареты, закурил. Настроение Семенова мне нравилось, такая задумчивость с оттенком философии. Ругаться точно не будет. Скорее всего, снова захочет попытаться понять основы теории вероятностей.

- Ты дабл в наших аппаратах как считал? - Семенов затушил почти до конца истлевшую в пепельнице сигарету.

- Никак не считал. Он не влияет на процент возврата.

- Это еще почему?

Меня всегда злили вот такие его вопросы. Вызовет, начнет спрашивать про математику. Как человеку, который отлично умеет впаривать неработающий софт, но упорно отказывается понимать, что если сто раз выпала решка, то вероятность орла на сто первом разе все равно одна вторая, можно объяснить статистические законы?

Я быстро набросал на листе бумаги элементарные формулы.

- Ну ладно, ладно. - Он понял, что опять ничего не понял и сменил тему. - Короче, автомат один есть. Математику считала американская контора. Там дабл с отказом.

- Это как? - Спросил я.

- Вот я и хочу, чтобы ты на автомате этом поиграл и сказал мне - как. Занят сейчас?

- Нет. - Ответил я.

- Тогда иди, собирайся. - Семенов захлопнул ноутбук и встал. - Поедем на завод. Поиграешь пару часов, посмотришь, что к чему.

Мы въехали на территорию завода "Полет" в Текстильщиках. Попетляли некоторое время между маленьких кирпичных домов и выехали к большому металлическому ангару. Семенов пошел внутрь выписывать пропуск, а я вылез из машины и огляделся. Слева находилось двухэтажное здание. Справа деревянный сарай. Чуть поодаль можно было заметить скопление вертолетов. Я подошел к ограждению. За ним было настоящее вертолетное кладбище. Старые, кривые, проржавевшие машины. Искореженные лопасти, мятые корпуса. Вертолеты были разных размеров. Попадались и маленькие одноместные, и огромные военные вертолеты. Сбоку у них были носители для ракет, наподобие крыльев. Кривой пулемет торчал спереди. Когда-то давно они наводили страх на жителей маленьких, но гордых, южных стран. А теперь были свалены на заводе в одну кучу металлического мусора. В советское время это было оборонное предприятие. Теперь заводские площади сдаются в аренду разным конторам. Ангар, например, снимала фирма, которая производила игровые автоматы.

Семенов выглянул из-за двери и помахал мне рукой.

Мы прошли через проходную, свернули в узкий коридор и уперлись в дверь. Семенов приложил пропуск к электронному замку. Послышалось пищание, и дверь открылась. Мы попали в огромный зал. По всей его площади ровными рядами стояли аппараты. Отовсюду было слышно характерное музыкальное сопровождение одноруких бандитов. То там, то здесь мелькала анимация бонусов. Почти везде крутились колеса. Автоматы стояли повсюду. Их были сотни.

Неожиданно перед нами появился усатый мужик в затертой спецовке.

- Палыч, здорово. - Семенов пожал ему руку. - Вот, покажи ему "Crazy M", а я отъеду. - Он повернулся ко мне, - В общем, ты поиграй, я часа через два часа приеду, заберу тебя.

Палыч вел меня минут десять. Как он ориентировался в этом бесчисленном множестве мелькающих всеми цветами радуги автоматов, было загадкой. Наконец, он остановился перед аппаратом. На экране прыгали три коричневые обезьяны.

Он извлек из штанов ключ, открыл корпус, щелкнул какими-то переключателями, и сумма игрока составила десять тысяч кредитов. Если играть по девяти линиям сразу по кредиту на линию, то получалось девять кредитов на прокрутку.

- Должно хватить на два часа. - Сказал он. - Если что, то зови, я вон там буду. - Он махнул рукой куда-то вправо.

Я выбрал девять линий, поставил ставку и нажал на "спин". Барабаны завертелись. Игра началась.

Суть дабла в следующем: после каждой прокрутки игроку может выпасть выигрышная комбинация символов. В этом случае на счет прибавляются кредиты. Но девять кредитов отнимаются в любом случае. Если повезло и что-то выпало, то можно сделать удвоение. То есть нажать на кнопку double. Тогда на экране появится пять карт. Первая карта откроется автоматически. Это карта дилера. То есть автомата. Игрок может выбрать любую из четырех оставшихся. Он тыкает пальцем в свою карту, и она открывается. Если карта игрока больше карты дилера, то выигрыш удваивается. Если меньше, то ты проигрываешь свой приз. Если карты одинакового достоинства, то игроку остается его выигрыш. Так как карты распределены равномерно, то вероятность выиграть - одна вторая. Вероятность проиграть тоже одна вторая. Поэтому в среднем удвоение ничего не дает. То есть если сыграть миллион спинов без дабла и миллион с даблом - результат будет один и тот же. Сделано же оно для азартных игроков, которые постоянно хотят рискнуть и удвоить свои деньги. Просто с удвоением они проигрывают намного быстрее, чем без него. Следовательно, для казино это выгодно, потому что на место разорившегося игрока придет другой, за ним третий и так далее.

В автомате "Crazy M" дабл был с отказом. После того как дилер открывал свою карту, игрок мог решить будет он удваивать или нет. Например, дилер открыл карту и у него либо туз, либо король. Естественно, удваиваться нет смысла, потому что вы, скорее всего, проиграете. Поэтому логично отказаться от дабла и сохранить свой выигрыш. Или, напротив, если у дилера два или три, то нужно идти в удвоение, так как шансы на победу высоки. То есть игроку предоставляли возможность самому решать - удвоиться или нет, видя карту дилеру. Это меняло все расклады и увеличивало шансы на победу.

Я играл следующим образом - после каждого выигрыша шел в удвоение и, если карта дилера была меньше девятки, то удваивался, если больше - отказывался от удвоения и оставлял свой выигрыш. Когда Семенов приехал за мной, у меня на счету оставалось тысячи четыре кредитов. То есть шесть штук я проиграл.

На следующий день я утром приехал в офис. Макс уже сидел за компьютером.

- Деньги забрал? - Спросил я.

- Да. Держи. - Он протянул мне конверт. - Три штуки.

Я достал деньги, отсчитал половину и отдал Максу.

- Говорили насчет новых игр?

- Покер хотят посчитать. Сказали, что сегодня ТЗ пришлют.

Через несколько часов, проверяя почту, я обнаружил письмо от Слот-империи. Писали, что хотят рассчитать покер для игровых автоматов и высылают по этому поводу техническое задание. Я распечатал документ, пробежал глазами по тексту. Вроде несложно на первый взгляд. Протянул Максу:

- Посмотри - сложно или нет.

Макс читал минут десять, потом отложил задание в сторону и сказал:

- Ничего сложного. За два дня посчитаем. Только там дабл с отказом. Такой, как ты вчера смотрел с Семеновым. Но это легко посчитать.

- Хорошо. - Я снова открыл почту и написал ответ:

"Добрый день. Я прочитал ТЗ. Так как покер заметно отличается от тех игр, которые мы считали для вас ранее, плюс удвоение нестандартное, то расчеты займут у нас больше времени. Примерно неделю. Соответственно цена расчетов тоже меняется с трех тысяч долларов до семи тысяч. С уважением, Алексей".

- Семерку, короче, загнул для первого раза. - Сказал я Максу, отправив письмо.

- Много. Не согласятся. - Макс откинулся на кресле.

- Конечно, не согласятся. До пятерки скинут. Я как раз на пять штук и хочу договориться.

Через час из Слот-империи прислали ответ:

"Алексей. Насчет нестандартного удвоения - мы вышлем вам готовые расчеты американских математиков, поэтому останется только прибавить их к своим, а удвоение трогать не нужно. В связи с этим считаем, что уместно было бы снизить цену до пяти тысяч долларов".

Я ответил: "Ок. Мы согласны".

- Ну, все. Договорился с ними. Можно приступать.

- Давай я тогда удвоение посчитаю, а ты игру? - Предложил Макс.

- Они написали, что у них там уже какой-то американский математик все посчитал в удвоении. Так что давай ты половину комбинаций посчитаешь. И я половину.

Я подошел к Максу, достал лист бумаги. Выписал на нем по очереди все выигрышные комбинации - пара, две пары, тройка, стрит, фулл-хаус и так далее. Посередине я провел вертикальную черту. Те, что слева достались Максу. Остальные мне.

К десяти часам вечера все вероятности были рассчитаны. Мы оформили расчеты в удобоваримом для чтения виде. Покер готов. Вся работа заняла десять часов.

Макс свалил домой, а я просидел в офисе еще час. Залез в инет. В комнату зашел охранник, сказал, что поздно и он хочет спать. Поинтересовался, когда я уйду. Не стал его напрягать. Выключил компьютер и вышел на улицу. Ехать домой не хотелось. Я купил в магазине бутылку пива, прошел по мосту и зашагал по Тверской-Ямской к центру. На улице почти никого не было. Только редкие прохожие, спешащие к метро. Я достал плеер, поставил на рандом. Зазвучала Агузарова, "В городе моем". Допил пиво как раз около книжного магазина "Республика". Зашел внутрь. Из посетителей никого. Усталый продавец у кассы. Я подошел к стенду с бестселлерами. Хотел купить что-нибудь почитать в метро. Ничего интересного не нашел. Купил Дуги Бримсона. Повелся на фотографию футбольных хулиганов на обложке книги. Люблю футбол и истории про хулс.

Я вышел из "Республики", купил еще пива и пошел дальше. В плеере играл Дистемпер. "С утра стоял на остановке и радовался жизни. Смотрел на некрасивых баб. Троллейбус двадцать семь, переполненный совсем, ехал медленно, подняв рога". У Маяковской торчала куча бомжей. Один подошел ко мне и стрельнул сигарету. В метро заходить не стал. Решил прогуляться пешком до Парка Культуры, а оттуда поехать на троллейбусе, если они еще будут ходить. Это недалеко, пешком максимум час. Спуститься к набережной за Охотным Рядом и пройти по ней мимо храма Христа Спасителя до Крымского моста. В Москве центр только на карте метро большой, а на самом деле все рядом.

На Тверской народу стало побольше. Никогда не любил эту улицу. Мне почему-то кажется, что там энергетика плохая. На Тверской-Ямской хорошая, а после Маяковской сразу плохая начинается. Люди злее что ли. Днем идешь, каждый норовит плечом двинуть, ощущаешь на себе эти загнанные ненавидящие взгляды. Не по себе становится. Проходя мимо казино Bellagio, вспомнил, как Нинзя месяц назад там нажрался, и я его еле утащил. Тяжелый гад. Труба зазвонила. Легок на помине.

- Здорово, что делаешь? – Нинзя, как всегда, весел и бодр.

- По Тверской иду. Как раз мимо Bellagio.

- А я свалил оттуда полчаса назад. Жалко. Немного разминулись.

- Играл? - Спросил я.

- Да так. Немного.

- Ну и как?

- Да при своих. Два часа играл, тридцать баксов сверху.

- Не густо. - Согласился я. - Считал?

- Не. Тупо по базе долбил. После работы решил расслабиться. - Ответил он.

- Ясно.

- Завтра, пошли по Новому Арбату пройдемся ночью? Там подряд штук десять казино. - Предложил Нинзя.

Я подумал, есть ли у меня дела на завтрашний вечер и, что намного важнее, на следующее утро. Вроде свободно все.

- Ну, давай попробуем. - Согласился я. - Созвонимся, короче, днем тогда.

Около Охотного Ряда ко мне пристал какой-то чувак. Хотел толкнуть ролекс за пятьсот рублей. Прошел мимо, не поворачивая головы. В плеере "Монгол Шуудан". "Что ты смотришь на него, рубай его, батя! И пущай орет, а из рожи кровь идет. Наше дело правое". Чувак волочился рядом еще метров двадцать, потом махнул рукой и переключился на какого-то запоздалого клерка с дешевым коричневым портфелем.

На набережной вообще никого не было. Только машины, светя фарами, проносились мимо. Зарядил дождь. Домой идти было неохота. Раньше трех все равно не засну. Я тянул пиво и курил. Начал думать, кому позвонить. Бухать не хотелось. Все-таки на следующий день нужно было появиться на работе. Полазил в записной книжке мобильного телефона. У меня были три подруги. Ни к чему не обязывающие отношения, то есть секс по обоюдному желанию в удобное время. Первый номер сонным голосом сказала, что я ее разбудил, и встретиться со мной она сможет на выходных. А сегодня уже поздно и вообще ей завтра на работу. "Ладно, в субботу позвоню" - сказал я и подумал, что в субботу я найду занятие поинтересней. Второй номер механическим голосом телки-робота сообщил, что абонент недоступен. А третий номер начала эмоционально кричать в трубку, что круто, что я позвонил и, что она скучала, и сама хотела мне позвонить на днях. Я уже был не рад, что дозвонился. Спросил - "Приедешь ко мне?" Она ответила, что обязательно приедет, но только не сегодня, потому что сейчас не в Москве. Потом мы для вида поговорили минуты две. Поинтересовались друг у друга как дела, чтобы скрасить гнетущий цинизм ситуации, и распрощались. Видимо сегодня было суждено провести вечер в одиночестве. "Дубовый Гаайъ" заиграл как раз вовремя. "Когда ты вернешься - я буду другим, а может быть останусь таким, как был".

Припоздавший троллейбус спешил в парк. Я замахал рукой шоферу и побежал. Он увидел меня в зеркало, остановился, открыл переднюю дверь. Я кивнул, прошел в салон и уставился в окно. На стекло косыми штрихами ложились капли дождя. За окном проплывали сталинские дома Комсомольского проспекта. Солидные, серьезные и спокойные. Их построили пятьдесят лет назад. И они стоят. И через пятьдесят лет они тоже будут стоять. Так же незыблемо. Вокруг носятся люди, бегают, суетятся. А они стоят. Я достал мобилу, покрутил ее в руках несколько секунд и стер номера трех своих знакомых. Когда-нибудь и у меня все тоже будет спокойно, солидно и серьезно.

Команда "Bad Balance" сообщила, что "Все будет хорошо, поверь нам, верь. All right, - говорит новый день".

Проснулся рано, в восемь утра. Отлично себя чувствовал. Даже странно. Поставил lounge на центре и пошел мыться. Из ванны услышал, как звонит телефон:

- Алло, здорово, на работу идешь сегодня? - Спросил Макс.

- Иду. Ты, что так рано звонишь? - Я удивился.

- Просто сегодня до двенадцати в офисе буду, потом уеду.

- Ну, уезжай. Мне то что?

- Хотел тебе одну тему рассказать. - Нетерпеливо сказал Макс. - Вчера вечером рюхнул.

- Какую тему?

- Про дабл с отказом.

- А что так срочно?

- Приезжай, короче, в офис, я тебе все объясню. - Макс явно был чем-то взбудоражен.

Я выпил кофе, быстро собрался и поехал в офис.

Макс уже был на месте.

- Ну что ты там нарюхал? - Обратился я к нему. - Давай показывай.

- Короче, ты, когда на автомате на заводе играл, то ты удваивался только если у дилера карта была меньше либо равна восьмерки. Так?

- Ну.

- И это логично. Потому что восьмерка - средняя карта. То есть больше восьми и меньше восьми - одинаковое количество карт. То есть если у дилера семь, то тебе выгодно удваиваться, потому что шансов, что тебе выпадет карта выше - больше, чем, если тебе выпадет меньшая карта. - Объяснил Макс.

- Я, поэтому так и играл.

- Вот. И американцы в своих расчетах учитывали, что оптимальной стратегией игрока будет такое его поведение, когда он удваивается только на карте дилера, которая меньше либо равна восьмерки.

- И? - Я непонимающе уставился на него.

- И это не правильно. - Макс выдержал театральную паузу. - Потому что удваиваться нужно, даже если у дилера девятка и десятка. - Он помедлил несколько секунд и задумчиво добавил, - И иногда даже когда валет.

- Что значит "Иногда"? - Спросил я.

- Ну, типа если количество удвоений ограничено сверху. Так бывает иногда. Например, пять раз подряд удачно удвоился и все. Больше нельзя. Или десять раз подряд и все. У каждого автомата по-разному. Вот если пять раз можно удваиваться, то тогда надо идти в дабл, если у дилера меньше либо равно десятки. А если десять раз можно удваиваться, то и на вальте надо в дабл заходить.

Макс достал чистый лист бумаги и начал покрывать его несложными выкладками из теории вероятностей. Через десять минут небольшой дискуссии он мне доказал, что прав. Американцы неправильно посчитали.

- В общем, ты напиши им, что, мол, так и так, у вас ошибка в расчетах удвоения. Поэтому мы можем вам все пересчитать за отдельные деньги. - Сказал Макс.

- А насколько процент возврата вырастет, если игрок будет играть по твоей стратегии? - Игнорируя его фразу, спросил я.

- Процентов на двадцать пять.

- И чему он будет равен?

- Ну, где-то сто пятнадцать - сто двадцать процентов.

Это означало, что игрок будет в плюсе. Причем всегда. И его выигрыш будет постоянно расти вверх. С каждой игрой. Но только если он будет играть в удвоение по стратегии, которую придумал Макс. Если нет, то он как обычно все сольет.

- Не буду я в Слот-империи ничего говорить. Это не наше дело, как там им американцы насчитали. - Сказал я.

- Ну, тогда игра кривая получится. - Макс почесал лоб.

- Этого то я и хочу. - Сказал я.

- Почему?

- Потому что я узнаю в Слот-Империи, где стоят их автоматы и пойду играть.

Макс задумчиво посмотрел на меня:

- Если тебя запалят, то ты крупно попадешь.

- С чего это вдруг?

- Потому что если ты будешь регулярно снимать с их автомата лавандос, то в казино начнут пробивать - кто ты, где ты и с кем ты. Узнают, что ты имеешь отношение к разработке игр и прихватят тебя за жопу.

- Может ты и прав. Но в любом случае я ничего говорить не буду. Наша работа сделана. Пусть башляют. А ошибки американцев - это ошибки американцев.

Макс уехал. Я остался в офисе. Работы не было. Прибегала Ольга, просила что-то срочно посчитать. Была отправлена со своим "срочно" подальше. Начала кричать, что я замедляю процесс, потому что долго работаю. Сказал ей, что свои претензии может изложить на бумаге в письменном виде и предъявить Семенову. Она развернулась и ушла. Конечно, Семенову совершенно не нужно ускорять рабочий процесс. Он выкинет ее жалобы, как только она закроет за собой дверь.

Я все думал о словах Макса. Если постоянно обыгрывать автомат, то это привлечет внимание казиношников. Это факт. А если они начнут копать, то выяснить, что я сам делал их аппарат, не составит труда. Поэтому регулярно опускать их автомат я не буду. Я сделаю все за одну ночь. Пока не знаю, как, но сделаю.

Я набрал номер Нинзи:

- Гуляем сегодня по Новому Арбату?

- Гуляем.

- Короче, тема есть в автоматы немного поиграть. - Предложил я.

- Не люблю автоматы. - Нинзя вздохнул. - Давай в блэкджек.

- Макс фишку одну придумал, надо проверить. Если сработает, то мы с тобой поднимем такой лавандос, что тебе и не снилось. Просто в казино будем искать нужный автомат. Если найдем, то поиграем часик, просто чтобы проверить - работает или нет. А если не найдем, то в блэкджек порубимся.

- Ну, если так, то давай. - Согласился он. - Когда встретимся?

- Заезжай ко мне к семи.

Зашел тестировщик Дима. Что-то у них там опять не сходилось с моими расчетами. Дима грустно попросил, чтобы я посмотрел и нашел ошибку. Он заранее знал мой ответ. Но подойти нужно было. Ведь шел непрерывный рабочий процесс. Конвейер.

- Дима, я обязательно посмотрю. Но завтра. А сейчас я ухожу домой. Пока.

Глава 8

Затрещал дверной звонок. Нинзя приехал ровно к восьми. Я щелкнул задвижкой замка и открыл дверь, Нинзю было не узнать. Костюм, туфли, запонки, парфюм. Даже волосы уложены. В общем, картинка из глянцевого мужского журнала, а не заебанный после работы клерк.

- Ты чего вырядился как пидор? - Удивился я.

- Настоящие мошенники должны хорошо одеваться, - сказал он, - слыхал про Микки Свифта?

- Читал кое-что.

Естественно, я слышал про него. Микки Свифт - это легендарный мошенник. Истории об его аферах похожи на сказку, так красиво, элегантно, если хотите, и ловко он обставлял свои дела. Он не просто громил казино, он их сравнивал с землей. Не в прямом смысле, конечно. То, что он вытворял за карточным столом, это волшебство. Фантастика. Из казино он выходил королем, оставляя за своей спиной униженных дилеров, пит-боссов, да весь персонал заведения. Правда, о том, что их только что наглым образом обманули, они еще не догадывались. Микки Свифт - это был настоящий, идеальный, игрок.

- Я вчера всю ночь в интернете лазил. Читал истории о его наебках, - нинзя прошел в комнату.

На небольшом столе стоял ноутбук, на экране мерцал симулятор блэкджека. Рядом с ноутом двумя ровными стопками лежали карты. В одной пять колод, в другой три. Это я тренировался на взгляд определять число карт в башмаке. Справа от окна старенький диван. Его нужно было раскладывать, чтобы поспать. В другом конце маленький телевизор на тумбочке. Работал без звука. Канал "спорт", естественно. Другие каналы я даже не настраивал.

- Решил стать, как Микки Свифт? - Спросил я Нинзю. - Поэтому так оделся?

- Таким разве станешь, - протянул он, - пять колод? - Внезапно спросил он, ткнув пальцем в большую стопку карт на столе.

- Да. Тренировался на взгляд определять.

- Я тоже такой темой дома занимаюсь, - Нинзя взял карты, разложил их в несколько маленьких стопок и начал ловкими движениями перемешивать каждую по очереди. - Сколько бабла с собой возьмешь? - Спросил он.

- Пятьсот баксов. А ты?

- Штуку взял. Расскажи, что там с автоматом за тема?

Я кратко объяснил Нинзе то же самое, что мне утром объяснял Макс. В математические подробности вдаваться не стал. Он недоверчиво посмотрел на меня:

- А почему ты думаешь, что автоматы посчитаны неправильно? Может там есть какие-то мелочи, которых вы не знаете?

- Не, понимаешь, нам чувак, которому мы игры считаем, все расчеты прислал. У них реально ошибка.

- Да не может быть. Что там математиков нормальных нет? - Спросил Нинзя.

- В том то и дело, что нет. В России всего пять контор, которые делают игровые автоматы. И только в нашей математику рассчитываем мы сами. В остальных просто берут уже готовые американские игры и вшивают их в аппараты, - объяснил я.

- Ну и что?

- Не знаю, кто в Америке занимается этой работой, но я постоянно нахожу у них в расчетах элементарные ошибки. А тут ошибка нетривиальная. Я сам бы не заметил. Только Макс нашел.

- Макс - это мозг! - Уважительно сказал Нинзя.

- Красный диплом, что ты хотел.

На этом сомнения Нинзи были развеяны. Просто круче красного диплома мехмата в мире нет ничего.

- В любом случае, мы не будем сразу играть по-крупному. Давай проверим, - предложил я, - найдем автомат и поиграем несколько часов. Если по минимуму ставить, то можно играть хоть всю ночь и потратить копейки.

Мы ехали по Ленинскому проспекту. Я глядел в окно на сверкающие витрины магазинов, огни рекламы. Над дорогой по всей ее ширине висела огромная растяжка с рекламой казино. Громадными буквами было написано "Добро пожаловать в мир удачи!". Ночная Москва распахнула перед нами свои объятия, гостеприимно впуская в город развлечений. Я представил, как часов через восемь, под утро, она совсем негостеприимно даст нам ногой под зад и, мы протрезвевшие и злые на последние деньги поедем домой, чтобы в одежде бухнуться на кровать и заснуть. А, проснувшись на утро с раскалывающейся головой, мы поймем, что жизнь говно и опять клятвенно пообещаем самим себе, что все это в последний раз.

- На Новом Арбате, где остановить? – Спросил водитель.

- Напротив Palms, – ответил Нинзя.

Мы решили пройти по всем казино Нового Арбата, чтобы поискать нужный автомат. Сложность была в том, что мы не знали, где именно он стоит. Но деньги за вход все равно надо было платить. Поэтому если автомата не оказывалось внутри, нужно было отбивать лаки чипс. Делать это мы собирались, конечно же, на блэк-джеке. Уговор такой – если автомата нет, то играть ровно до того момента, когда последняя входная фишка будет поставлена на кон. После этого уходим, несмотря на то, сколько денег осталось на кармане, в плюсе мы или в минусе. Заканчиваем в любом случае. А если внутри будет стоять автомат, то играть мы будем только на нем, причем как можно дольше. Чтобы проверить стратегию. Такой был план.

В Palms шумно и многолюдно, куча пьяной молодежи. Автоматов там немного. Мы прошли вдоль них, все они были мне хорошо знакомы. Удвоение везде обычное. Не такое, которое мы искали. Нинзя потянул меня к столу для блэкджека. Мне тоже не терпелось начать играть. Я испытывал маленький дискомфорт. Такое ощущение всегда возникает, когда входишь в казино и осматриваешь заведение. Невыносимо тянет сесть за стол, выстроить перед собой фишки ровными столбиками, закурить и скорее сделать ставку. Но необходимо изучить обстановку, свыкнуться с атмосферой. Рассмотреть, где покер, где блэкджек. Отыскать глазами бар и фуршет. Не стоит сразу нырять с головой в пучину азарта, ибо в этом случае ты рискуешь быстро пойти ко дну.

Мы играли в блэкджек по минимальной ставке. За десять минут обернули входные фишки. Даже выиграли сверху двадцать долларов. Рядом с нами пятеро пьяных парней проиграли все фишки и агрессивно выясняли, чья очередь идти в кассу. Играть за таким столом было не в кайф. Мы с облегчением вышли из казино, вернув свои двести долларов.

- Для начала неплохо, - сказал Нинзя.

Я согласилcя:

- Хорошо, что отбились. Куда дальше?

- В Hooters.

Вход в Hooters переливался яркими огнями, зазывая лохов оставить там свои денежки. Мы обменяли на фишки по три тысячи рублей, и зашли внутрь.

- Схожу в туалет, а ты пока автомат ищи, – Нинзя оставил меня одного.

Я выцепил официантку и спросил, у кого можно узнать информацию об игровых аппаратах. Она указала пальцем на мужчину в другом конце зала.

- Добрый вечер, - подошел я к работнику казино, - у кого я могу проконсультироваться насчет автоматов?

- У меня.

- У вас есть игры, где удвоение с отказом?

- В смысле?

- Ну, где, когда входишь в удвоение, то сначала открывается карта дилера, а потом можно в зависимости от карты отказаться от удвоения или играть дальше, - объяснил я.

- А, понял. Такой автомат был раньше, но его потом убрали. Так что ничем не могу помочь. Показать остальные? - Предложил он.

- Нет. Спасибо.

Я вернулся к столу для блэкджека, поставил двести рублей. В этот момент был шаффл и дилер сосредоточенно тасовал колоды. Кроме меня игроков не было. Играть один на один мне нравилось, потому что никто не отвлекал и, игра проходила в быстром темпе. Наконец, дилер закончил мешать, я срезал и, началось. На первой раздаче мне выпал блэкджек. На второй и третьей дилер перебрал. На четвертой я удвоился и выиграл. Потом несколько сдач проиграл, несколько выиграл, один раз удачно сплитанул и снова поймал блэкджек. Когда Нинзя подошел к столу, около меня валялась куча фишек.

- Поднял? – Спросил Нинзя, пытаясь разглядеть, сколько именно фишек я выиграл.

- По ходу.

- Сколько?

- Не знаю, кажется, пару штук. - Рассеяно ответил я и взял карту на мягких восемнадцати против девятки.

Нинзя начал играть на двух боксах сразу.

- Торопишься? – Поинтересовался я.

- А что тормозить? Сейчас быстро лаве солью и дальше пойдем.

Слить не получилось, потому что через двадцать минут игры мы обернули входные двести долларов и в чистом плюсе еще получили по три-четыре тысячи рублей каждый.

- Может, тут поиграем дальше? – Нинзя отхлебнул виски и посмотрел на меня.

- Договорились автомат искать, значит уходим.

Мы вышли на улицу. Прохожих не было. Мы шли одни по Новому Арбату и ощущали невероятный эмоциональный подъем. Кровь пульсировала в венах, в висках стучало. Внутри нас одновременно заработали две мощные турбины – азарт и жадность. Ты ощущаешь радость и облегчение оттого, что еще ничего не проиграл. С другой стороны ты выиграл около пяти тысяч рублей и, теперь ты хочешь выиграть еще пять, чтобы было десять тысяч. Потом ты захочешь выиграть еще десять, чтобы у тебя уже было двадцать тысяч. И так далее. Ты чувствуешь – карта идет. Ты чувствуешь – тебе везет. Ты чувствуешь – сейчас надо поднимать ставки. В этот момент уже нельзя соскочить, уже поздно прыгать с подножки уходящего поезда под названием «игромания». Ты болен и ты тяжело болен. И никому неизвестно вылечишься ты или сгоришь. Мы шли по Новому Арбату. На часах было около часа ночи.

В двух следующих казино мы тоже играли в блэкджек, потому что автомата не было. И везде выиграли. Немного, но выиграли.

Далее на нашем пути было маленькое казино с не запомнившимся мне названием. Даже не казино, а заведение с одними автоматами. Быдловатая публика. Дурацкое обслуживание. Несомненным плюсом являлся бесплатный вход. А еще там был наш автомат, который мы искали. Назывался он толи «Lucky Cars», толи «Gold Cars», толи «Garage». Короче, игра была связана с автомобилями. Пришлось, правда, полчаса ждать, пока эмоциональный мужчина не закончит играть. Автомат с таким удвоением был только один. И именно он был занят. Мужчина громко матерился, проигрывал, сильно бил кулаками по однорукому бандиту и являл собой яркий образ игрока, которому на километр нельзя подходить к казино. Потому что после первого случайного выигрыша у него напрочь сносило башню. Такие персонажи если садятся за автомат, то сливают все до копейки.

Наконец, он, исчерпав все свои финансы, свалил, и мы заняли его место. Нинзя сразу заказал две пачки сигарет и кофе.

- Ну что же, приступим, – он бережно засунул в автомат три тысячные купюры. - По минимуму начнем, если тема работает, то потом поднимем ставку.

Я выбрал на автомате двадцать игровых линий, это был максимум из возможных вариантов, и ставку рубль на линию. Получалось, что за одну неудачную прокрутку мы проигрывали двадцать рублей. То есть на три тысячи можно было играть всю ночь. Проверяй стратегию, хоть запроверяйся.

Выигрыши на автомате делятся на два типа – обычные, когда на линии выпадает призовая комбинация, и бонусы, по сути, тоже самое, только перед выигрышем на экране появляется анимированная заставка и выигрыши в бонусе на порядок больше. Все действия игрока сводятся к тому, чтобы постоянно жать на кнопку прокрутки и смотреть на цифру в углу экрана, означающую текущие бабки. Обычно процесс идет так – выпадает бонус и, ты выигрываешь некую сумму денег, потом за прокрутки до следующего бонуса ты медленно сливаешь эту сумму и еще немного сверху. Потом снова бонус и твой счет растет вверх. Потом медленно вниз. И так далее. В итоге деньги игрока скачут то вверх, то вниз, но в результате все равно в минус.

То, что на нашем аппарате удвоение было рассчитано криво, давало нам преимуществом перед этим кровожадным куском железа. Мы поднимались на бонусах, а в промежутках между ними стояли в нуле за счет нашей стратегии на дабле. Поэтому число в правом верхнем углу экрана равномерно росло и через час непрерывной долбежки по кнопке оно из трех тысяч превратилось в пять. Число окурков в пепельнице и чашек рядом с нами тоже увеличивалось. Сменить пепельницу никто почему-то не хотел.

- Время пришло, поднимем ставки! – Нинзя театрально взмахнул рукой.

И мы начали играть по десять рублей на линию, то есть по двести рублей на кон. Наша прибыль возросла соответствующе, а именно в десять раз. Через час мы усталые, но довольные, вальяжным жестом подозвали оператора зала и попросили выдать нам наличными двадцать четыре тысячи рублей. Неплохой заработок за два часа, учитывая то, что таким образом можно зарабатывать в любой момент, когда заблагорассудится. Мы забрали выигрыш, молча выкурили по сигарете и вышли на улицу. Настроение было, как будто мы только что нашли клад. Такой, знаете ли, небольшой деревянный сундучок с заплесневелыми стенками доверху набитый старинными золотыми монетами. Ведь то, что мы выиграли это уже хорошо, но намного лучше то, что наша тактика работала. Значит, все расчеты Макса были верны. И в любое время можно садиться за нужный автомат и за час выкачивать из него ту сумму, которая требуется. Нужно только знать, где именно стоят такие автоматы и дело в шляпе. Главное не зарываться, делать вид, что «неожиданный» выигрыш пришел случайно и все будет хорошо. Жизнь, как говорится, засверкает новыми красками.

Почему мы не остались в зале и не выпотрошили автомат полностью? Жадность в этом деле ни к чему. Всегда нужно иметь холодную голову и трезвый расчет. Игроки, ошивающиеся рядом с нами, и так начали коситься в нашу сторону. Не хватало еще, чтобы нам выдали по черной карте на выходе. Место, куда в любое время можно зайти и подрезать немного деньжат, надодержать в секрете.

- Рванем на Кубу? – Спросил Нинзя.

Некоторое время назад, когда наш путь по игорным заведениям только начинался, мы с ним договорились, что если будет вечер, за который мы поднимем пятнадцать тысяч долларов на двоих, то мы едем в первую же туристическую фирму, покупаем путевки и валим на Кубу, просаживать заработанные бабки. Учитывая, что стратегия удвоения работает, эта мечта не была такой уж и несбыточной. По крайней мере, поднять пятнадцать штук грина, а может и больше, становилось нам вполне по силам. Нужно было только все хорошенько обдумать.

Было около четырех утра. Мы находились в конце улицы. Осталось только казино Excalibur. Искать автоматы нам надоело, поэтому мы зашли просто поиграть в блэкджек. Для души. В ту ночь звезды были на нашей стороне и, через сорок минут мы стояли Садовом кольце, а сто пятьдесят долларов из этого заведения присоединились к своим зеленым и деревянным друзьям из остальных казино.

- Хватит. Спать, – сдался я, – ловим тачку и по домам.

- Может, напоследок зайдем в Riviera? - Предложил Нинзя, - вон слева горит.

- У меня уже глаза слипаются.

- Быстро. Десять минут, - не сдавался он, - полтинник проиграем, встаем и уходим.

- Ладно, – согласился я, – Полтинник сливаем и уходим.

В шесть утра мы, шатаясь от игры и алкоголя, вышли из Riviera. В наших глазах была пустота. Просто пустота и все. Нинзя, молча, курил, а я стучал в ларек, пытаясь добудиться до продавца. Громко требовал бутылку минеральной воды.

- Не ори, всю Москву перебудишь, - попросил Нинзя.

- Да, пошел ты, урод, – не оборачиваясь, злобно ответил я, – полтинник проигрываем и уходим, десять минут и домой.

- Подумаешь. С кем не бывает.

- Да ни с кем не бывает. Только с тобой так бывает. Ты же не можешь остановиться. Сколько раз договаривались, что уходим, когда я скажу? Ты же сам знаешь, что без тормозов. Да откроешь ты холодильник или нет? – Я в сердцах ударил ногой по аппарату с минералкой.

- В конце концов, ты сам виноват, что не настоял на своем. Сказал бы тогда твердо – едем домой, и поехали бы.

- Да пошел ты, – только и смог повторить я.

- Подумаешь, проиграли две штуки грина, завтра вечером на автоматах отобьемся, – Нинзя пытался сделать вид, что проигрыш его не волнует.

Он всегда становился таким деланно беспечным, когда сливал в казино. Но это его равнодушие было всего лишь прикрытием, которым он пытался отгородиться от ужасного факта потери денег.

- Не отобьемся, - сказал я.

- Почему? - Нинзя выкинул сигарету и посмотрел на меня.

- Все. Это были последние бабки. У меня больше нет.

- Я тебе займу, не страшно.

- Не надо. Я с тобой больше не пойду в казино. Ты – псих, - я вспомнил, как мы сорвались в Riviera и как быстро и тупо мы все проиграли. - Зачем ты весь стол на шестьсот баксов накрыл? Зачем ты начал играть в конце по две сотни на бокс?

- А сам не играл? Сам не сидел рядом и не говорил – «Закрой все боксы, у меня такое ощущение, что он переберет сейчас»? – Нинзя поправил растрепавшиеся волосы.

Мне тоже было нечего сказать. Проигрывать всегда обидно, а особенно обидно проигрывать всё. Я сунул руку в карман, хотел достать сигареты, и нащупал две фишки. Две фишки по пять долларов.

Две фишки по пять долларов в сумме дают десять. Десять долларов – минимальная ставка на блэкджеке в Riviera. Это единственное, что я знал в тот момент. И этого было достаточно.

- Сигареты забыл внутри, сейчас приду, – сказал я и зашел обратно в казино.

Не глядя на дилера, я кинул две фишки на стол и показал – «сдавай». Повезло. Выигранные фишки я положил на свои сверху. Опять выиграл. Сорок баксов на бокс. Снова победа. Восемьдесят. Удача. Таким образом, я дошел до максимальной ставки в двести долларов. Выше поднимать было нельзя и, я начал играть по двести. Через некоторое время я играл по двести на трех боксах сразу. Из пяти сдач я проигрывал одну, карта шла так, что дух захватывало.

- Долго тебя ждать? – Нинзя схватил меня за плечо, но, взглянув на стол, одернул руку и больше не говорил ни слова.

Когда дилер начал тасовать колоды, я подсчитал выигрыш – тысяча восемьсот сорок долларов. Я сгреб фишки и, не меняя их на крупные, пошел в кассу. Получил деньги, половину отдал Нинзе, а вторую половину сунул в карман пиджака.

- Круто, – сказал Нинзя, ошарашено глядя на меня.

- Все. Я спать. И теперь ты меня не остановишь.

Я вышел на улицу, поймал тачку и уехал. В зеркало я видел, как Нинзя тоже ловил машину.

Ночь закончилась, и наступило утро. Поливальные машины орошали тротуары. Первые прохожие спешили на работу. Я смотрел на проплывающие за окошком дома и не думал ни о чем. Думать просто не было сил, настолько я был опустошен. Когда машина подъехала к дому, я сунул водителю тысячу и вышел. Войдя в квартиру, я ногами снял ботинки и, не раздеваясь, уснул на диване.

ГЛАВА 9

На четвертом курсе самый главный предмет был математическая статистика. Профильный, типа, на потоке. Лекции читал адски строгий мужик, майский экзамен ему сдавали в октябре. Это только самые ботаники, нормальные парни к зиме, если сдавали, и то хорошо. Схема экзамена была следующая: в самом начале года на одной из лекций преподаватель раздавал задачи. Каждому студенту по четыре задачи. Целый год можно было думать. В мае на экзамене он проверял решения, по результатам смотрел, допускать студента к ответу или нет. Если все ок, то можно было тянуть билет, отвечать два вопроса, потом шли дополнительные вопросы, типа, доказать несколько теорем, потом решить какую-нибудь задачку на теорию, ну, и, если ты на все ответил правильно, то получал заслуженную пятерку. Настоящий ад, а не экзамен.

Короче, с задачами своими я сразу круто обломался. Обычно же как, придешь к ботану какому-нибудь. Мол, так и так, чувак, реши не в облом, помоги, а я в долгу не останусь, проставлю, типа, баклажку "очка". Парень за час рюхает задачи, я проставляю пиво и все в ажуре. А с матстатом не прокатило.

Сунулся к своему обычному чувиле, он такой сразу, - "бля, хз, я такого не проходил". Я ему, - "да ладно, не гони, ты же мозг, давай напрягись". А пацана самого уже уязвленная гордость мучает, что он решить не может. Он такой, - "завтра, давай, приходи, я подумаю". Пришел к нему на следующий день, у чувака глаза красные, грива всклокоченная, очки наперекосяк. "Не могу решить", - говорит, - "всю ночь рюхал, ничего не придумал".

"Так что", - говорит, - "сам думай, удачи". И хихикает так мерзко, с понтом я эти задачи в жизни никогда не решу. "Да и пошел ты в жопу," - думаю, - "тупой ублюдок". Пошел к "Ебать-Копателю", впарил ему задачки, сказал что-то из серии, - "тебе неделя на размышления".

Захожу в его берлогу в ГЗ через неделю. Грязно, воняет, посреди восьмиметровой общажной комнаты стоит огромный комп, за ним сидит этот уродец и гоняет в контру.

- Чувак, я тебе задачи давал неделю назад, - обращаюсь я к нему.

- Какие, ебать-копать, задачи? - Не поворачивая головы спрашивает он и тут же истошно орет в микрофон, - все на базу. На базу, ебать-копать!

Он так и говорил - "ебать-копать". Высокий, тощий, сальные волосы до плеч, невероятно математически талантлив. И "ебать-копать" через слово. Отсюда и кличка.

- По матстату. Четыре задачи.

- Снайпер на крыше, ебать-копать, - кричит он таким же придуркам, которые играют за его команду.

- Блядь, какой, нахуй, снайпер? Очнись, ебана, чувак. Что там с задачами? - Начинаю беситься я.

- А, вспомнил, - реагирует этот долдон, - задачи - жесть.

- В смысле?

- В смысле, я не ебу, как их, ебать-копать, решать.

- Да ладно?

- Серьезно, - его, наконец, завалили, и он отворачивается от монитора, - по первым двум еще можно что-то прикинуть, но, как решать, я особо не понимаю. За третью и, ебать-копать, четвертую даже не знаю, как браться. Так что извини.

- Да ладно, что уж тут.

- Давай пока.

- Пока.

Я разворачиваюсь и покидаю это логово террористов. Что с матстатом делать - хз. Самому что ли решать? Если уж "Ебать-Копатель" не смог, то вряд ли кто-то поможет. Твою мать. Не зря старшекурсники говорили, что с этим преподом мы наплачемся.

В общем, за несколько месяцев до экзамена я отчетливо осознал, что со статистикой вырисовывается полная жопа.

Делать нечего, начал сам ковыряться. Вечером открою учебник, начну искать слова, похожие на слова из условий задач. Полистаю минут сорок, отложу в сторону до следующего раза. За месяц прочитал учебник, в решении задач не продвинулся.

Пошел в читальный зал и набрал гору литературы. Сидел четыре часа, узнал много интересного из захватывающего мира математической статистики, скурил пол-пачки винстон лайтс, в решении задач не продвинулся.

В следующем месяце посещал это пыльное царство науки чуть ли не каждый день. Черт знает, что меня прибило, только с какого-то момента я понял, что эти гребаные задачи я обязан решить сам. Да и на самом деле стало интересно. В учебниках все реже встречались незнакомые слова. Начало появляться какое-то общее абстрактное понимание предмета. Библиотекарши запомнили меня в лицо. В решении задач я, кстати, не продвинулся.

До экзамена оставалось два месяца. На лекциях по матстату я стал садиться на первый ряд. Раньше вообще не ходил, один хрен ничего не понятно. А тут даже вопросы стал задавать, иногда даже по теме. Первую задачу я решил случайно. Просто шел с метро в общагу и вдруг все понял. Прибежал в комнату, достал лист бумаги и лихорадочно записал решение.

Во второй задаче тоже дело сдвинулось с мертвой точки. По крайней мере наметился путь. Подошел к преподавателю после лекции, говорю:

- Хотел у вас насчет второй задачи спросить.

- Давай, - обрадовался он.

Он на самом деле только на первый взгляд такой строгий был, манера такая. А сам любил, когда студенты интересовались. Явно в решении не помогал, но наводящие вопросы задавал.

- Я, - говорю, - прикинул. Вот так, примерно, получается, - и показываю ему схему решения.

Он заценил.

- Верной, - говорит, - дорогой пошел. Дальше копай и решишь.

Я обрадовался и отчего-то "Ебать копателя" вспомнил.

А через неделю нашел решение третей задачи. Ну, тут просто повезло. Сидел в читальном зале, читал про "проверку гипотез". Дошел до определенного места, там только утверждение, а вместо доказательства ссылка на другую книжку. Нашел книгу, заказал из хранилища, начал втыкать. Это место разобрал, пошел дальше, наткнулся на новый учебник, взял его, пролистал страниц пятьдесят и случайно нашел свою задачу, разобранную в качестве примера. Красота. Вечером на радостях забухал. Нажрался, ну, просто в кал. Хотя, если по чесноку, по-другому я тогда не нажирался. Да и никто из студентов по-другому не напивался. Только в тотальное мясо и никак иначе.

А с четвертой задачей никак не получалось. Дальше условия вообще не двигалось, хоть ты тресни. Думал над ней постоянно. Столько бумаги извел, что за лесные просторы родной страны страх брал.

Я сидел на лекции по статистике. На первой парте, между прочим. Как крутой. До конца пары оставалось минут пять. Наш преподаватель записал на доске условие задачи. Что-то там в теории множественной регрессии, нужно было найти, как на отрезке от минус единицы до единицы оптимально расположить пять точек, в которых делались какие-то измерения.

- Кто первый решит эту задачу и покажет мне решение четырех задач, которые я давал вам в начале года, тому я поставлю пять автоматом.

Появилась мотивация. Студенты оживились.

- Такую же задачу только в трехмерном случае решал Фишер, когда защищал диссертацию, - добавил он.

Ажиотаж вокруг задачи сразу же иссяк, потому что все поняли, что решать ее бесполезно. Фишер - это, кстати, такой известный чувак в мире математической статистики, не тот, который шахматист.

Задачу про регрессию я решил за два дня. Дожидаться следующей лекции, чтобы показать решение, не стал. Вдруг кто-то тоже решил, шансов мало, но все-таки. Пятерку ведь поставят не всем, а только первому. Пошел на кафедру теорвера, нашел препода и показал ему решение. Он похвалил меня и сказал, что это решение только половины задачи.

- Это только в классе несмещенных оценок. Посмотри теперь в другом случае, и задача будет полностью решена.

К пятерке автоматом я был близок, как никогда.

В читальном зале на следующий день проторчал, наверное, часов восемь подряд без перерыва на обед и минимумом перекуров. Решил. Нашел что-то похожее в одном учебнике. Класс "гребневых оценок". Мне тогда еще это словосочетание смешным показалось, хотя, что тут может быть смешного? Досиделся, называется, в читалке. До "Ебать-Копателя" уже, по ходу, недалеко оставалось.

В общем, пацанчик, в смысле я, к успеху шел. Вот только с четвертой задачей никак не получалось. Уже и "Задача Фишера" покорилась мне, а четвертая ни в какую.

На последней лекции все должно было решиться - поставят мне пять автоматом или нет.

Оставалась последняя ночь. Я запасся кофе и сигаретами, дождался, когда подруга заснет, выключил свет, включил настольную лампу, разложил учебники и лекции. Это был последний штурм. Последний решительный натиск. Я прорюхал все, что по теме задаче. Я прорюхал все смежные темы. Я разобрался со всем, что было связано со смежными темами. Я был повелителем математической статистики в эту ночь, но задачу решить не мог.

В три ночи в дверь постучали. Вышел в коридор, открыл, на пороге стоит невысокий коренастый чувачок с узкими глазами, молчит и смотрит на меня.

- Сайбул, ты? - Наконец, спрашивает он. Зло так спрашивает, с агрессией.

В воздухе запахло опасностью, это я сразу почувствовал. Чувак по национальности был бурят. У нас целая диаспора в общаге жила. Вначале я их с калмыками путал, но потом научился различать. Нацменьшинства жили как-бы отдельно от остальных студентов. Обшались, в основном, только со своими, да и к ним никто не тянулся.

Смотрю на чувака, осмысливаю вопрос. У него от злости глаза еще уже стали, просто как щелки.

Интересно, я что реально похож на Сайбула?

Хотел пошутить, что мой старик-отец, прежде чем покинуть этот гавенный мир, советовал никому не говорить, что меня зовут Сайбул. Краем глаза заметил еще трех бурятов, трущихся метрах в десяти от комнаты. Желание шутить пропало, хотя, реально, оно было и так было не очень сильным.

- Нет, я не Сайбул, - ответил я чуваку.

Мне кажется со стороны это выглядело смешно.

- Ладно, тогда, - он немного расслабился, - извини что ли. А где Сайбул?

Черт возьми, а где же, собственно, Сайбул? Где этот гребаный Сайбул?

- Без понятия.

- Ну, ладно, давай, - чувак удалился к своим товарищам.

Я взял в комнате сигарету, вышел на лестницу, закурил. Буряты немного посовещались, и маленький чувачок пошел долбиться в другую комнату, через две от моей.

- Сайбул, открывай, базар есть, - кричал он.

Сайбул почему-то не открывал.

Я затушил окурок и пошел обратно. Поединок человека и задачи продолжался. В пять утра лег спать, задача победила.

Матстат был первой парой, в восемь тридцать утра я встал, как зомби. Почистил зубы, покурил в толчке, собрал исписанные за ночь листы и двинул на пару. Чтобы попасть на факультет, нужно было подняться по лестнице на четыре этажа, пройти по длинному коридору, соединяющему общежитие и учебный корпус. На лестнице двумя этажами выше стены были забрызганы кровью. Не то, чтобы немного так запачканы, там буквально все было в кровище. Картина напомнила мне кадр из фильма Десперадо, когда раненый Бандерас идет, опираясь плечом о стену, а за ним остаются кровавые разводы. Похоже что кто-то вчера полз наверх, только крови намного больше, чем у Бандераса. На восемнадцатом этаже была целая лужа крови, я осторожно перешагнул через нее. Тут жертва, по ходу, лежала, сделал я дедуктивный вывод. Дальше лестница была чистая, немного крови на перилах, но по сравнению с тем, что ниже, это не в счет. Я добрался до девятнадцатого этажа и пошел на факультет.

Лекцию я не слушал, решал задачу. После пары препод подозвал меня.

- Могу поставить тебе сейчас пять за экзамен, - сказал он, - если покажешь решения задач, которые я давал каждому в начале года.

Я по очереди показал три задачи. Про вторую мы немного поспорили, но я быстро доказал, что прав.

Когда дошли до четвертой, я сказал:

- Эту не смог решить.

- Даже никаких задумок нет?

Я показал, что набросал за ночь. Он внимательно просмотрел мои записи, написал на новом листе утверждение хорошо известной мне теоремы.

- Теоремой не думал воспользоваться?

Вот же как все просто оказалось!

- Давай, доводи до конца, - сказал он и взял мою зачетку.

Я сел за парту и за десять минут оформил решение.

- Вот, готово, - протянул я листок.

Он глянул, удовлетворенно кивнул и отдал мне зачетку. На развороте гордо красовалась запись "Математическая статистика, отлично".

Круто было.

Вечером, когда я бухал на фонтанах, отмечая сдачу экзамена, знакомый чувак сказал мне, что сегодня ночью в общаге адски наваляли одному буряту. Что, типа, пацана чуть не убили, кровища там, все дела.

"Не повезло Сайбулу, по ходу," - подумал я.

А через час убрался просто в слюни.

ГЛАВА 10

Игра на деньги - это поединок. Победитель забирает выигрыш, проигравший отдает. Игра на деньги в казино - это иллюзия, потому что на самом деле никакого поединка нет. Исход заранее известен - казино всегда выигрывает, а игрок проигрывает. Если бы это было не так, то никаких казино не существовало бы. Это понятно каждому, но люди все равно приходят в казино. Снова и снова. Снова и снова.

Почему?

Допустим, вы первый раз попробовали алкоголь. Вам понравилось? Конечно, понравилось. Такое ощущение легкости, раскрепощенности, эйфории. Негативные эмоции уходят. Приходят радость и уверенность. После первого раза, вы выпиваете второй раз. Потом третий. Потом еще. Если в определенный момент не тормознуть, то алкоголь плотно войдет в вашу жизнь. Вы уже не представляете себе выходных без него. Вы не можете нормально расслабиться, если градус не разгоняет кровь. Без алкоголя вы уже не тот. Вы вялый, скучный и угрюмый. Вам нужен этот катализатор. Чем больше, тем лучше. Это наркотик. Чем дольше вы его употребляете, тем сложнее сказать самому себе - "Стоп".

Да, практически, невозможно.

Азарт - это очень сильный наркотик. Подсаживаешься быстро. Болевые ощущения, сравнимые с ломкой и похмельем, отсутствуют. Слезть проблематично. Проще вылечится от алкоголизма, чем перестать играть. Потому что игроки не подозревают о своей зависимости. То, что они больны, видят их родные, друзья, коллеги. Все вокруг, но только не они сами. Азарт - дело благородное. Кто не рискует - тот не пьет шампанское. Всё - правда. Азарт - это болезнь сильных и смелых, умных и благородных, красивых и одиноких. Алкоголь и наркотики косят слабаков и неудачников.

Азарт под корень срезает лучших людей. И это самое страшное.

Театр, как известно, начинается с вешалки, казино начинается с кассы. У кассы дежурит пара-тройка девушек с длинными ногами. Если вы первый раз в казино - они вам покажут, что где находится в заведении и, объяснят правила игры. Вход обычно платный. От пятидесяти долларов до нескольких тысяч. Эти деньги вам обменивают на фишки. Называются - lucky chips. На них можно только играть, менять обратно на деньги нельзя. А вот выигрыш уже выплачивается нормальными чипами, которые потом можно обменять. В залах стоят столы для рулетки, блэкджека и покера. Отдельно стоят автоматы. Есть также бар, ресторан и концертный зал. Пока вы играете - вам все бесплатно. В смысле еда, выпивка, сигареты. Если вход в казино не дорогой, то алкоголь лучше не пить. В общем-то, есть тоже не стоит.

Если вы садитесь за стол, значит, вы вступаете в игру. Просто сидеть и смотреть нельзя. С одной стороны стола дилер, с другой игроки, сбоку сидит ассистент дилера. Дилер сдает карты и ведет игру. Помощник следит за игровым процессом, решает проблемные ситуации. Если между игроком и дилером возникает спор, то он вызывает пит-босса. Пит-босс по рации сообщает работникам казино, чтобы спорный момент разобрали в записи. Над каждым столом висит камера, которая снимает игру. Чтобы играть и не выглядеть при этом клоуном, нужно запомнить характерные жесты, которые показывают дилеру, что именно вы хотите сделать. Для каждого вашего хода есть свой жест. Играйте молча, думайте быстро, пейте умеренно. Это хороший тон. Никому не понравится, если за столом сидит пьяный тупой урод, который полчаса думает перед тем, как сделать ход. При этом он размахивает руками, проливает алкоголь на стол, матерится. Самое дурацкое, что его вряд ли выгонят из казино. Потому что такие клиенты приносят огромную прибыль. Они проигрывают деньги тоннами, но ведут себя при этом очень некрасиво. С одной стороны их можно понять. Пришел в казино, незапланированно проиграл пару тысяч. Обидно, конечно. С другой стороны, если ты мужчина, то и вести себя ты должен, как мужчина. А не как быдло. Но каждый для себя решает сам. Лично мне кажется, что если играть красиво, то карта сама к тебе идет. Если вести себя по хамски, то ноль в кармане и похмелье утром - вот печальный итог твоего вояжа.

Игрок и дилер - два непримиримых врага. Не стоит этого забывать. Дилер никогда не будет на вашей стороне. Его работа - выигрывать, иначе его уволят. Если дилер подсказывает, то это не потому что он хочет, чтобы вы выиграли. Он хочет, чтобы вы выиграли сегодня, потому что тогда завтра вы обязательно проиграете в десять раз больше.

Как-то я играл в блэкджек в казино Bally’s. Симпатичная девушка-дилер ненавязчиво флиртовала со мной. Мы шутили и подкалывали друг друга. Я выигрывал. Настроение было хорошее. Незаметно для самого себя я начал играть гораздо азартнее. Эффект самца. Мои ставки почему-то увеличились, раз в пять. Когда очнулся, было уже поздно. Я проиграл всё. Дилер - это враг. Не стоит этого забывать.

Работа дилера по-настоящему тяжелая и очень неблагодарная. Далеко не все смогут так работать. Нужно иметь, действительно, крепкие нервы. Дилер не имеет права грубить, отвечать хамством на хамство. Игроку можно все, дилеру нельзя ничего. Молчать и терпеть издевательства - вот, что такое работать дилером. Я бы не смог. В казино Four Seasons давно работал некто Сергей. Это был высокий, худой и некрасивый мужчина. Изможденное лицо, нервный тик под глазом. Он сильно переживал. Каждая сдача карт была для него новым испытанием. У него очень сильно тряслись руки. Карты разлетались в стороны, столбики фишек рушились, когда он считал выигрыш. Игроки смеялись над Сергеем. Знаете, что такое, когда дилер непрофессионально сдает? Если кто-то за столом проигрывает, то он спускает всех собак на сдающего. Он придирается к любой мелочи. Опускает дилера при каждом удобном случае. При проигрышах проявляется истинное лицо человека. Если ты сильный человек, то ты молча уйдешь, не теряя лица. Отпустишь пару шуток по поводу себя и уйдешь. Быть благородным тяжело. Гораздо легче быть скотом. Ты проигрываешь, отрицательные эмоции копятся в тебе и в определенный момент все это выплескивается за столом. Естественно, под раздачу попадает ни кто иной, как дилер.

Дилеры работают минут по двадцать за столом, потом меняются. Например, начинается сдача. Вы отыгрываете всю колоду минут за пятнадцать. Дилер тасует карты, начинается вторая сдача. В середине колоды приходит новый дилер, а старый уходит за соседний стол. И так далее. Они постоянно меняются. Примерно через час за ваш стол снова придет первоначальный дилер. Сделано это с целью, устранить возможные сговоры дилеров и игроков. Когда Сергей сменял дилера за столом и начинал сдавать карты, то игроки просто убирали свои ставки и демонстративно ждали, когда тот уйдет. Они не хотели играть с ним. Над Сергеем смеялись все, включая пит-боссов. Я не понимал, почему он не сменит работу. Было очевидно, что казино - это не его тема.

- Делайте ставки, господа. - Срывающимся голосом произносил Сергей и трясущимися руками мешал карты. Карты мешаться не хотели, они разлетались по всему столу. Сергей нервничал еще больше. - Делайте ваши ставки, господа, - дрожа, повторял он.

- Сначала ты, пидор, уйдешь с этого стола, а потом мы сделаем ставки. - Отвечал ему мужик с некрасивым, в крапинках, лицом.

- Делайте ваши ставки, господа. - Сергей беспомощно призывал игроков начать игру.

- Сдавать научись, клоун. - Отвечал молодой парень. У него были грязные жидкие волосы и маленький лоб. По внешнему виду было сразу понятно, что он мудак.

- Я не буду с тобой играть, ты плохо сдаешь. Мне карта не идет. - Капризно надула губки женщина, похожая на жабу.

Честно говоря, я сам не хотел с ним играть. Если бы кто-то из игроков сделал ставку, то я бы пропустил раздачу. Но никто не захотел выступить. И я начал играть. Просто, чтобы разрядить ситуацию. Тогда мне не было его жалко. Да, какое там "жалко". Я только что за двадцать минут проиграл три сотни. Все сотрудники казино были для меня заклятыми врагами.

Я начал играть с ним один на один. Игроки облегченно вздохнули. Ситуация за столом разрядилась. Сергей благодарно посмотрел на меня. Ту сдачу я сыграл в одиночку. Выиграл, кстати. Играй красиво и удача не обойдет тебя стороной.

А через пару дней я играл в одном из арбатских казино. Сидящий рядом со мной мужчина поставил сто долларов на бокс. Это было много для него. Дилер, молодая девушка, сдала ему четыре и семь. Это одиннадцать очков. Любому, мало-мальски знакомому с блэкджеком, ясно, что нужно удваиваться, потому что у дилера была дерьмовая карта. Пятерка. Мужчина удвоился, он достал из кармана еще сто баксов и доставил их на бокс. Это были все его деньги. Девушка сдала ему девятку. В сумме у него вышло двадцать очков. Почти стопроцентный выигрыш, учитывая, что у дилера пятерка. Набрать с пятерки двадцать одно маловероятно. Но небольшие шансы все-таки есть. Так и случилось. Девушка набрала двадцать одно. Человек проиграл все деньги. Он покраснел, потом побледнел, потом отпил воды, потом снова покраснел. А потом он схватил пепельницу и со всей силы запустил ее дилеру в голову. Повезло и, он промахнулся. Пепельница пролетела совсем рядом. Охранники скрутили этого урода и выкинули на улицу.

Игрок и дилер - два непримиримых врага. Не стоит этого забывать. Но не стоит забывать и о том, что к врагу нужно относиться с уважением. Уважай труд других. Тем более, если это неблагодарная тяжелая работа. И придет успех.

ГЛАВА 11

Я сидел дома и не знал, чем заняться. По телеку только что закончился футбол. Пойти гулять? Не с кем. Почитать что-нибудь? Ломает конкретно. В общем, сидел и тупил. По-настоящему. Просто смотрел в одну точку на стене. Нда. Такие вот выходные. Спустя некоторое время, я достал со шкафа свой цветок. Длинный фикус с крепким стеблем и широкими кислотно-зелеными листьями. Он начал заваливаться на бок. То ли от старости, то ли от скуки. Я пересадил его в новую землю. Что только не сделаешь, чтобы убить время?

Утром я проснулся, дошел пешком до Лужников и поплавал час в бассейне. Проржавевшие железные кабинки в раздевалке, черно-белые фотографии советских чемпионов на стенах, просторные душевые, кое-где треснувшая кафельная плитка, пустые потрепанные трибуны, видавшие еще олимпиаду 80 и лозунг "Быстрее, выше, сильнее" выцветшей краской на доске над термометром.

После бассейна я поехал домой. Посмотрел футбол, пересадил цветок и теперь думал, чем заняться. Единственное, что мне пришло в голову, это дойти до магазина, купить пару дисков и заснуть при просмотре какого-нибудь гангстерского кино. Перспективы вырисовывались дурацкие.

Я уже оделся, когда позвонил Артем:

- Здорово, урод, - заорал он в трубку.

- Здорово, жирный, - обрадовался я.

- Что делаешь?

- Ничего. Хуйней какой-то весь день страдаю. По пиву может? - Предложил я.

- Подъезжай к нам, - сказал он, - мы с Ромой в пабе на Новокузнецкой.

Я пообещал, что приеду через полчаса.

Артем - большой и громкий. Его движения размеренные и чуть-чуть с ленцой. Бывший спортсмен со всеми атрибутами нынешней вполне успешной жизни. Рома, напротив, маленький и крепкий. У него цепкий взгляд с хитринкой. С ними я познакомился три года назад, с ними первый раз пошел в казино. Артем любит напиваться и дебоширить, Рома любит играть.

В баре я их сразу нашел, точнее услышал. Голос Артема звучал на все помещение. Когда я приехал, он пил гиннесс. Рома цедил виски.

- В казино заедем через час? - Спросил Артем. - Ненадолго.

- Зайдем на десять минут, быстро выиграем и дальше бухать, - подмигнул Рома.

- Поехали, - с радостью согласился я, - куда?

Бомбить по казино с этими персонажами было безумно интересно. С Артемом просто весело, а с Ромой познавательно. Я всегда ждал, что нового он выкинет в этот раз. Да и просто попить с ними пива и послушать истории об их казиношных выкрутасах уже здорово. Парни любили играть. Причем любили играть нечестно.

- В Wynn давайте. Там фуршет неплохой, - предложил Рома.

Возражений не было.

Мы проехали пару кварталов после пересечения с Ломоносовским, когда Рома попросил водителя остановить. Мы с ним вышли, а Артем поехал дальше.

- Давай пешком дойдем. Нам просто надо отдельно от него зайти, - сказал Рома.

Я не стал спрашивать, почему входить мы должны отдельно. Очевидно, что они задумали какую-то тему, чтобы обдурить казино. Я хотел до всего додуматься самостоятельно.

- Короче, заходим внутрь и на Артема не обращаем внимания, - предупредил Рома, - мы его не знаем. Да, и ты деньги не меняй на фишки, мы только один кон сыграем на рулетке и уедем.

В Wynn Рома купил фишек на пятьсот долларов, и мы прошли внутрь. Народу в зале много. В толпе вокруг рулетки я заметил Артема. Как и просил Рома, задерживать взгляд на нем я не стал. Рома потянул меня к фуршету. Все-таки в Wynn он довольно неплохой. Мы заказали выпить.

- Как там Нинзя? - Поинтересовался Рома. - У него все еще рвет планку?

- Почти нет, - ответил я, - сейчас очень редко.

Мы вспомнили, как были полгода назад в маленьком казино на проспекте Мира. Я, Нинзя, Артем и Рома. Мы с Нинзей тогда только начинали. Играли в блэкджек, каждый за своим столом. Нинзя напился и проиграл все деньги плюс зарплату своих подчиненных, которую он должен был выплачивать утром, и которая совершенно случайно оказалась у него в портфеле. Мы упустили момент его морального падения. Обратили внимание, только когда он громко затребовал себе еще карту на двадцати очках. В этот момент он был в тотальное говно и проиграл почти всю наличку. Мы схватили его под руки, вынесли из казино и увезли домой. Нинзя всю дорогу умолял занять ему денег, чтобы отбиться. Минус пять тысяч долларов за вечер - было чересчур даже для него. Отбивался он потом месяц - не пил и работал по двенадцать часов в сутки. Без выходных и без казино.

Прошло двадцать минут с того момента, как мы вошли. Наконец, Рома сказал:

- Пора сыграть в рулетку.

Я кивнул. Мы поднялись и пошли в зал.

Возле рулетки толпа не уменьшилась, даже наоборот. Все было очень эмоционально. Атмосфера накалена, наэлектризована. Со всех сторон доносились громкие возгласы, крики радости и разочарования. Артем не ставил. Он стоял рядом и наблюдал за игрой. Мы встали с другого края стола. Рядом с нами сидела женщина и курила длинную сигарету через мундштук. Ее молодость давно прошла, ее вырез пугал своей глубиной. Она ставила на красное и на зеро.

Не обошлось и без шумных мужчин с южной внешностью, гордыми подбородками и колючими взглядами. Мне кажется, дилер хотел, чтобы они постоянно выигрывали, потому что при проигрышах он едва заметно вздрагивал от их криков отчаяния.

Помощник дилера был сама невозмутимость. Седеющий мужчина с морщинистым лицом и усталым взглядом. Он примирительно говорил - "В следующий раз вам обязательно повезет", когда гордые подбородки проигрывали и шлепали себя по бокам, где висели воображаемые кинжалы.

В общем, стандартная публика на рулетке.

Рома ждал три кона. Как только крупье разрешил делать ставки в четвертый раз он зарядил все пятьсот долларов на черное. Остальные игроки тоже начали ставить. Отовсюду потянулись руки, стол заполнился фишками. Все кричали, толкались, ругались. Артем поставил пятьсот долларов на красное.

- Ставки сделаны, - сказал крупье и выпустил шарик на стремительно крутящуюся рулетку.

Шарик запрыгал, завертелся, зажужжал и опустился на красное. Артем выиграл, Рома проиграл. Артем - плюс пятьсот, Рома - минус пятьсот. В сумме ноль.

Так в чем же смысл?

Нет, крупье двигает и Артему и Роме по тысяче долларов. Рома тоже выиграл. Но он же поставил на черное. Крупье просто ошибся. Сейчас он сам поймет или его помощник подскажет, и он заберет фишки. Но нет, он позволил Роме забрать выигрыш. Я ничего не понимал. Как чипы, которые Рома ставил на черное, оказались на красном поле?

Больше ни одной ставки мы не сделали. Подошли к кассе и получили деньги. Я ничего не спрашивал. Чувствовал, что произошло какое-то мошенничество, но не понимал какое. В любом случае в казино выяснять подробности не стоило. Позже.

Мы вышли на улицу, поймали машину и вернулись на Новокузнецкую, в паб, где сидели. Только успели заказать выпить, как появился Артем. Он широко улыбался.

- Победа, пацаны, - Артем сжал руку в кулак и победоносно потряс им.

- Как получилось, что ты выиграл? - Спросил я у Ромы - Ты же поставил на черное, а выпало красное.

- Сам не знаю. По ходу дилер ошибся и случайно дал мне тысячу баксов, - он засмеялся.

- Ладно, расскажи.

- Я его фишки подвинул на красное, когда ставил, - сказал Артем. - Пинту гиннесса. - Попросил он у бармена.

- Зачем ты их подвинул? - Все еще не понимал я.

Сергей Ильичев

Сколько помню цирк, люди всегда приходили именно на клоунов.
Эти «взрослые дети» – барометры нашей жизни.
По ним сверяют свое ощущение времени, свою совестливость и чистоту сердец, наконец…

Глава первая
«ЧУЖОЙ КРЕСТ»

год. Север Франции. Побережье пролива Ла-Манш.
На крутом берегу, омываемом седыми волнами, высится красавица часовня, построенная в русском стиле и небольшой бревенчатый дом с гульбищем на втором этаже.
Старая женщина и сопровождающий ее пожилой мужчина, что в сей час подъехали на машине к самому дому, уже пошли до часовни, и, перекрестившись, перешагнули через ее порог.
Из алтаря навстречу им вышел еще крепкий, хотя и совершенно седой старик монах-схимник.
Мужчина и женщина склоняют свои головы под его благословение.
И только после этого, он принимает их в свои объятия.
- Родные мои…
- Как же мы по тебе соскучились, отец. – Сказал мужчина.
Они обнялись.
И после этого монах взглянул на женщину. Увидел ее красивое лицо, уже окутанное морщинками и все так же, влюбленные в него, глаза. Глаза, полные слез, которые, от радости встречи, переливались через край и тихо скатывались по предательским морщинкам ее памяти, нежными ручейками, старавшимися сгладить эти самые морщинки пред лицом того, кого она любила всю свою жизнь.
- Какими судьбами? – Спросил он женщину.
- Вчера нас пригласили в посольство. Тебя зовут в Россию на празднование Тысячелетия Крещения Руси. Мы привезли официальное приглашение от советского правительства и Русской Православной Церкви. По секрету просили сообщить, что тебя ждет высокая награда…
- Бог с ней, с этой наградой. Главное, что Православная Церковь сумела выстоять и «врата ада не одолели её». И вот она уже сама распрямляет свои могучие плечи.
- Кстати, отец! – Вступил в разговор мужчина - Церкви стали возвращать верующим. Открываются монастыри. Может быть, и ты вернешься к родному очагу?
- На все воля Божья, родные мои. И когда надо выезжать?
- Если с заездом домой в Париж, то дня через два… И вот, что еще. Я думаю, - продолжала женщина - тебе, по такому случаю и для участия в праздничных мероприятиях, необходимо срочно пошить новое облачение…
Монах улыбнулся.
- Я подумаю… А теперь давайте помолимся, возблагодарив Творца за предоставленное нам счастье этой встречи.
После молебна была прогулка по побережью.
Ужин в кругу семьи.
Долгая беседа у камина.
И длинная, бессонная ночь, в течение которой он вспоминал всю свою жизнь…

И первое, что отчетливо сохранила его память, была одна нечаянная встреча на железнодорожном полустанке Красивый в году…
Март года. Иркутская область. Железнодорожный полустанок Красивый.
…Третий состав в этот день экстренно тормозили на небольшом полустанке где-то в глубине Сибири. Это было своего рода уже чрезвычайным происшествием, а если точнее – то тянуло и на должностное преступление.
Но кабинет начальника полустанка, того самого, кто и тормозил эти составы, был пуст. И никто из его помощников не осмеливался прикасаться к рыкающим телефонным аппаратам, а тем более подставляться под их тревожные трели, что словно автоматными очередями в разнобой молотили по стенам оставленного хозяином кабинета.
Видно кто-то там, наверху, очень хотел получить из первых рук хоть какую-нибудь путную и объективную информацию о том, что же все-таки происходит на вверенных им путях и на этом Богом забытом полустанке…
…А все дело-то в том, что прошедший войну и чудом, вернувшийся живым, сменивший на посту начальника станции своего же отца - и сам уже всю свою жизнь отдавший железной дороге и этой станции - ее начальник Степан Минин - вихрем проносился по вагонам, одним лишь своим видом распугивая, словно куриц, уже устроившихся в ночь на насесте, вагонных проводниц…
Нет, не подумайте ничего худого. Степан был трезв, как стеклышко. Хотя дежурный милиционер сначала и попытался было, проформы ради, притормозить старого друга и отвести от беды, а потом лишь махнул на него рукой, понимая, что лучше не лезть под горячую руку бывшего фронтовика. И сидел тихо, здесь же, на привокзальной скамье, предварительно смахнув с нее снег…
Однако в самих вагонах не все были так благодушны и спокойно настроены. Не имея никакой вразумительной информации о причинах остановки поезда, люди вели себя по разному. Кто-то, обладая силой и властью, попытался, было, взять Степана за грудки и даже выкинуть из поезда. Другой пообещал пожаловаться на такое самоуправство начальника местной станции аж самому министру путей сообщения. А третий был сбит с ног уже Степаном, когда тот попытался размахивать перед ним своим табельным оружием…
Рядовой Минин совершал сейчас, пожалуй, свой последний в жизни рейд по тылам уже родного Отечества…
Он искал в этих милых его сердцу и ставших родными поездах… хоть какого-нибудь, но живого «попа». Искал его так, как, пожалуй, лишь в молодости, когда на фронте отправлялся в тыл добывать очередного вражеского языка…
Задача, поставленная сегодня перед ним, была не из легких. В конце х годов найти священника в Сибири, да еще в проходящем поезде, было подобно чуду….
И если бы только не сестра, что лежала сейчас при смерти и, которая вдруг захотела исповедоваться…

…Когда Степан красным сигналом светофора перекрыл дорогу и литерному составу, то уже и сам понимал, что только за одно это, он точно пойдет под суд
Степан знал, понимал, что это был последний поезд, который следовал сегодня через его полустанок.
А вот дотянет ли сестра до завтрашнего дня?
Из областного центра к полустанку уже стягивались машины с нарядами милиции и скорой помощью. К переезду, где по непонятным причинам задерживали пассажирские поезда, на всякий случай выслали и пожарные бригады. Никто еще толком не ведал, что же происходит на этом, казалось бы, всегда спокойном переезде…

В спальном вагоне, по ступенькам которого поднимался Минин, его встретил сам начальник поезда.
- Ты, что-ль поезд держишь? Не видишь - литерный? Так очки надень! – Зло рявкнул он, идущему ему навстречу Степану. – Мы и так из графика выбиваемся
- Ты лучше скажи мне, мил человек, не едет ли в вашем поезде какой-либо священнослужитель?
- Так это ты из—за попа… целый состав тормознул?
И вытащил свисток, чтобы призвать на помощь стоявшего рядом милиционера.
- Тебя человек по-хорошему спросил, есть ли в твоем поезде поп? – Проявляя солидарность, и ставя начальника поезда на место, мягко, но твердо сказал милиционер.
- Всякое на своем веку повидал, но чтобы таких… Ну ничего, оба под суд пойдете…
- А может и ты с нами… за компанию? Втроем-то оно веселее будет… - Предложил Степан.
- Хрен вам, а не в компанию… В седьмом спальном видел одного в черном балахоне и с бородой…
- Так бы сразу и сказал, папаша, а то мы время тут с тобой только теряем – Бросил в ответ Степан и устремился к седьмому вагону…
- Тамбовский волк вам папаша! - Уже более в пустоту, а может для поддержания имиджа, перед высунувшимися из купе пассажирами, бросил им вдогонку начальник состава…

Архиепископ Владивостокский и Приморский Георгий стоял на вечернем молитвенном правиле, когда в дверь его купе осторожно постучались. Он отложил молитвослов и встал с колен, чтобы открыть дверь.
Первое, что он увидел, - были распахнутые настежь счастливые глаза Степана. Уже не молодой мужик своим любящим сердцем в этот момент понял, что свой последний бой, чтобы там потом ни случилось, он уже выиграл. И что ему сегодня будет не стыдно перед сестрой, чью, может быть, последнюю волю он исполнил.
В то же самое время, соприкосновение с человеком в монашеском облачении, было для него неожиданным. Уж не сон ли это? И тут наш боец даже немного оробел…
Видя на лице мужика всю эту гамму переживаний, отец Георгий улыбнулся и ласково сказал:
- Слушаю тебя, радость моя!
- Отец – поп, уж извините меня, что не ведаю, как вас звать и величать… Сестра родная умирает, исповедоваться хочет. А за сотни километров нет ни одной действующей церкви. Христом Богом прошу, не откажите…
- О чем вы говорите, да конечно же… Только дайте мне несколько минут на сборы…
И замер вдруг в нерешительности.
- А как же поезд? Мне же в назначенное время следует в Москве быть…
- За поезд, отец, не беспокойтесь. – Твердо и спокойно сказал Степан - Пока вас обратно в вагон не посажу, состав не тронется. Только собирайтесь, пожалуйста…
И уже через несколько минут, провожаемые любопытными взглядами разбуженных пассажиров, архиепископ и начальник станции Степан Минин шли через железнодорожные пути, к дому начстанции, где их ждала его родная и младшая сестра Зоя…

Начальник поезда, как и все пассажиры его вагона, глядели им вслед.
- Заваривай чай, Настя… - Грустно сказал он стоявшей рядом проводнице - Это часа на два потянет, не меньше. Чует мое сердце, что мне до пенсии не дотянуть… - И расстегнул китель, стягивающий горло, пересохшее от волнения.
- Может чего покрепче, для спокойствию и от нервов? – Не суетливо, а скорее заботливо и доверительно, предложила женщина, всматриваясь в глаза своего начальника.
- Нет, тут нужно быть трезвым, как стеклышко. А может быть, ты меня, Настя, свяжешь? А что? - Рассуждал он уже вслух - Ворвались, связали. Вроде, как и не виноват вовсе, а?… - И уже о чем-то задумался, продолжая глядеть в окно.
- Так вязать что-ль? – Выводя его из этой задумчивости и с решительной готовностью, отозвалась боевая подруга.
- Да погодите ты, дай хоть чая сначала выпить…

Дом начальника станции ничем не отличался от других типовых построек тех времен. Дом, как дом. И мебель как мебель, что по разнарядке тех лет доставалась Степану, как победителю социалистического соревнования.
Единственно, что у мужика не было в этой послевоенной, уже вроде бы налаженной жизни, так это родной и желанной половины. Жены, а значит и детишек. Что-то на войне прострелили, что-то уже сам в окопах застудил…
И когда врачи предупредили, что он не сможет иметь детей, то побоялся и бабу в дом брать, потому, что без чадорождения нормальная здоровая женщина запросто с катушек может сойти…
А потому всего себя без остатка посвятил работе… равно, как и батяня, что всю войну гонял составы с грузом без выходных и отпусков за что и был удостоен звания «Героя Советского Союза» в самом конце войны.
Степан же вернулся домой в начале года после ранения. Оно у него было уже третье.
Отец тогда вспоминал, как вел состав на Москву и где-то на половине пути, сидя у окошка вагонного подумал о сыне, как-никак старший…
А тут мимо пассажирский состав идет. Поднял отец глаза и будто бы видится ему в окошке, даже не в окошке, а в оттаянном от дыхания просвете размером чуть более блюдца, вроде как лик родного сына.
Полегчало тогда на душе от этого видения. Принял это, как добрый знак. И коммунист, даже не считая нужным скрывать что-либо, перекрестился с мыслью, что обязательно расскажет об этом своем видении жене.
Прошло две недели, как он вновь оказался у родного очага. Жена открыла дверь, а он с порога от радости, возьми да и крикни:
- Мать, а ведь я сына нашего живым видел, вот тебе Бог. – И размашисто перекрестился - Может быть еще и вернется наш Степан домой целым и невредимым…
А жена улыбнулась и кротко ответила:
- Ты бы не кричал так, а то ведь разбудишь его… Уж какой день, как тебя дожидаемся, стол так и не накрывали по случаю его возвращения…
- Что же ты молчишь-то, ладушка моя любимая…
И опустился перед ней на колени. Руки ей целует и говорит:
- Это все ты! По твоим непрестанным молитвам сынок наш домой живым вернулся. Слава Тебе, Господи! Созывай жена родню и товарищей по работе. По такому случаю сегодня не грех и рюмочку пропустить…

…Степан уже распахнул двери своего крепкого дома перед человеком в черном облачении и сначала впустил его, а уж сам вошел вслед. В кухне первое, что бросилось в глаза монаху, была огромная русская печь. Топили еще видно с утра, и теплый, душистый воздух в мгновение ока объял, подхватил и уже не отпускал Владыку Георгия
Степан показал ему, где висел рукомойник, и можно было вымыть руки, а сам в ожидании стоял рядом с полотенцем в руках…

…Мать Степана звали Ладой. Отец взял ее девчонкой, да к тому же еще и тайком из старообрядческого села, но, даже будучи впоследствии убежденным партийцем, позволял молиться по заведенному у них родовому порядку.
Она умерла на следующий день после объявления Победы. Видно держалась уже из последних сил, вымаливая жизнь родным и близким, соседским парням, что учились со Степаном в одном классе и ушли с ним в один день на войну.
И, поверите ли, нет, но все до одного, как мужики, так и пацаны, вернулись с той страшной войны живыми и лишь некоторые с небольшими ранениями.
Ни одна похоронка не коснулась небольшого таежного полустанка, ни одной слезы не было пролито с горя. Только слезы радости от нашей Победы и возвращения любимых. С той поры все бабы с особым доверием стали относиться к Ладе, чувствуя огромную силу ее духа, отдавая долг уважения Тому, Кто внимал ее молитвам. А уж кто с молоком матери впитал в себя любовь к Спасителю, так это ее последыш - дочка Зоя, не отходившая от матери ни на шаг, так же подолгу стоявшая рядом с ней на молитве и, как поговаривали соседи, имевшая некий дар видения… По крайней мере, каждый, кто приходил к Зое с просьбой о поиске какой-либо пропажи, то девочка сразу же и безошибочно говорила, где следует эту вещь поискать, да там, как правило, ее и находили…
После смерти матери отец совершил тогда одну большую ошибку, когда согласился отдать девочку в цирк. Об этом мы расскажем вам чуть позже. А тогда, сразу же после смерти отца, Степан пытался разыскать свою сестру. Но тщетно. Ее следы затерялись в больших городах на многие годы. И когда она больная два года назад сама неожиданно вернулась домой, то старший брат уже не отходил от ее кровати ни на шаг, вложив в уход за ней все свою нерастраченную любовь.

…В то время, как монах вытирал руки, Степан подошел к кровати на которой лежала сестра.
- Солнышко мое, проснись! Ты меня слышишь?
Зоя открыла глаза. Улыбка слегка тронула ее сухие, слегка потрескавшиеся губы.
- А я тебе батюшку привел… Нашел! Не поверишь, три поезда остановил, а нашел таки…
- Спасибо тебе, родной… Пусти его ко мне, не задерживай, а мы с тобой еще успеем наговориться…

И оставив, архиепископа возле кровати с сестрой, Степан вышел на кухню с одной лишь думой, а что как арестуют, кто будет ухаживать за сестрой?…

Склонившись над лежавшей в кровати молодой еще женщиной, Георгий не сразу, но узнал в ней ту девочку, с которой свела его судьба почти двадцать лет назад.
Но промолчал, дабы ненароком воспоминаниями о той встрече, не спугнуть вспыхнувшей в ней потребности и искреннего желания исповедоваться, ради которого ее родной брат пошел сегодня на должностное преступление…
А Зоя, уже в свою очередь, лишь увидев эти полные любви глаза, склонившегося над ней человека в черной рясе, не могла не вспомнить монаха, единственный раз встретившегося ей в годы войны, когда они работали в помещении Иркутского цирка.
Виделись-то всего несколько минут, а влюбилась в него тогда на всю жизнь, деля потом свою любовь только между ним и… Господом.
- Слушаю тебя, дочь моя. В чем бы ты хотела исповедоваться Господу?
А вместо ответа, на глазах уставшей и, видимо, тяжело больной молодой женщины, навернулась крупная жемчужная слеза. Увидевшая свет, слезинка ожила и заискрилась ярчайшими фрагментами жизни той, которая, чувствуя, что уже умирает, сумела таки набраться мужества и заставила себя стряхнуть всю пыль с залежалой книги своей памяти. Зоя мысленно уже давно перелистывала ее страницы, а теперь хотела успеть сделать главное - разом покаяться уже перед Самим Творцом за всю свою жизнь. И за то, что могла, да - не сделала. И за то, что хотела бы сделать, но по лености - не успела. А важнее всего в том, в чем и не хотела, но по слабости человеческой, все-таки - согрешала…

Зоя исповедовалась, а получалось так, что рассказывала в основном о своей жизни. Небольшого росточка и чрезвычайно гибкая девочка с детства участвовала в спортивных праздниках. Модные в те времена пирамиды, выстраиваемые на сцене из живых людей, могли легко видоизменяться в зависимости от характера праздников. Это были и летящие в небе самолеты, с работающими пропеллерами, и первые трактора, собирающие урожай. Зоя, как самая легкая, почти всегда была на верхушке этих «живых» пирамид.
И вот однажды, как манна небесная, в отстроенный поселковый клуб приехала труппа цирка на сцене. Их приезда ждали, как праздник. Да вот беда, в дороге заболела одна из артисток, и несколько номеров были под угрозой срыва… Тогда-то и вспомнили о Зое, которая легко вошла в программу, словно бы всю жизнь только этим и занималась.
А уже после триумфа, сам директор цирка Маргомакс расписывал отцу Зои, какие у деревенской девочки могут ждать перспективы в большом городе да еще с ее способностями… И уговорил таки…
Это терпение и кротость юной артистки цирка, как и ее способности заранее предвидеть ход развития того или иного события, стали причиной уже ее собственной беды. Однажды, пытаясь выручить хозяина цирка, запутавшегося в карточных долгах, Зою забрали, как часть того самого долга, люди вора в законе по кличке Примус. И пятнадцатилетняя девочка оказалась в одном доме с профессиональными ворами и насильниками. Что уж она тогда испытала, мы пересказывать не станем, но одно запомнила на всю жизнь, как некий «черный монах» спас ее из рук ненавистных ей людей… Вот этот монах и заполнил с той поры ее любящее сердце… Точнее сказать ее половинку, так как вторую и главную, она с самого детства отдала Богу…
Владыка Георгий понял, что все эти годы девочка, по-сути любила именно его. И возможно, что в какой-то момент, от отчаяния, перегорела в ней незримая ниточка, связывающая ее с Престолом Господним. Или же в какой-то сиюминутный предательский миг она не поверила в то, что Творец искренне желает ей счастья, а от нее самой требовалось тогда всего лишь еще одно усилие.
Только Зоя решила сама смирить себя тяжелым обетом и надломилась, когда в молитвенном усердии попыталась, равно как мать, молиться за весь мир, взваливая на свои хрупкие плечи чужие, и часто, неподъемные грехи…
Но и в этом ее усердии Господь не оставлял бы свое любимое чадо и дал бы ей необходимые для этого силы, если бы…
…Если бы, вставая каждый раз на молитву, Зоя не начинала свои прошения пред Творцом именно с этого неизвестного, но полюбившегося ей монаха.
Но даже и это не самое страшное. Искренняя молитва еще никому не навредила.
Возможно, размышлял уже сам Георгий, что во время своих молитв, всего лишь на краткий миг она, в изнеможении души и тела, попускала набегающим волнам страстей, увлекать себя и погружалась в созерцание скромных по нынешним меркам, но вспыхивающих в ней, как факел, картинок совместного уединения с неизвестным, но любимым ею человеком… Которые, к слову сказать, тут же старалась и отметать ледяной строгостью собственного возложенного на себя молитвенного бдения.

- Господи, прости меня, грешную…
Она повторяла эти сладкие слова и плакала, но уже от радости. Потому, что вместе с каждой слезинкой вымывались из глубины души все ее беды, горести и обиды, а также нечто потаенное, невысказанное, что как ржавчина разъедала все эти годы саму её душу.
После искреннего раскаяния, тяжесть утаиваемого ею все эти годы греховного помысла, куда-то отступила. Лицо засветилось радостью, на щеках выступил румянец от обретения свободы. Той свободы, что называется христианской Любовью…
И лик Зины буквально преображался у него на глазах. И монах вновь увидел перед собой ту пятнадцатилетнюю девочку…
Георгий с нежностью глядел на улыбающуюся Зою, что подобно весеннему подснежнику, высвободилась наконец-то из-под мертвой корки льда, и распустилась, наполняя все вокруг звоном своих белоснежных цветков-колокольчиков и удивительным благоуханием. И, в слезах искренней радости, истекала небесной росой умиления, потому что поняла вдруг простую истину - ее молитвы услышаны, и она снова видит перед собой того, которого так нежно и чисто любила всю свою короткую, но яркую жизнь.
- Прости и ты меня, Христа ради! – Тихо сказала она.
- Бог простит! Прости и ты меня… - Сказал в ответ Георгий и улыбнулся ей уже как нежный и любящий брат, что после долгих лет разлуки, неожиданно обрел свою родную и любимую сестру.
Вот она, оказывается, какая – Нечаянная Радость!

Он успел дать отпущение ее грехам и причастил Святыми Дарами, когда вдруг нещадно стали барабанить в дверь.
Степан пошел открывать.
Монах убирал молитвослов, но в какой-то момент почувствовал, что поторопился…
И вновь склонившись над Зоей, понял, что воспарившая, и прощенная Самим Господом, ее счастливая душа уже устремилась к Творцу…
И еще какое-то время прибывшие милицейские чины не смели войти в комнату, где звучали молитвы на отход ее души от тела…
Покидая дом начальника станции, и возвращаясь в поезд, архиепископ Георгий понимал, что пронесет и далее через всю свою жизнь память об этом неземном человеке. И пока будет биться его любящее сердце, он постарается не забывать и молиться об упокоении этой удивительной души.
Задержанный поезд покинул полустанок уже на рассвете. Все, кроме машиниста, в ту ночь крепко спали. И не заметили, как после сцепки, поезд стал быстро набирать скорость…
Так быстро, что еще минута, и он сам уже вознесся в небеса.

…Степана арестовали, и на похоронах сестры его не было. Весь обряд погребения взяли на себя женщины, как знак благодарности и Зое, и ее матери, память о которой еще хранили их сердца.
А Степан почти неделю просидел в КПЗ, пока его не привезли к прокурору района. И вот почему. Следствие так и не смогло вразумительно доказать его вины. Ни одной жалобы от кого-либо из пассажиров не поступило. Но даже не это удивило и заставило задуматься начальство разной значимости, как на местах, так и в самой Москве.
Хотите, верьте, а хотите - нет, но ни один из задержанных в тот день Степаном поездов, не только не опоздал, а все прибыли в Москву согласно своему расписанию.
Как будто бы никогда и не было той самой задержки в пути.
А потому районный прокурор, сам бывший фронтовик, не понимал, за какие такие грехи Степана надо было арестовывать, да еще и сажать в камеру на несколько дней.
Кто-то попытался, было, напомнить о том, что наряд милиции и пожарные машины были отправлены в ночи на вверенный ему полустанок. Но когда стали выяснять, кем и на каком основании были даны эти указания, то никто не смог толком этого вспомнить и вразумительно объяснить.
Этакое мимолетное завихрение в мозгах. А может быть, что-то неопознанное в тот день просто пролетало рядом… Или же, это чье-то нездоровое служебное рвение, но не более того.
И Степан, на девятый день поминовения по Зое, вернулся в родной дом, где уже были накрыты столы и его ждали родные и любимые им с детства люди, жившие с ним по соседству и обладающие удивительной способностью объединяться в минуты опасности или большой беды и жертвовать уже своими жизнями «за други своя»…

;;;
А мы с вами, мои дорогие читатели, снова вернемся на берег Франции, ибо та исповедь Зои, как, оказалось, была тесно переплетена с существенной частью судьбы и самого монаха-схимника, который в ту ночь практически не сомкнул глаз.
Волна воспоминаний, как это бывает, нахлынула внезапно, вновь окунула его с головой в океан безбрежной памяти, и он медленно погрузился уже во времена своей юности…

1 мая года. Москва.
В общежитии циркового училища в одной комнате жили два клоуна – Максим и Ростислав - белый и рыжий. Оба иногородние. Оба молодые, красивые и талантливые.
Вот только Максим был белым клоуном, а Ростислав – рыжим. Максим на манеже созидал, а Ростик, как правило, - рушил, чем и приводил зрителей в неуемный смех.
И была одна девушка, что летала, как ангел, под самым куполом цирка по имени Нелли. И тоже молодая, красивая и сильная. И еще, она была – коренная москвичка. Но, даже не принимая во внимание последний, хотя и немаловажный факт, и Максим, и Ростислав были безумно влюблены в воздушную гимнастку.

Почти каждую ночь, в тонком сне, Максим поднимался по лесенке на небо и собирал там для любимой девушки сияющие звезды. А она, на трапеции, летая вокруг него, весело и звонко смеялась…
Вот он подает ей свою руку и увлекает за собой в небо. Так высоко, что земля уже казалась им крохотным разноцветным шариком в ореоле сияния венчика из ночных звезд.
А они поднимались все выше. К светочу! Туда, где можно было качаться на райских белоснежных облаках и есть любимое мороженное…

- Суворин, Максимушка, просыпайся…
Максим открыл глаза и увидел тетю Олю, вахтершу циркового училища, стоявшую над его кроватью.
- Сынок, тебя к телефону… Поторопись, а то пока я к тебе поднималась…
Максим, легко выскочив из кровати, натянул спортивные шаровары и уже почти что выскочил за дверь, но вахтерша успела закончить фразу:
- Да и поднимай потом всех. Через час построение праздничной колонны… А то мне как той черепахе Тортилле не обойти сегодня ваши комнаты… Ноги что-то плохо гнуться…
И уже к Ростиславу:
- А тебе, барин, что, нужно особое приглашение?
Ростик лишь пробурчал в ответ что-то невразумительное и перевернулся на другой бок.

Максим успел. И, взяв в руки трубку, услышал:
- Максим? У меня для вас есть новости от ваших родных. И еще, они просили передать через вас одну посылку…
- Но мы сегодня участвуем в параде на праздничной демонстрации… - Начал, было, Максим.
- Мой поезд на Брест отходит в 16 пополудни. За полчаса до отхода я буду ждать вас у третьего вагона. Вы легко меня узнаете, я буду держать в руках небольшой, перевязанный веревкой, сверток. И если вы только сможете… То, до встречи.
И на том конце повесили трубку.

…А уже через два часа вся страна, плечом к плечу, прильнула к радиоприемникам и, затаив дыхание, вслушивалась в цифры, звучавшие из уст лучших дикторов страны, и искренне гордилась достижениями своей любимой державы.
Во всех домах уже с утра накрыты праздничные столы. Звучат тосты за Родину, за Партию, и за ее вождя товарища Сталина. А уже чуть позже и за мирное небо над головой…
Словно наседка, оставленная оберегать гнездо, пусть и одиноко, но с рюмочкой любимой наливки в руках, сидит в красном уголке циркового общежития и тетя Оля, зная, что ее любимые птенчики: Максима и Ростика, что в числе других артистов цирка, изображают сегодня «акул международного империализма, раздувающих мировой военный пожар»…

У ребят уже были успешно сданы экзамены, и через день другой общежитие на все лето станет строительной площадкой, как это происходит каждый год перед новым набором молодых артистов.
Но сначала наступит 21 июня и тетя Оля придет на их итоговое представление. Уже пятнадцать лет, как она не пропустила ни одного выпускного спектакля. Пятнадцать лет в этот знаменательный день она баловала своих любимчиков пирожками с капустой и повидлом. И все те же пятнадцать лет она плакала над каждым приходившим письмом, что летели к ней с приветом с самых отдаленных цирковых площадок страны. Дети, пусть и артисты, но все же пока еще дети, не забывали ту, кто посвятил им всю свою жизнь и щедро делился теплом своего сердца.
До того, как она стала тетей Олей, она была цирковой наездницей – Ольгой Бекетовой, сводившая своей красотой с ума половину мужского населения Москвы. Но как это бывает в жизни большинства женщин, безумно влюбилась в бесстрашного, как ей тогда казалось, дрессировщика тигров Вольдемара Аметистова и, не раздумывая, вышла за него замуж. А вскоре узнала, что он и не Аметистов даже, а всего лишь Тарелкин, да ко всему прочему еще и изменявший ей с ее лучшей подругой. И вот во время очередного представления наступило некое минутное помутнение разума, и она сорвалась с лошади, серьезно покалечив себе ноги.
Всего лишь два года сверкала ее звезда. Два года успеха и аплодисментов. А потом лишь больница и должность вахтера в учебном общежитии. Без мужа, без собственных детей, да еще и с прогрессирующим ожирением…
Спасла ее лишь огромная любовь к жизни, да эти дети, что жили и влюблялись в ее общежитии и многим из которых она заменила матерей.

…А вот и они сами уже вваливаются веселой шумной ватагой в двери общежития, складывая в кладовую праздничные транспаранты, красные флаги и театральные костюмы.
Ростислав в этот праздничный день был ответственным дежурным по общежитию, и он, еле успевая принимать от товарищей транспаранты, лишь молча проводил тоскливым взглядом счастливых Нелли и Максима, которые, сразу же куда-то убежали…

Киевский вокзал в послеобеденное время, да еще и в праздничный день, отдыхал. Высокий, стройный и спортивного вида уже не молодой мужчина набирал в газетном киоске, практически без разбора, отечественные журналы, как последние, так и за все предыдущие месяцы. Продавщица была рада такому покупателю и даже помогла ему упаковать всю его покупку в опять же просроченные газеты. А в результате получился объемистый сверток, и все были этим довольны.
И пассажир направился к первому перрону, с которого и должен был отходить его поезд на Брест.
Максим и Нелли подъехали к вокзалу на метро. До отхода поезда оставалось еще двадцать минут. И Максим, оставив девушку в начале перрона, сам двинулся в сторону искомого вагона.
Человек, который ему с утра позвонил, уже увидел его, но не сдвинулся с места, а лишь ждал, когда юноша подойдет к нему сам. В его руках был уже знакомый нам сверток…
- Ну, здравствуй, Максим! – Сказал он и протянул для пожатия свою руку. Максим ответил на крепкое пожатие, таким же крепким ответным пожатием руки, но незнакомец еще какое-то время не отпускал его ладонь, при этом, внимательно всматриваясь в глаза Суворина.
- Извини, но ты очень похож на одного близкого и дорого для меня человека. Еще раз, извини.
По радио объявили, что посадка на пассажирский поезд Москва-Брест заканчивается, и пассажиров просят занять свои места.
- Не в службу, а в дружбу. Здесь на бумажке записан адрес и если это тебя не затруднит, то сам отнеси пакет по этому адресу.
- И кому я должен передать этот пакет? – Спросил Суворин.
- Тому, кто откроет тебе дверь этой квартиры…
- И это все?
- Все…
- Но вы же сказали, что у вас есть для меня какие-то новости о моих родителях…
- Максим, я не мог говорить тебе о родителях, к тому же по телефону, а пообещал сказать о родных для тебя людях…
- И кто же они?
- Те, кто откроют тебе дверь…
- Загадками говорить изволите, милостивый сударь.
- Нет, просто не хочу испортить тебе праздник от этой встречи.
- Тогда я могу идти?
Незнакомец улыбнулся и, прежде чем вошел на подножку вагона, еще раз внимательно посмотрел на Максима и сказал:
- Ангела хранителя, тебе мой мальчик! - Сказал и исчез в глубине вагона.

Поезд медленно тронулся, и к Максиму подошла Нелли.
- Максим, а почему ты не познакомил меня со своим отцом? – Спросила она.
- С каким отцом?
- А с кем ты сейчас встречался? Разве это был не твой отец? И Максим замер. А потом какое-то время, словно с помощью замедленной киносъемки, вновь и вновь восстанавливал в памяти весь разговор с незнакомцем. Его лицо, жесты, интонацию. Его улыбку. И эти слова про ангела-хранителя, которые он отчетливо помнил из своего раннего детства.
- Нет, это какое-то совпадение. – Юноша явно нервничал - Этого просто не может быть…
- Максимушка, что с тобой? Что случилось? – Уже встревожилась Нелли.
- Молодые люди, у вас все в порядке? – Спросил, оказавшийся рядом, дежуривший по станции милиционер.
- Все в порядке! – Сказала и улыбнулась ему в ответ Нелли. - Действительно, все в порядке.
И решительно повела Суворина к выходу из вокзала.

- Почему ты решила, что этот человек мой отец? – Спросил Максим у Нелли, когда они были уже на улице.
- Это не трудно было заметить… Вы же похожи, как две капли воды… А что он тебе передал?
- Не знаю.
И они вместе стали рассматривать пакет и прочитали адрес.
- Это где-то в Загорске. Ехать нужно с Ярославского вокзал. Поедешь?
- Да, но сначала провожу тебя. А завтра с утра и поеду. Может быть, что-то узнаю там о своих родителях.

Ночью в общежитии Максим все никак не мог заснуть, вновь и вновь, вспоминая детали той встречи с незнакомцем на вокзале, и, в конце концов, проваливаясь в сон, сам уже не замечал, что начал говорить во сне.
Ростислав приподнялся. И тихо подошел к изголовью друга. Присел на корточки и стал вслушиваться в это бессвязное бормотание, пытаясь постигнуть его смысл. А потом просто растолкал соседа по комнате.
- У тебя что-то случилось, Максим?
Товарищ, еще полностью не проснувшись, доверительно сказал:
- Я не узнал его… Представляешь? Не узнал родного отца! Не почувствовал, что он стоит рядом, что хочет обнять, сказать о чем-то очень важном…
Потом враз замолчал и, откинув голову на подушку, сразу же крепко уснул.
Ростислав тихо отошел от кровати Суворина. А под утро услышал, как Максим поднялся и тихо ушел из комнаты.

Он нашел Нелли среди выпускников своего курса, которые пришли в общежитие и теперь стояли в очереди на сдачу учебников в библиотеку. И подошел к ней.
- Куда это вы вчера от меня вместе с Максимом убежали?
- У Максима была назначена встреча на Киевском вокзале. Тот человек передал ему кому-то адресованный пакет. И, знаешь, что любопытного во всей этой истории? Этот незнакомец оказался, как две капли воды похож на самого Максима. Я тогда даже подумала, а уж не отец ли это Суворина
- Так он же говорил, что его отец погиб, выполняя важное задание партии и правительства…
- Да, говорил. Но та встреча всего его просто перевернула…
- И где же он теперь?
- Повез переданную ему посылку по какому-то адресу в Загорск.
- К попам что ль?
- Не знаю… Ты то, что так разволновался? – Спросила уже Нелли у Ростислава.
- Он всю ночь бормотал что-то, спать мне не давал. А утром сиганул, ничего не сказав…
- Может быть, все у него еще наладиться. А представляешь, как это будет здорово, если у Максима вдруг отыщется живой отец… Настоящий Герой, орденоносец, да еще и разведчик… Ну я пошла, а то моя очередь пройдет.
И нырнула в открытую дверь библиотеки.

На одной из улиц Загорска, в небольшом рубленом домике, из окон которого хорошо были видны купола Троице-Сергиевой Лавры, Максима встретила женщина, и, посмотрев, кому была адресована привезенная им посылка, положила ее на лавку. А после, ничего еще не объясняя, налила парню стакан молока и предложила выпить.
Максим с удовольствием согласился.
- Ты, сынок, отдохни здесь немного, а мне нужно кое за кем сходить. Располагайся прямо на диване. Окна открыты. Хоть послушаешь, как соловьи поют…
И вышла, оставив его одного.
Максим услышал чудесное пение птиц. Такого пения, он действительно еще не слышал в своей жизни.
И не заметил, как задремал.

И вновь, как и ранее стал подниматься по ступенькам на самое небо. Там его встретили два ангела с огромными крыльями и, подхватив, куда-то понесли. Ангелы улыбались, звезды всполохами радости осыпали их, удивительные люди, более напоминавшие в тот момент образа, что он в детстве видел на стенах храма, в котором располагался спецприемник, приветствовали этот их стремительный и удивительный полет.
Но вот они остановились.
Ангелы улыбнулись сидящей в кресле женщине и, выполнив свою часть этого таинственного завораживающего действа, исчезли.
- Здравствуй, радость моя! – Заговорила женщина голосом родным и узнаваемым с измальства. Голосом родной и любимой мамы.
Глаза Максима заискрились блестками от слез воспоминаний.
- Поплачь, сынок. Как бы я хотела, чтобы только слезы радости всю жизнь переполняли тебя. Все житие ваше на земле ныне болезненно и печали исполнено от клеветы и лжи и иных многовидных бед и напастей. А оттого немоществует тело, изнемогает и дух ваш. В самом скором времени буря бед и суровых напастей покроют страну Российскую. Творец и Владыка наш Господь положил во гневе Своем наказать род человеческий огнем, мечем, гладом и болезньми, попустив сие ко вразумлению человеков, и во спасение их душ. И тебя самого ждет тяжелое испытание. Однако помни, что всяк недуг и всякую язву душевную и телесную к тебе прибегающих, врачевать нужно только с верою и любовью…

И тут Максим открыл глаза.
Первое, что он увидел, была женщина в черном монашеском облачении. Неужто, и это сон, подумал он? Но почему она так похожа на маму?
- Здравствуй, сынок. Я родная сестра твоей мамы, а зовут меня Марфа.- Сказала и улыбнулась - Мы были близняшками. В возрасте двух лет обе тяжело заболели и родители, боясь потерять нас, привели в дом матушку Анну, что жила монашкой в миру. Старушка, осмотрев нас, сказала, что выжить мы сможем лишь в том случае, если одну из нас посвятят Богу. И родители дали на то свое согласие, отдав меня на попечение матушке Анне, а уже на следующий день после ее прихода и твоя мама пошла на поправку. Да так, что врачи лишь руками разводили.
А я с этого времени стала жить в молитвенном уединении. Вначале с матушкой Анной, а по ее отшествии в мир иной, благодаря лишь милосердному промышлению Спасителя в этом вот доме.
- А мама? Где она?
Сестра Марфа молча смотрела на юношу.
- Значит это она? Это к ней я летал сейчас? И она со мной говорила… - И голос юноши немного задрожал.
Вместо ответа сестра Марфа просто улыбнулась.
И так тепло стало Максиму от этой ее улыбки, такой радостью повеяло, что хотелось обнять весь мир и кричать о своей любви к нему.
- Я не стану тебе говорить о том, как это произошло. Жалею лишь об одном, что не смогла вовремя оказаться на ее месте и отдать свою жизнь вместо нее… Вот ведь как бывает в жизни. Я всю свою жизнь просила у Бога дать мне возможность умереть за Него. И, как видишь, до сих пор еще живу. А Мария, мама твоя, за эти же годы увидела весь мир, возлюбила всем сердцем твоего отца, дала жизнь тебе и совершила подвиг по имя родного Отечества и Христа ради, мгновенно получив мученический венец от Спасителя… И теперь уже она сама молится за всех нас и за тебя…
- А человек, которого я встретил на вокзале…
- Это твой отец. Рискуя жизнью, он сделал все, чтобы еще раз увидеть тебя, прежде чем снова, и уже на многие годы, покинет нашу страну.
- Матушка Марфа, а что мне говорила мама о каком-то моем предназначении целить души людей, ведь я же клоун…
- И клоуны, если только есть на то воля Божия, облачаются в черные мантии… Но тебе я пока могу сказать лишь одно: даже став монахом, в конце концов, ты обретешь свое семейное счастье…

Всю дорогу, что Максим ехал в Москву, он вспоминал тот сон и разговор с родной тетушкой. До общежития он добрался уже под утро. Метро уже, или еще, было закрыто. Да он и не беспокоился по этому поводу и как счастливейший из смертных, что при жизни был вознесен до третьих Небес, теперь твердо шагал по родным мостовым, еще не ведая, что скоро и надолго ему придется покинуть свой любимый город…

В Московском цирке на Цветном бульваре, с самого утра начинались последние репетиции выпускного спектакля и, окунувшись в них с головой, Максим на какое-то время забыл обо всем, что с ним произошло в Загорске.
На вечернее представление выпускного курса пришли почти все артисты цирка. Заглядывая в щелочку занавеса, ребята уже успели увидеть и передать, что в приемной комиссии сидит сам Карандаш – один из любимых и популярных в те годы клоунов.
Максим и Ростислав работали во втором отделении и через несколько минут должны были появиться на сцене в своих созданных и любимых образах: белого и рыжего клоуна.
И вот ведущий представление шпрехшталмейстер объявляет их имена. Учащенно забилось сердце.
Еще несколько мгновений и тебя будет знать весь цирковой мир. И если ты сумеешь найти ключик к зрительским сердцам, то на многие года они станут твоими поклонниками, а ты – их кумиром. Если только найдешь этот самый волшебный ключик, открывающий любовь человеческих сердец…

И вот они с Ростиславом на арене Московского цирка.
Товарищ уже успел несколько раз упасть, пытается встать и снова падает…
И тогда Максим делает то, что они даже не репетировали.
Он вдруг неожиданно и бережно подает рыжему клоуну свою руку…
А тот принимает ее, но и одновременно пропускает свою трость между ног белого клоуна, а, по - сути, делает ему подсечку, от чего тот неожиданно падает.
Весь зал замер, понимая, что ему очень больно. Но вот белый клоун, превозмогая боль, улыбается.
А Рыжий смеется, хватаясь за живот.
Тогда белый клоун вынимает из внутреннего кармана клоунского пиджака нежный розовый цветок, который вновь с надеждой и любовью протягивает своему другу.
Зал аплодирует.
А рыжий негодует. Реакция зрителей должна быть на его стороне. И тогда он со злостью начинает обрывать нежные лепестки подаренного ему цветка и бросать их на пол манежа.
Белый клоун заплакал. Еще немного и его любящее сердце не выдержит. И держась одной рукой за сердце, он медленно опускается на колени и протягивает руки, пытаясь собрать оторванные лепестки…
И вдруг на сцену манежа, из зрительного зала, неожиданно для всех выбегает чей-то ребенок, который старательно начинает помогать собирать рассеянные лепестки и молча передавать их белому клоуну…
Рыжий клоун в замешательстве.
Вот еще один ребенок вслед за первым начинает собирать по арене нежные розовые лепестки.
Зал напряженно следит за развитием этого необычного, для цирка тех лет, действия.
Видя такое внимание к собрату, рыжий клоун пытается рассеять по залу оставшиеся лепестки, сдувает их и, даже топчет ногами, не дает детям дотянуться до них… А потом, махнув на все рукой, садится на одно из кресел первого ряда и начинает демонстративно зевать.
И вот на арене не осталось уже ни одного лепестка. Свет софитов выхватывает лишь Максима и детей, стоявших с ним рядом.
Мальчики передают клоуну последние поднятые ими лепестки. Тот принимает их и, положив ко всем остальным, бережно убирает ладонь с лепестками, к самому сердцу.
А потом, в одно мгновение, на глазах у детей, и всего изумленного зала, вытаскивает, из-за полы пиджака сотканное из этих лепестков, свое большое и любящее, светящееся и трепетно бьющееся сердце…
И зал взрывается аплодисментами.

Расстроенная тетя Зина, единственная из всего зала, видит, как Ростислав молча покидает манеж. Он еще раз попытался упасть, но зритель его уже не замечает, потому, что в центре манежа начинается настоящее чудо.
На невидимом зрителям и закрепленным на Максиме тросе, в луче прожектора, мы видим как белый клоун, поблагодарив и попрощавшись с ребятами, начинает медленно подниматься под купол цирка.
В свете наведенных прожекторов, сначала появляется звездное небо, а потом и он - белый клоун, словно небесный ангел, - который начинает щедро осыпать частицами свого любящего сердца зрительный зал. И вот из-под купола, красиво и медленно в протянутые руки радостных зрителей, опускаются нежные розовые лепестки…
В этот памятный день, сотни человек, заполнивших зал, как бы заново открыли для себя и сам цирк, и этого нового, удивительного клоуна.

Нелли и Максим какое-то время после представления искали Ростислава, но тетя Оля, - любимая, растроганная до слез, - тетя Оля, расцеловав Максима, сказала, чтобы они уже не искали сегодня Ростика, так как он, сразу же после своего номера, уехал с отцом на его служебной машине домой.

;;;
21 июня года. Переделкино. Максим с рюкзаком за плечами и Нелли с легкой сумочкой в руках, уже несколько минут, как шли вдоль нескончаемого забора владений Нелиных родителей. Но вот и калитка.
Нелли достала свой ключ и приготовилась отпереть дверь.
- У тебя есть свой ключ? – Поинтересовался Максим.
- Мама обронила, а я подобрала. Через день сделала себе дубликат ключа, а затем помогла маме найти ее ключ…
- Ты оказывается еще и авантюристка международного масштаба…
- Если бы все были такими, как ты, то мы могли бы еще всю ночь бродить вдоль этого забора…
- Ну, зачем же сразу так. Я ведь могу тебя аккуратно подбросить, а далее ты сама сгруппируешься и сделаешь переворот, чтобы затем мягко опуститься на землю…
- Давай!
- Что давай?
- Ну, побрасывай же меня…
- Сначала мне нужно самому обследовать обстановку, а вдруг там злые собаки…
- Ты хочешь перепрыгнуть через забор, а меня оставить тут одну на съедение волкам? Хорош кавалер, ничего не скажешь…
- Извини, но я уже совсем запутался… Может быть просто откроем дверь ключом?
- Нет уж, теперь я принципиально хочу посмотреть на то, как ты будешь делать свою перегруппировку в воздухе и мягко приземляться…
И улыбаясь, уперлась руками в бока.
- Где наша не пропадала. – Сказал Максим и снял с себя рюкзак. И не успела Нели что-либо сказать, как рюкзак очутился на той стороне забора…
- Максим, что ты наделал? Это же чужой участок…
И действительно с той стороны закрытого участка раздалась трель, как минимум трех свистков…
- А кто же здесь живет?
- Я тебе этого раньше не говорила – отец Ростислава.
- Влипли, что называется…
Тут же отворилась дверь, и пред ребятами предстал крупный мужчина в генеральских галифе и в подтяжках, поверх белой нательной рубахи.
- Нелли? А мы уже и не ждали тебя у нас сегодня.
И посмотрел на Максима.
- А это, я так понимаю твой Пьеро из сказки о Карабасе-барабасе… Так вы к нам, или просто состязались в меткости? – Сказал и подал Максиму его рюкзак…
- Нет, дядя Володя, мы хотели попробовать сгруппироваться в воздухе и, оттолкнувшись от забора в перевороте мягко опуститься на землю… - Робко начала выстраивать свое оправдание Нелли.
- А что? Мысль интересная и я даже сам готов в этом поучаствовать. Я так понимаю, что прыгать должен был Максим? Ну, так куда мне вставать?
- Спиной к забору… – Начал Нелли. - Чуть согнуть ноги и подставить Максиму ладони. Ну, а когда он сделает разбег, и коснется своими ступнями ваших ладоней, то просто слегка подбросить его вверх…
- И все?
- Практически да! – Ответил уже Максим.
- Тогда начнем, пожалуй, пока женщины этого не видят.
Дядя Володя встал так, как ему это объяснила Нелли.
Максим пору раз сделал необходимые ему замеры и, отойдя на три шага, поднял руку, показывая, что он готов к прыжку.
И тут произошло то, что не сразу дошло даже до Нелли, не говоря уже об отце Ростислава.
Максим, начав движение, слегка изменил траекторию, и тут ему показалось, что кто-то подхватил его под руки и он, а это было хорошо видно со стороны, в парении, уже поднимался по стенке забора, как по ступенькам и, в буквальном смысле, «взошел» на забор, оставив дядю Володю в недоумении. А после этого, более для зрителей, сделал еще и переворот, после чего и опустился на противоположной от них стороне. Но тут же появился вновь, но уже из дверей соседского участка.
- Это где же вас таких готовят? – С удивлением, разглядывая юношу, спросил отец Ростислава. – А мой что же, тоже может вот так?
Максим не успел ничего ответить, так как отца Ростика вызвали к телефону.
Нелли с интересом смотрела на юношу, который в очередной раз ее удивил.
- Отдыхайте без меня! – Сказал дядя Володя, вернувшись к ребятам. – Меня срочно вызывают в Москву.
- А Ростислав присоединится к нам? – Весело спросила его Нелли.
- А он вам, что не сказал, что сегодня утром улетел самолетом в Сочи?
Максиму даже показалось, что Нелли слегка вспыхнула.
- Ну, это уже вы сами между собой разбирайтесь. Приятного вам отдыха и передавайте привет отцу, а мне пора собираться…
И ушел.

А Нелли с Максимом подошли к участку, что стоял прямо с противоположной стороны этой лесной дороги.
И уже через несколько минут, Максим осматривал ее владения.
- Послушай, но ведь Ростик из Ростова… А ты говоришь, что дядя Володя его отец…
Нелли уже переоделась в легкий облегающий тело белоснежный костюм состоящий из блузки и короткой юбки.
- Дядя Володя служил несколько лет в Ростове…
- Выходит, что Ростислав его незаконный сын.
- Выходит. И по сему поводу наш Ростик сильно комплексует.
- А кто же твои родители, если это не секрет? – Спросил Максим.
- Если честно, то это действительно секрет. Папа работает на оборонном экспериментальном заводе, и что-то делает для нашей армии…
- Больше вопросов не имеется.
- Это ты мне лучше расскажи, что ты делал вчера на манеже? Хорошо, что публика приняла на бис, а то бы ты завалил свой экзамен.
- Ты уже знаешь наши итоговые оценки за мастерство?
- Конечно! Что же не спрашиваешь? Боишься, что своей импровизацией ты подвел товарища? Не переживай, у нас у всех «отлично». Члены комиссии решили, что Ростислав хорошо сыграл роль обиженного клоуна… А Карандаш, кстати, взял твою фамилию себе на заметку…
- Не может быть! – Сказал Максим и от радости закружил Нелли по огромной террасе… А потом, остановившись, нежно, пусть даже и неумело, чмокнул в щеку.
И сам после этого слегка покраснел.
- Да, видно, что на этом фронте у тебя еще не было побед. Но это даже и приятно. И красиво. У тебя это получается так нежно, что в груди что-то оживает, оттаивает и уже само тянется к тебе навстречу…
Тут Нелли сама поцеловала Максима.
А он нежно обнял ее и прижал к себе, чтобы уже никогда не отпустить.

После ужина, что был заранее кем-то приготовлен и оставлен для них в холодильнике, Нелли показала ему свою спальню. Полуторная кровать, стол, шкаф, голубой абажур над головой и полная стена книжных полок. А уж книг-то, книг-то сколько…
И тут Максим вспомнил о девушке своей первой мечты. О том, как влюбился в спецприемнике и не смог тогда пережить ее невнимания по отношению к нему. И выпил уксус, забытый кем-то из поваров столовой.
Не знаю почему он выбрал именно такой способ свести счеты с, казалось бы уже несостоявшейся жизнью… Но факт есть факт. Его тут же и вырвало, а пришел в себя он уже в боксе, где лежал на больничной кроватке, а рядом стояла большая ванная. Это, как он понял, чтобы сразу же и обмывать детские трупики.
Но наш рассказ о другом. В библиотеке, что была при этой больнице, трудилась очень славная женщина и большой знаток литературы. Она-то и стала приносить ему в бокс книги, читая которые, он впервые в своей жизни понял о том, что в жизни каждого человека должна быть четкая позиция и ясная цель, а само чтение позволило ему расширить его кругозор и мысленно совершать удивительные путешествия и необычайные открытия. Сопереживая героям этих произведений, он, вместе с ними и, часто рискуя жизнью, бывало, не спал по ночам, помогая, в своем воображении, естественно, простым и обездоленным людям, которые нуждались в его защите…
И за месяц, проведенный в больнице, он понял, что жизнь - удивительный дар, который можно значительно приумножить, если посвятить свою жизнь людям, объединенным, как и ты - идеей единения во имя Добра.

Нелли уже лежала в своей кровати и задумчиво смотрела на своего любимого клоуна.
- Что-то не так, Максим? – Тихо, и чтобы не потревожить его воспоминания, спросила она.
- Все так!
Он подошел к кровати и опустился перед ней на колени. Склонил голову и дождался, когда она коснется своей рукой его волос. Как же он любил этот момент с того самого детства, когда мама, укладывая его в постель, мягко и нежно касалась ладонью его головы.
И тогда он достал из внутреннего кармана своего пиджака нежный бутончик алой розы. Максиму даже показалось, что в этот момент роза словно бы ожила и осмотрелась по сторонам в поисках того, ради которого она и претерпела все испытания сегодняшнего дня. А когда увидела Нелли, то уже мысленно согласилась, что для такой красавицы не грех посвятить и свою красоту, и саму жизнь.
 Нелли поднялась и вышла из спальни, чтобы найти вазу для розы и дать возможность раздеться уже Максиму. Она не торопилась, хотя и сгорала от нетерпения, хорошо понимая, что обратной дороге в их жизни уже быть не сможет. Только бы не робел ее Пьеро, а то придется всю ночь слушать его песни об их так и несостоявшейся любви.
А Максим, уже понимая, что от него ждут, тревожился не менее юной девушки. Запахи ее комнаты таинственно обволакивали и увлекали, но не в небеса, где он любил парить, а наоборот притягивали все его существо к земле. Он мысленно какое-то время попытался бороться с этим, но уже понимал, что земное начало все равно возьмет свое, перемешает их жизненные эликсиры и даст этой субстанции слегка перебродить, а уже потом выплеснется с новой, удесятеренной силой, подобной той, с которой молодой росток пробивает собой толщу асфальтового покрытия.
И он медленно опустился на кровать, как на смертное ложе.
- А теперь дружок решай, как ты будешь жить дальше. – Словно сам с собой беседовал он - То, что может произойти в эту ночь, изменит всю твою жизнь. Можно, конечно же, провести ночь любви с самой Клеопатрой и непременно поплатиться за это жизнью. А можно попытаться и язычницу привести к Богу, дав вкусить ей волшебной благодати и напоить радостью всеосвящающей христианской любви в браке.

Нелли уже лежала рядом и трепетала, и ждала его первого позыва, и дрожала от его затянувшегося молчания. Ее молодое и сильное тело хотело лишь одного - отдаться еще более сильному и властному, которому она готова была во всем повиноваться.
Максим взял ее за руку. Она вся горела.
- Нелли, сейчас я поведу тебя за собой, покажу те места, где парил с тобой по ночам, познакомлю тебя с ангелами небесными, что уже устроили для нас хоромы на небесах. Ты только не спеши… И тогда у нас все получится.
А теперь доверься мне и только смотри…
И юная девушка действительно увидела, как некто в белом с двух сторон подхватили ее под руки и стали поднимать. Сначала над кроватью, потом прямо через крышу над домом… И вот уже вся земля у нее под ногами…А впереди лишь мерцающий свет, проникающий в каждую клеточку мозга, очищающий разум, напояющий мудростью многих поколений. В мгновение ока, Нелли увидела себя как бы со стороны и весь путь, что ей предстояло пройти в этой жизни. Нелегкий, как она поняла путь. Но Максим был в этой ее жизни. Она понимала, что ее выбор правильный, вот только за любовь к этому юноше, ей придется многим заплатить…
И когда ангелы вернули ее назад, она уже знала, что ее сердце отныне принадлежит только Максиму и что она готова пойти за ним хоть на край света. Что его любовь спасет ее и еще многие другие жизни, так как она успела увидеть краешком глаза, что на границах нашей Родины уже идут жестокие бои и сотнями гибнут молодые и красивые люди…

…Не успел Максим осторожно и нежно лишь прикоснуться к ее плоти, как Нелли взорвалась вулканическим извержением. Максим интуитивно и умело укрощал, нечаянно разбуженный им кратер, а разливавшаяся сладостным потоком лава вулканической любви девушки, тут же орошалась семенами уже неземной любви самого юноши, ставшего сегодня ее первым и настоящим мужем.
Ласки Максима были нежны. Каждое его прикосновение было подобно глотку небесного нектара, мгновенно утоляющего жажду страсти, и не позволяющего превращать великое таинство любви и освященного Творцом зачала новой жизни в то, что в современных романах более по инерции все еще продолжают именовать словом – «любовь».
И счастливая Нелли вдруг почувствовала, что они снова, и уже вместе, парят в облаках, вброшенные в эту океаническую высь силою своей любви.
Как же они, должно быть, были счастливы, если сумели так чисто и красиво начать свою совместную жизнь…

Они сладко спали, когда ранним воскресным утром их разбудил резкий стук в окно и чей-то тревожный крик:
- Радио, включайте радио! Война…
Они вынуждены были распрощаться. Нелли осталась на даче, дожидаться вестей от родителей, а Максим поехал к себе в училище.

По утренней воскресной Москве 22 июня года сновали троллейбусы и трамваи, а люди, еще не знавшие о начале войны, спешили с детьми в кинотеатры и парки, ехали купаться в Серебряный бор на Москва-реке.
И вдруг, мало кому еще известный тогда, голос радиодиктора Левитана, заставил слушать себя всю страну…
У одного из радиотрансляторов стояла небольшая группа самых разновозрастных людей. Когда Максим присоединился к ним, то успел заметить, что их уже объединил общий отпечаток тревоги на лицах, прижатые к груди руки, более напоминающие молитвенное стояние перед внезапно застигнувшей их бедой, и распахнутые, устремленные в небо глаза в которых читался всего лишь один, но общий для всех вопрос – Господи! За что нам это наказание? Вместе с ними стоял, вверял и себя Божьему промыслу и Максим. А первая же мысль, которая обожгла сердце, была об отце. Люди еще продолжали стоять и ждать новых сообщений, а Максим уже спешил в общежитие циркового училища. Успевая замечать по пути, как мирный город, в одно мгновение превращался в разворошенный гигантский муравейник.

У входа в общежитие циркового училища, Максима успела перехватить тетя Оля:
- Максимушка, постой, сынок. Тебе нельзя туда. С самой ночи какие-то люди перевернули у вас все верх дном. Что-то, видно, искали. А один остался дожидаться тебя.
Тут она достала из кармана заранее приготовленные, а потому свернутые и перетянутые аптекарской резинкой, деньги. И в самый момент передачи денег, из ее глаз брызнули слезы. Да такие, что бывают лишь в цирке, да и то у клоунов. Но это слезы настоящей боли любящего сердца, чувствующего скорую потерю, кого-то родного и близкого.
- Беги родной, может быть это ошибка, может быть все еще образуется и, если даст Бог, то и увидимся…
И Максимушка нежно поцеловал ее, понимая, что видит последний раз в жизни. Он был ей искренне благодарен и за предупреждение об опасности, и за помощь. Вот только откуда исходила эта опасность и куда теперь бежать, если все документы оставались в комнате общежития? Тогда он снова вспомнил про Загорск…

Максим проснулся в доме Марфы. Точнее говоря, его разбудил ранний крик петуха. Он прислушался и услышал тихий шелест страниц, да молитвенное призывание Господа на начало всякого благого дела, что творила сестра его матери – схимонахиня Марфа.
А вот и она сама вошла в его половину, предварительно постучавшись. В ее руках был небольшой, по видимости серебряный крестик на тесемочке.
- Доброе утро, радость моя! Как тебе спалось на монашеском ложе?
- Если честно, то жестковато.
- Через какое-то время ты станешь вспоминать об этой кроватке, как о царской перине, немец уже на подходе к Звенигороду… И нет пока той силы, что сумеет хотя бы остановить его.
И тут она показала Максиму крестик.
- Это для тебя. Пришло время вверить себя в руки Спасителя и обезопасить саму жизнь Его животворящим крестом. Ты ведь не знаешь даже, что по рождении своем был крещен, а я твоя крестная мама. Вот только не удалось тебя сохранить тогда. Через два года после твоего рождения родителям предстояло ехать для выполнения важного задания за границу. По одной из версий ты должен был ехать с ними, но в последний момент что-то там у них не заладилось. И тебя буквально с аэродрома забрали в какой-то закрытый спецприемник. Могу только представить себе, что в этот момент происходило с твоими родителями. Я всего этого не знала. И уже по просьбе отца стала наводить справки о тебе. Десять лет переписки увенчались крохотным успехом. Трудности заключались еще и в том, что при оформлении ты был записан под вымышленным именем и фамилией, а также с неточными данными о сроках твоего рождения…
- И как же меня зовут на самом деле?
- Назвали при крещении Георгий. В честь святого великомученика Георгия Победоносца…
Максим невольно улыбнулся.
       - А теперь давай я научу тебя креститься.
И взяла в свою руку его ладонь, аккуратно сложила пальчики, а затем мощно и с усилием обозначила ими лоб Максима, его пуповину, а затем правое и левое плечо.
- А теперь перекрестись сам и целуй сей крест. Это крест твоего отца…
Максим повторил крестное знамение и нежно прикоснулся губами к святыне и лишь после этого надел крестик себе на шею и сразу же, невольно, словно сами собой, распрямились плечи. И наступило какое-то просветление в голове.
- Спасибо, матушка, за все, что вы для меня сделали. Постараюсь не забыть…
- А теперь слушай меня внимательно, сынок. – Говорит Марфа и берет с буфета какие-то бумаги. - Слава Богу, что у меня, как у крестной сохранились твои настоящие метрики и свидетельство о крещении. Паспорт я тебе постараюсь выправить, если сумею, по твоему свидетельству о крещении. А вот с метриками можешь смело идти на фронт, сославшись на потерю паспорта и других документов во время отступления. Так, что теперь в твоем военном билете будут уже твои настоящие имя и фамилия…
Максим раскрыл свидетельство о рождении и прочитал свою фамилию:
- Государев. Значит я – Георгий Государев! Матушка, а откуда берет начало сей род Государевых?
- Это длинная история. Были такие люди на Руси, что испокон веков выполняли лишь волю Божью, оберегая Веру и защищая Право Государево и которым, в частности, было вменено в обязанность воспитание и государевых детей.
- Мы выходит и есть с тобой люди рода Государевых… И сколько же нас таких?
- Не знаю, но пока мы в неустанных деяниях и молитвах своих сохраняем Слово и Дело Государево, Русь будет находиться под защитой Покрова Пресвятой богородицы.
- А как же война?
- Это сынок оттого попущено, что некоторым уж больно хочется рай на земле иметь, но только чтобы без Бога. Веру в Творца, они подменили чрезмерно завышенной верой в человека, да вот, видишь, споткнулись, доведя страну до большой беды.
- А люди-то в чем виноваты?
- Не сотворили бы себе кумира, так и жили бы в радости Богопознания и христианской Любви…
- Это вы про Сталина?
- Все началось еще задолго до него…
- Мы победим в этой войне, матушка?
- Нет! Сами не победим. Духу не хватит. И будем отступать до тех пор, пока не поймем, что без помощи Божьей мы этого врага не одолеем. А вот как откроются храмы, как запоет вся страна «С нами Бог – разумейте языци и покоряйтеся»… Вот тогда вся рать христианская восстанет нам в помощь, духом окрепнут сердца воинов, и за великое счастье будут почитать они саму возможность жизни свои положить на алтарь Отечества и за други своя…

;;;
Три года спустя, в январе года лейтенанта Георгия Государева с тяжелым ранением в грудь вместе с такими же, как и он, ранеными солдатами везли на санитарной машине до ближайшего госпиталя.
На понтонной переправе уже скопилось несколько машин. Река было неширокая, но с сильным течением. А потому поставили понтоны, так как войска шли в наступление, и сейчас любая задержка в пути было бы крайне нежелательной, а то и просто пагубной…
И надо же было такому случиться, что чей-то штабной виллис, при попытке на скорости обойти их санитарную машину, развернуло так, что чуть было, не выкинуло за ограждение понтона.
Водитель санитарной машины был первым, кто выскочил из своей машины и подбежал, чтобы оказать помощь.
Но в ответ услышал:
- Пошел вон!
Рядового дважды упрашивать не пришлось. И он отошел к своей машине.
А из виллиса, со стороны водительского места, вышел подполковник и внимательно осмотрелся по сторонам. А затем снова сел за руль. Но машина, как он ни старался, уже не заводилась.
И он вынужден был обратиться к водителю санитарной машины.
- Кто у тебя в фургоне?
- Раненых в госпиталь везу.
- Пусть выползают. Нашу машину нужно развернуть и помочь завести мотор.
- Так они почти на ногах не стоят… - Начал, было, водитель.
К ним подошла сопровождающая машину санитарка, девушка лет восемнадцати.
- Это тяжелораненые. Любое неосторожное движение может вызвать непредсказуемые последствия…
- Закрой рот, не видишь, с кем разговариваешь? Чтобы через десять минут все кто стоит на ногах, вышли и вытолкнули мою машину…
- А ты – обратился он к водителю - приведи тех, кто сидит в машинах за вами… И побыстрее раскачивайтесь…

Санитарка уже залезала в кузов:
- Родненькие мои, там людям помочь нужно. Только кто может, кто сам стоит на ногах и у кого свободна хотя бы одна рука… Пожалуйста, давайте поможем…
И раненные стали вылезать. Георгий оказался рядом с бойцом, что был постарше, но ростом и комплекцией они почти не отличались. Еще что их объединяло, так это одинаковое ранение в область грудной клетки.
Виллис уже почти что развернули, но для того, чтобы раненные могли его разогнать требовалось облегчить машину. И тогда Георгий сказал подполковнику:
- Кто там у тебя в машине, пусть вылезет, иначе мы ее не сдвинем… Сил таких уже нет…
Подполковник вынужден был согласиться и что-то сказал, сидящему в машине старшему офицеру и когда тот стал вылезать, то поскользнулся и упал в снег. В нос шибко ударило спиртным, и все без труда поняли, что генерал-майор сегодня выпивши.
- Слава Богу, что целы. А то неровен час до беды… - Помогая подняться генералу, начал рассуждать старик - водитель санитарной машины.
- Да пошел ты со своим Богом … учитель херов… - Резко ответил ему генерал.
- Так может быть, мы все сразу же… туда и пойдем? – Уже не выдерживая такого отношения, громко и чтобы все слышали, сказал лейтенант Государев.
 - Разговорчики! - Тут же вспылил сопровождающий генерала полковник - Иж богадельню развели, праведники. Не знаете с кем разговариваете?. Это командир бригады. Да ему цены нет…
- Что же вы его тогда спаиваете? – Спросил тот неизвестный бородатый солдат, что был рядом с Георгие.
- Да как ты смеешь! – Подбежал к нему подполковник, выхватывая пистолет. – Вы у меня завтра все в штрафбат пойдете, полумерки… Я еще посмотрю, кто и чем вас тут ранил. Небось, одни самострелы…

И тут, в начале переправы, кто-то истошно закричал:
- Воздух!
А буквально через несколько секунд бомбы уже были сброшены на переправу.
Виллис взрывной волной выбросило на реку и он, пробив собою лед, стал быстро погружаться в воду.
В другой проруби, образовавшейся после взрыва еще одной бомбы, уже плавали генерал и тот солдат, которого грозились отдать в штрафбат. Точнее, держался на плаву лишь солдат, а вот генерал уже медленно погружался вслед за своей набухшей шинелью и его, при таком течении, очень быстро могло унести под лед. И поэтому первым Георгий вытащили из воды комбрига, который охолонившись в ледяной ванне уже начал приходить в себя, а уж после рядового. И положил их рядком.
Строгого подполковника нигде не было видно. Если честно, то рядом вообще не осталось ни одной живой души.
Георгий добрался до того места, где стояла их машина, и вскоре нашел свой полушубок. Благо, что он был цел. И вернулся к генералу, который уже открыл глаза.
- Это что же такое было? – Тихо спросил очнувшийся генерал.
- По православному это называется второе рождение. – Ответил ему Георгий.
- Как это случилось?
- Бога вы недобрым словом помянули…
- Бога? Кто бы мне Его показал или сказал нечто такое, о чем я еще не знаю… Может быть тогда я бы и поверил…
- Ну, тогда слушайте! - Начал Георгий, снимая с себя мокрое белье и выливая воду из валенок. - Еще несколько минут назад вы и ваш адъютант грозились отправить меня и вот этого солдата, что лежит рядом, в штрафной батальон. А потом был чудовищной силы взрыв авиабомбы. Все погибли, а вас взрывной волной сбрасывает в воду, где вы начинаете тонуть.
А теперь ответьте для себя на один вопрос: зачем мне нужно было, рискуя своей жизнью, вытаскивать вас из ледяной воды, если я точно знал, что после этого окажусь в штрафбате? Плыли бы себе сейчас преспокойно и дальше…
Генерал какое-то время обдумывал услышанное. А потом вдруг сказал:
- А ведь меня в детстве батюшка наш сельский окрестил. Вот только креста на мне нет…
Георгий снял с себя свой нательный, отцовский крестик и повесил его на генеральскую шею.
Генерал в этот момент почувствовал вдруг тихую радость, как в детстве, от обретения чего давно утерянного и вдруг неожиданно найденного вновь.
- Спасибо тебе, сынок, за жизнь, что мне сохранил. И за крест, коим меня сегодня увенчал. Самого-то как звать?
- Лейтенант Георгий Государев из рода Государевых… А если про жизнь, то вам ее как раз Бог и сохранил. Знать, нужна еще ваша жизнь родному отечеству…
- Пока жив буду, не забуду этот день и тебя Георгий Государев из рода Государевых…
А Государев прикрыл генерала своим полушубком и стал разводить костер, хотя вокруг и без него все пылало ярким пламенем. Тут же развесил сушиться обмундирование и, разыскав лопату, стал углублять большую воронку, что образовалась от взрыва при дороге, в которой собирался похоронить боевых товарищей.
В одних трусах и в валенках, но уже в поте лица, трудился, вгрызаясь в мерзлую землю.
В этот момент к горящей переправе подъехала, видимо, отставшая от виллиса машина сопровождения с группой вооруженных людей. Старшие офицеры быстро отыскали комбрига и, не сказав ни слова тому, кто все еще усердно копал, погрузили генерала в машину и быстро увезли…

Зимний день уже подходил к концу, когда Георгий начал подтаскивать трупы бойцов и опускать в ту самую воронку, предварительно разыскивая документы погибших, если таковые при них имелись.
И когда уже хотел, было опустить на дно воронки и незнакомого бородатого солдата, которого вытащил из воды вслед за генералом, тот вдруг застонал и открыл глаза.
- Выходит, живой еще? - Обрадовано сказал Георгий.
- Время мое еще не пришло, хотя понимаю, что совсем недолго мне жить на земле осталось. - Ответил ему солдат.
- Ну, так поживи еще, солдат. Ангела тебе хранителя.
- Так ты и есть мой ангел хранитель. Не случайно же нас
 эта переправа соединила
- Ты о чем? – Удивился Георгий.
- Мы ведь теперь вроде как братьями стали. Породнил нас с тобой Господь!
- Чем же породнил?
- Какое сегодня число, лейтенант? …
- 19 января…
- Правильно! День Богоявления… Или Крещения, как в народе говорят. Вот крещением нас и породнил…
- А ведь действительно, надо же такому случиться.
- Это уже не случай, лейтенант. Это промысел Божий нас с тобой здесь свел и одной водной купелью повязал. Я, будучи в сане игумена, ушел на фронт вместе с сибирской дивизией и под Москвой начал свой первый бой. Слава Богу, что многие души удалось поддержать и укрепить в вере, в любви к Отечеству, на ратный подвиг подвигнуть, а скольких окрестить и в последний путь достойно проводить. А теперь вот Господь меня с тобой свел.
- Ну и что из всего этого следует?
- Послушай меня внимательно, лейтенант, так как жить мне осталось совсем немного… Как православному воину и как более старший - даю тебе свое благословение, а как игумен - прошу исполнить последнюю волю умирающего монаха…
- Какова же будет ваша воля, святой отец?
- Послушание твое, Георгий будет заключаться в том, что с этого дня и по всей твоей дальнейшей жизни, что отпущена тебе Господом, предстоит тебе нести теперь мой монашеский крест с именем святого Георгия Победоносца…
- Так я и сам Георгий…
- Ведаю, не перебивай. Данною мне Господом и Богом властью, посвящаю тебя воин Христов в священный ангельский чин игумена земли русской.
С этими словами он с трудом расстегнул ворот своей гимнастерки и вытащил золотой крест с украшениями, а затем, сняв его с себя, поцеловал и надел уже на шею лейтенанта, удостоив его таким образом права ношения на себе этой святыни.
Георгий замер, еще не веря в то, что это происходит с ним и в то, что это вообще происходит.
А игумен продолжал:
- Мы с тобой одного сложения и роста. Возьмешь мои документы, а после выздоровления, когда тебя комиссуют поедешь в Иркутск…
- У меня рана-то пустяковая. И не болит вовсе. Кто же меня во время войны комиссует?
- У тебя, лейтенант, пуля зацепила сердце. По всем правилам медицинской науки, ты должен был быть уже давно захоронен, а ты
 вот видишь – еще и разговоры умные ведешь. Ну так слушай и не перебивай… В километрах от Иркутска, в уединенном месте, есть хутор «Приют»…
С этими словами он достает и передает Георгию свои документы.
- Здесь же, вместе с документами найдешь карту тех мест и крестик, отмечающий место еще до войны обнаруженного мною бесценного клада. Тебе предстоит распорядиться им по совести, помогая восстанавливать на Руси храмы и целить людские сердца.
- Да какой же я монах, если всю жизнь мечтал быть клоуном…
- Настоящий клоун – это тот же монах, что несет людям целительную для их натруженных сердец радость и надежду. Во время смуты и войны – это бесценный дар. К тому же у тебя любящее сердце и открытый взгляд, ты внимателен к людям и умеешь отличить правду от наносной лжи. А начнешь с восстановления Заумчинского монастыря. Золотые монеты будешь обменивать на лес и камень, на деньги, что получишь за проданные украшения, сошьешь облачение для алтаря и одежду братьям. Кормите каждого, кто переступит порог монастырский, и проявляйте к ним внимание и заботу. Этих людей тебе Сам Господь будет посылать… Не забывай – гость в дом – Бог в дом. А уж дальше, Господь тебе Сам укажет кому и на что выделять эти несметные сокровища…
- Я и слов то ваших не понимаю, хотя в церкви все детство провел. Наш спецприемник в храме размещался. А о том, что крещен был в детстве, так сам только перед войной узнал…
- Первые ученики Христовы простыми рыбаками были, а весь мир их слушал. Не беспокойся за слова и не думай, что будешь говорить. Доверься Господу, а все остальное приложится…
 - Да как я жить-то по двум документам буду? – Снова озадачился лейтенант
- Как я понимаю, ты в данный момент и вовсе остался без документов…
- Не может быть… - Георгий обернулся на ту сторону, где только что лежал генерал. И ведь действительно, вместе с генералом забрали и его полушубок со всеми документами…
Игумен улыбнулся.
- Да и не генерал это вовсе. Но фамилию его лучше вслух не произносить. Дай Бог ему здоровья. Уж не ведаю, какими судьбами он здесь оказался, но в одну купель вместе с нами его Господь окунул… Это добрый знак. И еще! Думается мне, что эта нечаянная встреча еще обернется для тебя такой же нечаянной радостью уже в твоей будущей жизни…
А теперь прощай, дорогой мой клоун. Сделай последнее усилие, опусти меня к братьям в общую могилу. А за упокой наших душ, я еще с утра помолился…
И прежде чем закрыл глаза, одарил Георгия таким трогающим душу взглядом, что отпечатался тот взгляд в сердце клоуна на всю оставшуюся жизнь. Белого клоуна, которому теперь предстояло надеть черную монашескую мантию…

В военном госпитале Георгий обзавелся красивой бородой. И она ему нравилась. Врачи не особенно и настаивали на том, чтобы он ее сбривал, понимая, что жить солдату осталось совсем немного. Когда его все-таки довезли до областного госпиталя, то рентгеновские снимки показали, что немецкая пуля действительно своим краем задела сердце солдата. И по всем правилам медицинской науки солдат давно «был более мертв, чем жив»… - но это уже из сказки о консилиуме вокруг Буратино…
На этом же снимке местными хирургами, было обнаружено, что вокруг самой пули образовался некий жировой пласт или нарост, в виде кокона в котором пуля уютно себя чувствовала. Таким образом, без хирургического вмешательства, сам организм раненного солдата, пока его везли до госпиталя, справился с опасностью и сохранял жизнь Георгия. Главный врач больницы связался со своими товарищами - фронтовыми хирургами и после обсуждения, они решили не вторгаться в чужую плоть со скальпелем, дабы не разрушить того, что сделала за них сама природа.
Георгию сказали о пуле, которая останется в его сердце, как напоминание о войне. И при этом намекнули на то, что не могут ничего гарантировать и в любой момент… А потому просили его поменьше беспокоиться и беречь свое сердце.
Но лейтенант, а теперь, по новым документам - рядовой Георгий Любомудров хорошо понимал, что это напоминание более о том тезке игумене, о взятом послушании нести на себе его крест. И еще, что заметил Георгий, когда по каким-то вопросам общался с раненными бойцами. Если боец должен был идти на поправку, то его сердце было спокойным. А если солдату суждено было в ближайшее время умереть, то сама пуля начинала проявлять некое беспокойство, которое отзывалось резкой болью в сердце.
Когда это произошло в первый раз, Георгий не понял этого подаваемого ему знака. И только утром следующего дня узнал, что солдат ночью умер… А когда смерть забрала еще две жизни при аналогичных обстоятельствах, а пуля исколола в ночи всю душу, то тут он все про себя понял. И Георгий искренне переживал и даже плакал в ночи, что не смог выполнить данного ему послушания и три души отошли в мир иной без покаяния.
И утром следующего дня, перекрестившись и с молитвой на устах: «Господи, помоги!», он стал обходить палаты тяжелораненых бойцов.
О как затрепетало сердце, отозвавшись на эту готовность Георгия к спасению душ своих собратьев и товарищей по оружию.
Весь день, даже не заходя в свою палату и не прикасаясь к пище, он подсаживался к тем, на чьих лицах уже была маска неминуемой смерти. И беседовал, расспрашивая о доме, о родных и близких, о детях. А потом, выпросив бумагу и карандаш, стал записывать адреса отходящих в мир иной, обещая при случае навестить или написать… И лишь после этого, тактично подводил к разговору о Боге, о вере, о покаянии…
И вот, что любопытно, стоило лишь Георгию вслух произнести слово о Спасителе, как лица умирающих солдат оживали, в глазах появлялась несказанная радость и душа расцветала в несказанной любовью к Творцу. А искупительные слезы покаяния сами навертывались на их глазах. И еще Георгий, почти каждый раз, отчетливо слышал, как мертвые губы сами начинали шептать с измальства знакомые слова: «Господи, помилуй меня грешного!»
Врачи, а более сестры, стали замечать, что появление Георгия в той или иной палате часто было связано с последующей смертью того, с кем солдат начинал вдруг беседовать.
И вскоре главный хирург больницы попросил, чтобы раненого рядового Любомудрова привели к нему в кабинет.
- Товарищ полковник, рядовой…
- Садись солдат. И давай, как на духу… Почему после общения с тобой умирают даже те, кто уже шел на поправку? Люди стали бояться, когда ты мимо их палат проходишь. Какой такой магией ты владеешь?
- Недавно у меня на руках умер монах, священник…
- Ну, только не начинай про переселение душ…
- Хорошо, тогда давайте подойдем с другой стороны. У вас же есть списки больных. Дайте мне их, пожалуйста.
- Фокусы показывать будешь? Ну, давай посмотрим…
И, раскрыв папку, что лежала у него на столе, передал Георгию несколько отпечатанных на машинке листков.
- И карандаш, пожалуйста…
Военврач дал и карандаш.
- А теперь, с вашего позволения, я сделаю здесь некие приписки у тех, кто может умереть в ближайшее время… Эти списки будут у вас, а я в эти дни постараюсь не выходить из своей палаты… - Сказал и задумался. - А впрочем, сделаем иначе. - И, склонившись над столом, начал делать какие-то записи около каждой фамилии.
Главный хирург за это время успел выкурить папироску и выпить стакан чаю…
И Георгий вернул ему его же бумаги со своими правками.
Главный лишь бросил беглый взгляд на его записи. А потом надел очки и уже более внимательно стал вчитываться в пометки, сделанные Георгием. Там, рядом с каждой фамилией стояли отметки о характере ранения, дополнительные записи о тех болезнях, что требуют оперативного хирургического вмешательства и, конечно же, крестиками были отмечены те, кто не выживет в ближайшее время…
Хирург снял очки. И молча откинулся в своем кресле.
- Тебе же, сынок, цены нет…
- Если бы вы меня сегодня не спросили, то я бы и не знал, что владею этими знаниями. Но я здесь ни причем, это все по молитвам умершего у меня на руках монаха.
Тогда хирург вдруг процитировал следующие строки: - «Да возвеличится Россия, да сгинут наши имена»…
- А я бы сказал иначе – произнес Георгий, вспомнив увиденную им однажды надпись на царском серебряном рубле: - «Не нам, не нам, а имени Твоему!»…
И тогда хирург, внимательно посмотрев в глаза солдата-монаха, спросил:
- Скажи, солдат, как на духу, сколько мне осталось жить?
Георгий спокойно выдержав его взгляд, твердо ответил:
- Два года… А уточнять не стану…
- Слава Тебе, Господи и за этот дар… Значит, кое-что успею в этой жизни еще сделать…
- Но и это лечится молитвой и постом…
- Спасибо тебе, солдат! Ступай с Богом, а мне нужно еще о многом подумать…

Когда Георгий покидал госпиталь, то все, кто мог и даже не мог, прильнули к окнам. Весь медицинский персонал вышел проводить того, кто укрепил в них веру в завтрашний день и любовь к жизни, поддержал дух и помог изнемогающему телу.
Георгий стоял и чувствовал то, что они все хотят от него услышать.
И громко крикнул:
- Скоро! Ровно через год! Ибо с нами – Бог!
И вдруг, неожиданно для себя самого, осенил возликовавшую толпу широким крестом, благословляя их на новые подвиги во имя Веры и родного Отечества.
И еще какое-то время с удивлением смотрел на свою ладонь, на то, как ладно и сами собою сложились по-церковному его пальцы в момент этого самого благословения.
И потом вдруг смутился, и прижал эту ладонь к груди, дав ей прикоснуться и почувствовать игуменский крест, что был у него на груди…
А потом шел и плакал от радости соприкосновения с этими удивительными людьми, не щадящими себя, и давно работающими в этом госпитале на втором дыхании…

;;;
До Хутора «Приют» он добрался уже в июне года. В рубленной келье монах нашел добротное, словно для него сшитое облачение и книги – наставления о монашеской жизни и монастырском укладе. И несколько дней провел, словно в затворе, привыкая к новому для себя образу.
Лишь после этого вышел к указанному месту, отмеченному крестиком, и просто обомлел. Между замшелыми валунами прямо на земле высотой более метра, а в диаметре не менее двух лежало то, что в книжках называлось воистину несметным сокровищем. Золотые монеты и украшения, драгоценные камни и церковная золотая утварь, нити жемчуга и россыпями крупные алмазы – все это периодически омывавшееся дождями и согреваемое солнцем, просто так лежало на открытом месте, и его до сих пор никто не обнаружил.
Непостижимо! Непонятно! Странно! Просто невозможно, но факт оставался фактом, хотя Георгий, шутя, и произнес классическую магическую фразу из любимой сказки: - Сезам, откройся!

Несколько дней спустя в Иркутске, к Соборному храму, теперь уже в монашеской мантии и в клобуке, шел памятный и любимый в народе с довоенных лет, игумен Георгий.
- Гляди Анфиса, неужто это молитвенник наш идет? – Увидев монаха, сказала старушка Никодимиха – Почитай уже более трех лет, как он на фронт ушел.
- Да нет! Похож, да не наш… - Возражала ей соседка Анфиса, что была помоложе и поглазастее.
- Как же не наш, если и рост, и борода – все от него. – Не соглашалась с ней старушка.
- Пожалуй, что ты и права. Такой мужик, а живет один… - Жалостно запричитала вдовая Анфиса, что вот уже с год, как получила похоронку на своего мужа.
- Ты рот на него хоть не развевай, грех-то какой о монахе худо думать…
- Почему худое, я как раз хорошее думаю… Вот к кому бы ночью прижаться, вот от кого детишек бы заиметь, да жить в любви и согласии…
- Запричитала, дуреха. Ты лучше до храма дойди, да на коленочках упроси Господа, авось и пошлет тебе, кого достойного…
- Просила! Не дает!
- Значит, не то просила, да не о том на молитве думала. Уж я то тебя с детства знаю. Скольким ты парням голову-то вскружила… А монаха тебе не дам. И не думай об нем даже…

Встречные, измученные военной годиной, люди останавливались, узнавали и с радостными лицами приветствовали его. Кто-то подходил под благословение.
- Батюшка, помолитесь за сына Игнатия, вот уже полгода, как писем от него нет… - Просила мать солдата Копылова, в глазах которой, после встречи с монахом, засветился лучик надежды.
- Жди мать и готовься к трудностям. Сынок твой в одном из госпиталей на юге страны находится. Ногу он на фронте потерял. Так что месяца через два, не ранее, но до дома дойдет…
- Так ты его видел?
- Нет, только слышал о твоем герое…
- Живой… И на том спасибо. Слава Тебе, Господи! – Сказала, перекрестилась и довольная пошла к храму.

- Отце Георгий, как там, на фронте-то, скоро ли одолеем супостата? – Спрашивал, умудренный возрастом и сединами, старик, - если судить по выправке, - бывший военный.
- Бежит он от нас, теряя на ходу людей и технику. Да и сам, поди, уже не рад, что на нашу землю сунулся…
- И я так понимаю, что не долго ему бежать осталось. Сколько километров до Берлина то? Вот и думается мне, что при такой его прыти, к началу следующей весны он лапки кверху уже сам поднимет…
Теперь уже пришла очередь улыбнуться Георгию.
- Живи отец, чисть боевые ордена, тебе еще в них на параде нашей Победы покрасоваться придется…
 - Дело говоришь… Пора мундир сушить да чистить… А то старуха моя мне все не верит…

Но вот и соборный храм. Казалось, что весь город пришел сегодня на службу, которую совершал правящий архиерей.
Игумен Георгий вошел в храм и перекрестился. Знакомый запах ладана, треск церковных свечей, сладкоголосое пение хора закружили голову, нежно и бережно запеленали сердце, разбудили память далекого детства, о котором накануне войны напомнила Марфа.

…И Георгий вдруг увидел себя месячного, опускаемого священником в купель. Даже не священником, а двумя ангелами небесными, что радовались, глядя на разумное дите, а он им что-то лепетал, и они все весело смеялись, каждый раз после очередного погружения, что совершалось в тот миг в таинстве крещения во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…
Рядом стояли молодые мама и отец. Они были счастливы. Тут же радостная и раскрасневшаяся от волнения, Марфа, что и приняла на свои руки младенца, освященного благодатью Святого Духа и нареченного во имя святого великомученика Георгия Победоносца.

- Отец игумен… Вас Владыка просит пройти в алтарь… - Эти слова молодого послушника заставили Георгия вернуться с небес на землю.
- Постой, не уходи… Куда идти-то?
- Так я же говорю, в алтарь…
- А где это, ты мне покажи…
- Ступайте за мной… - И резво пошел, разрезая паству на два пласта.
Игумен Георгий шел за ним.
Тут же, словно волны умиления, разбежались по храму возгласы искренней радости и народной любви оттого, что Господь сохранил и вернул им их любимого пастыря.
Георгий уже сориентировался, к каким входным дверям они направляются, и притормозил служку, успев схватить его за подрясник.
- Слушай, быстроногий, ты скажи, что мне сейчас следует делать, а то я после контузии ничего не помню…
- Ну, вы даете, а как же служить-то будете? – Нечаянно вырвалось у него.
- Еще сам не ведаю… Ну так рассказывай. Только быстро, четко и по военному…

В алтаре соборного храма в этот праздничный день было собрано все духовенство края. Епископ, один старик протоиерей, да два еще молодых священника из раскаявшихся обновленцев.
Рядом с Владыкой властно и словно бы на всю оставшуюся жизнь, стояли два рослых и голосистых протодьякона. И пели то они хорошо, да только на всякое церковное дело или какое важное решение было у них два прямо противоположных взгляда. И каждый, естественно, старался, чтобы его точка зрения возобладала. Но при этом службу они вели отменно, а иных нареканий за ними не числилось. Хотя…
Но да наш рассказ о другом. Но вот именно эта несогласица и определила судьбу нашего героя. Однако, пусть все идет своим чередом…

Игумен Георгий вошел в алтарь и, как научил его служка, трижды перекрестившись, сначала опустился на колени пред престолом. А затем подошел под благословение к правящему епископу.
Владыка был уже в годах, зрением слабоват, но очки надевал лишь, когда брал в руки Богослужебные книги. А потому образ демобилизованного по ранению игумена был для него слегка размытым…
Владыка и братья уже причастились Святыми дарами, и пришло время произносить традиционную проповедь.
- Отче Георгий – Сказал Владыка – Ты только что вернулся с полей войны, выйди, порадуй людей своим возвращением и молви народу назидательное пастырское слово…
Отец Георгий склонил в послушании голову и Владыка его благословил.
После чего направился было к выходу из алтаря.
Но тут ему вновь помог все тот же послушник, вовремя подсказав, в какую дверь следует выходить, и уже далее проводил его до самой солеи и чуть ли не поставил, развернув лицом ко всему честному и верующему люду.
 А сам тут же удалился…

 И тут наш батюшка увидел целое море, устремленных на него, человеческих глаз. И он вспомнил свой цирк, и арену и любимых зрителей. Казалось бы все то же самое. Арена, люди… Вот только глаз своих зрителей он, почему не мог вспомнить. И силился, да не смог.
Зато глаза людей, стоявших сейчас перед ним в храме проникали в самую душу. Они излучали неведомое ему ранее ощущение некой напояющий теплоты. Он вдруг увидел еле уловимые воздушные потоки, пропущенные не иначе как через их сердца, а затем исходящие уже из глубины глаз, слепящими взор монаха, золотыми нитями. И они, эти нитевые потоки, устремленные со всех сторон в его сторону, переплетаясь между собой, уже окутывали стоявшего на солее священника, словно младенца в колыбели, своей искренней любовью и устремлялись далее к кресту, который он высоко держал в своих руках.
Крест и вбирал в себя эту единою, соборную, устремленную к Богу, и освященную общей молитвой, все собой оживотворяющую силу человеческой любви.
А уже затем делился ею же со всеми прихожанами, прикасающимися в своем поцелуе к кресту после совершения Божественной Литургии, щедро раздавая каждому потребные и необходимые ему силы для свершения уже своих земных подвигов.
Так вот почему глаза воцерковленных людей светятся, а в других потаенный мрак. Вот, вероятно, отчего от одних глаз веет теплотой, а взгляд других людей своей холодностью убивает все живое вокруг.
Все это увидел и понял Георгий так, как будто кто-то раскрыл перед ним первую страничку великой и вечной книги христианских церковных таинств.
Игумен Георгий почувствовал эту любовь, которой щедро делились с ним люди, и это напомнило ему сказку из его детства о «живой воде» дающей новую жизнь богатырю земли русской перед его главным в жизни поединке с силами зла.
Ну, вот только что я скажу им в ответ? – Стоял и думал Георгий - Где найду те слова, что они ждут от меня, и которым поверят эти стоящие передо мной люди, впитавшие веру в Бога c измальства? Не ведаю. А потому и робею… Господи, помоги!
И начал свою первую в жизни проповедь:
- Братья и сестры мои. – Начал, волнуясь, отец Георгий - Я был там, где погибали мужья и отцы ваши. Поверьте мне, они умирали достойно, как герои. Вечная им память.
Почему же спросите вы меня, Господь попустил эту жестокую и страшную войну? В трудную минуту, сидя в окопах, я часто задавал себе этот вопрос.
И вот как бы я мог на него ответить… С народом нашим, как с героем из сказки о снежной королеве, - случилась беда. Миллионы крупинок разбитого кем-то зеркала по имени «зло», разлетелись по всему миру, попадая в глаза и старому и малому, сковывая наши сердца ледяным страхом.
Всего лишь один кусочек льда… И мы вдруг разом просто забыли про Творца…

А в алтаре уже шла несогласица.
- Это не он! – Утверждал протодьякон Николай
- Как же не он, если все при нем? – Не соглашался с ним протодьякон Михаил.
- Вспомните, какими нравоучительными и книжными были его проповеди. – Настаивал Николай.
- Да ты их никогда и не слушал – Парировал в ответ отец Михаил.
- Да успокойтесь же вы ради Бога, давайте сначала послушаем, что он говорит – Прервал их обоих архиерей.

Игумен Георгий продолжал:
- Жертвенность испокон веков была уделом людей сильных. Но жертва жертве рознь. Когда успеха и награды ради жертвуют сотнями чужих солдатских жизней – это преступление. А когда воин прикрывает своей грудью друга – это подвиг.
Когда ты жертвуешь ради ближнего половиной своего пайка – это благо. А если наворовал и хочешь повязать ближнего своим же грехом, предлагая ему часть ворованного – это грех.
Война всех нас закалила как металл. Да, - била, да, - ломала, калечила, выбивая сам дух из наших тел, а в результате придала новую, более стойкую форму и необходимые бойцовские качества. Она разрушила наши города, пожгла села. Но зато очертила перспективы нового строительства и сам смысл будущего существования.
На своем пути война расставляла себе вехи, а теперь они же стали нашими ориентирами на пути к Победе.
И Победа будет за нами.
Однажды в госпитале, я услышал рассказ одного раненого солдата по имени Петр. Он вспоминал об одном жестоком бое, который стих только к вечеру. Вся ничейная полоса покрылась тогда телами убитых – и наших, и немцев. Бойцы отдыхали. Петр закурил, а его товарищ Иван Божков отошел было в сторону, а потом возвращается к нему и тихо говорит:
- Петя, там женщина плачет…
А Петр ему отвечает: - Откуда на поле боя женщине взяться.
Однако прислушался. Слышит и вправду плачет женщина. Надели они каски на голову и вылезли на бруствер. Туман уже по земле стелется. А в тумане, по ничейной стороне в их направлении идет женщина. Наклоняется над убитыми и плачет…
Вылезли они тогда из окопа уже во весь рост, смотрят, и немецкие каски надо окопами торчат. Видно и они тоже ту женщину видят, и плач ее слышат.
Как же она плакала, – рассказывал Петр – так плакала, что в душе все у него переворачивалось.
А туман, - говорит - словно саваном, укрывал всех погибших.
И тут Петр переходит в своем рассказе к самому главному. Женщина та – говорит он - шла в темной и длинной одежде. Но уж больно высокая была. Раза в два выше обычной женщины.
Дошла она до наших окопов. Остановилась. Плакать перестала и поклонилась в нашу сторону…
- Пресвятая Богородица! – Раздался чей-то женский голос в тишине.
- Сама Богородица в нашу сторону поклонилась! – Уже волной пронеслось по рядам.
– Победа за нами будет! – радостно подхватили окончание рассказа священника православные люди, находящиеся в храме.
И когда они немного успокоились, отец Георгий продолжил:
- Главное же наше с вами оружие – это не пушки и патроны. Наша сила во всеосвящающей христианской любви. А потому, любите, друг друга и молитесь за ближних своих. Берегите немощных. Помогайте тем, кого война оставила без крова, не ожидая за это воздаяния. А главное – чаще и больше улыбайтесь.
И победа обязательно будет за нами.
И вдруг улыбнулся.
Словно искорка прошла по рядам. Печаль уступила место радости. Тревога – надежде. Видя его детскую улыбку, огромные глаза полные любви, люди буквально воскресали на глазах.
Он заканчивал свою проповедь словами:
- Ниспосланное на нас тяжелое испытание и его очистительный огонь, понесенные жертвы, помогли всем нам пробудиться от мертвого и греховного сна полного лжи, которой столько лет были опутаны наши умы и сердца.
Сегодня мы вновь вспомнили Отца, который все эти годы терпеливо и с любовью ждал, когда же мы сделаем свой шаг ему на встречу.
И вот теперь мы снова вместе…

- Какой-то он после ранения странный, на себя не похожий. Вы то, как считаете? – Спросил обоих дьяконов Владыка.
- Они после ранения все блаженными становятся. – Поддержал архиерея протодьякон Николай.
- А может отослать его куда подалее, пусть на своем хуторе и дальше сидит – То ли спросил, то ли предложил уже Михаил.
- Ссылать нельзя. Смотрите, как просто и доходчиво говорит он с народом. И они его понимают. Может так и должно говорить с людьми в трудное время – на их же языке… А то, что он не от мира сего… Это даже для нас благо. Вот, что мы сделаем. В Заумчинском монастыре среди братии до сих пор спор идет, все никак настоятеля себе не выберут. Вот и направим к ним настоятелем игумена Георгия.
И все согласно закивали головами.

;;;
После службы, уже на крыльце храма, большая толпа прихожан все никак не хотела отпускать от себя отца Георгия.
Когда люди разошлись, то к нему подошел уже знакомый послушник.
- Спасибо тебе, что выручил меня сегодня…
- А вы насчет контузии пошутили, да?
- Нет! Я действительно ничего не помню ни в службе, ни в церковной жизни…
- Кстати, я невольно услышал разговор Владыки. Вас хотят сделать настоятелем Заумчинского монастыря… Возьмите меня с собой, я вам еще пригожусь.
- Тебя не Коньком-горбунком случайно зовут? Из какой ты сказки?
- Вот и вы смеетесь…
- Это я любя. Книги читаешь?
- По церковному?
- Да нет, я про сказки…
- Люди добрые в детстве рассказывали…
- Ну, тогда мы с тобой непременно подружимся…
И парень расцвел от счастья.
- Так может быть все – таки скажешь, как тебя зовут?
- Фома…
- Вот и познакомились. А теперь Фома ты наш неверующий показывай мне город. Нам нужно найти гостиницу, модельную парикмахерскую и магазин одежды, да такой, где одежда пофасонистей… И рот-то закрой… Но сначала в гостиницу.

Гостиница «Иртыш» была самой крупной, и единственной на весь город работающей гостиницей и жизнь в ней, несмотря на военное время, очевидно, бурлила, так как игумен Георгий и Фома успели заметить на столике портье традиционную табличку со словами: « Свободных мест нет».
Увидев попа в полном облачении, спокойно входящего в его владения, да еще и с юношей, старший администратор нимало не удивившись, и зная вкусы и привычки людей самых разных сословий, решил сам устроить уют дорогих гостей.
- Слушаю вас? – Начал он, показывая вниманием и готовностью выполнить любое требование приезжих.
- Нам бы номер на несколько дней…
- Понимаю! Желательно, конечно же, с ванной?
- А что в городе есть горячая вода?
- В городе нет, но у нас своя котельная и каждый вечер, вы можете…
- Пусть будет с ванной. Сколько стоит такой двухкомнатный номер?
- Вы хотели сказать двухместный? У нас достаточно широкие кровати и вы вполне… - С неким удивлением выдавил из себя администратор.
- Вы меня, наверное, не расслышали. Сей юноша мне не сын и не любовник, если вы это имели в виду. Мне нужна отдельная комната для уединения и молитв… Если у вас нет номера с двумя отдельными комнатами, то это могут быть два одноместных номера рядом.
- А вот этого и нет! - Уже начиная понимать, что в чем-то промахнулся, ответил он.
- Чего этого?
Тут администратор подвигает к нему табличку, поясняющую, что свободных номеров в гостинице вообще нет.
- Но ведь только что было…
- Я запамятовал об одном важном заказе.
- Не боитесь с огнем шутить? – Уже чуть суровее спросил его Георгий.
- Грозитесь нас поджечь? Попробуйте!
- Нет, всего лишь хочу уберечь вас от возможных последствий.
- Что вы имеете ввиду?
- Вам очень срочно нужна операция… Вы знаете такое слово – перитонит?
Администратор изменился в лице и мелко закивал головой.
- Как давно вы испытываете внезапно появляющуюся боль в нижней части живота? Внизу справа. Как от удара ножа…
- Уже два дня… Я сначала думал, что чем-то отравился…
- Срочно вызывайте скорую помощь… А сами пока что полежите на служебном диване.
Администратор послушно лег на диван, наказывая при этом появившемуся портье:
- Срочно звоните в скорую! У меня острый приступ аппендицита. И если диагноз подтвердиться и меня увезут в больницу, человека в черном и юношу поселите в моем резервном номере на все время, что я буду находится в больнице. Вы все поняли?
Тот кивнул головой.
- Ну, так звоните же! – Сказал и закрыл глаза.
Уже через несколько минут, старшего администратора, на носилках, вынесли из гостиницы и, умчавшаяся тут же, машина скорой помощи своей сиреной повелительно требовала, чтобы ей срочно уступали дорогу…

А игумена Георгия и Фому ввели в огромный номер с двумя спальнями и ванной.
Они поставили вещи. И вздохнули с неким облегчением. По крайней мере, крыша над головой у них теперь есть. Но тут пришла очередь Фомы удивлять монаха.- Посмотрите на меня, пожалуйста! – Робко стал просить он Георгия.
- Я на тебя и так уже с самого утра только и гляжу.
- И ничего не замечаете?
- Что я должен заметить? Молодой, красивый, статный… Мне даже не совсем понятно, почему ты выбрал себе этот нелегкий, как я теперь понимаю путь…
- А больше вы ничего не видите? Ну, болезни, какой?
- Вот, дурачок! А, кстати сказать, мне показалось, что этот администратор тебя хорошо знает…
- Был грех!
- Может, расскажешь?
- Приезжал тут месяца два тому назад какой-то главный проверяющий из отдела по делам религий, наверное, из самой Москвы. В этой гостинице и останавливался, а меня к нему в помощь как бы направили. Принести что, в магазин сбегать…
- И что дальше?…
- Начал он меня вином поить и губами слюнявить. А как дело дошло до того, что к себе в кровать потащил, тут уж я со второго этажа в сугроб в одних трусах и сиганул…
- Чем и испортил всю свою последующую карьеру в данной епархии. Так? Потому-то ты и напросился ко мне в поводыри…
- Вы меня теперь тоже выгоните?
- За что же? Вот только не прыгать надо было тогда в окно, а врезать ему хорошенько… Лучше сразу по яйцам… тогда бы у него охота эта сразу бы и надолго пропала…
Ну, а теперь в самый лучший магазин и в парикмахерскую… Пора приводить себя в порядок. Столько лет ходил в одной гимнастерке.
И уже к Фоме:
- Кстати тебе лет- то сколько?
- Семнадцать месяц назад исполнилось.
Игумен строго посмотрел на него.
- А теперь, как на духу: - девок уже щупал?
- Нет…
- Про питие не спрашиваю, сам сказал.
- Куришь?
- Только раз и попробовал, да все одно увидел один монах и выпорол сгоряча, но от всего сердца. А потом говорит: - Ты хоть знаешь, что ты сам себе в рот-то засовываешь?
- Что? – Спрашиваю уже я.
- Хер бесовский - лохматый, грязный и потный … Так и сказал. Вот тебе Бог! – И Фома даже перекрестился. - Меня сразу же чуть наизнанку не вывернуло…
- Образно сказал тот монах, лучше не скажешь… Жаль, что я ему в детстве на глаза не попал… Ну, пошли жизнь прожигать…
- Отче, а может быть мне сегодня где-нибудь в другом месте переночевать. Вдруг я вам своим присутствием мешать буду… А может быть вы захотите сюда девушку привести…
- Знаешь Фома. Еще ничего не произошло, но ты уже столько соблазнов нарисовал, что вспомнился мне один рассказ о буддийском монахе, когда-то еще в Москве рассказанный. Он достаточно поучителен. Слушай. Шли по дороге два монаха. Один опытный и старый, а другой молодой. У берега реки стояла юная девушка, которая попросила их помочь перебраться ей на другую сторону. Молодой монах в ужасе от нее отшатнулся: разве можно монахам касаться женщины… А старик поднял ее и перенес на другую сторону и пошел себе дальше. Часа через три молодой монах, не вытерпев, спросил его - почему он так поступил? Как? – спросил его старик. Ну, вы коснулись руками женщины – воскликнул в ужасе он. А старый монах ему и отвечает: - Я ее перенес и уже давно забыл об этом. А ты все три часа пути с вожделением вспоминаешь о ней.
И тут пришла очередь улыбнуться уже Фоме.

После этого они скупили чуть не половину магазина и вернулись к вечеру в гостиничный номер.
Фома стал развязывать свертки и раскладывать покупки.
- Вы меня, батюшка игумен, извините, но я все же никак не могу понять, кто же вы на самом деле? Контузия… и вы ничего церковного вспомнить не можете, но в магазинах-то ориентируетесь так, что я только диву давался…
- Считай, что я разведчик на вражеской территории.
- Чей?
- Ну, не немецкой же, типун тебе на язык. Есть у нашей церкви тоже своя разведка…
- Хотите знать, как попы живут?
- Во время войны у всех животы ремнями подвязаны. Тут уж не до жиру, быть бы живу… Но помочь ты мне можешь. Работы у нас будет много. Нужно будет объездить все сохранившиеся храмы, узнать в каком они состоянии, какая нужна помощь… Так что ты станешь моими глазами. Согласен?
- О чем разговор. А с чего начнем?
- С того, что ты для начала разденешься… Что застыл? Будем мерить обновки-то?
- Прямо сейчас?
- А то когда же, кто же нас в твоем ветхом облачении в ресторан пустит…
Фома быстро скинул с себя свой подрясник. Сложением юноша оказался крепким, фигурка была борцовская, мышцы налитые.
- На руках стойку сделать сможешь? – Спросил его Георгий.
Парень кивнул.
- Давай!
Фома легко вошел в стойку, словно бы всю жизнь этим занимался.
- Молодец! – Сказал Георгий. - А теперь смотри…
И игумен, сделав кувырок назад, уже сам мягко опустился на руки и так прошел часть комнаты, а затем снова с переворота встал на ноги…
Раскрасневшийся Фома, от удивления растопырил глаза.
Тут игумен взял три яблока, что лежали в вазе на столе и начал ими ловко жонглировать, постепенно съедая один из них…
- А меня так научите?
- Почему бы и нет… - Говорил и дожевывал яблоко - Ну, что, ты так и будешь стоять в одних трусах? Одевайся, пойдем начинать красивую жизнь…
- В ресторан?
- Не согрешив, не покаешься…
- А можно?
- Мне крестная как-то недавно сказала, что нам все можно, но, правда, не все полезно… - Так что сегодня у нас с тобой прощальная гастроль и возможно, что мы на какое-то время распрощаемся со светской жизнью. А с завтрашнего дня станем штудировать церковные азы… Будешь учить меня азбуке и всему прочему, что должно знать человеку в моем сане… А в конце недели будем принимать монастырь…
Фома же, успев облачиться в новый костюм, не слышал Георгия, рассматривал себя со всех сторон в огромное гостиничное зеркало. И очевидно был собой доволен.

Весь вечер, впервые со времен начала войны Георгий и Фома вместе провели в ресторане. Игумен, будучи в светском костюме совершенно преобразился. В парикмахерской ему аккуратно подравняли бородку, прибрали волосы. Фома смотрел, слушал и запоминал, что и как есть, какими приборами за столом пользоваться. И конечно, немного белого и красного вина. Причем – белое к рыбе, а красное, традиционно, – к мясным блюдам.
Оркестр заиграл популярные в годы войны мелодии. И Георгий даже один раз пригласил на танец одиноко сидящую молодую женщину. Но только на один танец…
Так в этот момент игумена Георгия увидела и узнала работница ресторана, которая слушала сегодня его проповедь в храме. И остолбенела от неожиданности, увидев монаха в светском костюме, да еще в зале ресторана.
- Не может быть…Отец игумен… Вы ли это? Да как же можно… - И потрясенная увиденным, сразу же убежала в свой угол на мойке, и теперь ревела там, как белуга…
Георгий вошел вслед за ней.
- Не нужно так! – Тихо начал он - Вы же ничего обо мне не знаете. Три года в окопах и почти каждый день умираешь от страха, теряя друзей, что, умирая у тебя на руках, смотрят на тебя с надеждой, а ты ничем не можешь им помочь. Да и сам лишь чудом выжил. Но вот, поверите ли, уже забыл, как пахнет вкус прожаренного бифштекса с луком, звуки живой музыки… Хотя, все это не в оправдание. Согласен, что я оступился. Как говорила моя крестная – Не иначе, как бес попутал.
Но вот вы… Если говорить честно, даже не могу понять, как вы-то сумели сохранить в себе эту чистоту, работая в таком месте. А потому прошу вас, простите меня, Христа ради… И помолитесь за грешного раба Георгия. Очень вас прошу.
И они с Фомой сразу же покинули ресторан.

;;;
Неделю спустя, в Заумчинском монастыре вся братия – три монаха, так же после ранений, вернувшиеся с фронта, один старик схимник и четыре послушника разных лет собрались на утреннюю Божественную Литургию под началом нового настоятеля. Фома показал игумену Георгию, где тот должен встать, а сам, вынужден был отойти в сторону, согласно своему положению.
Подошло время начинать службу, и все ждут начального возгласа настоятеля.
Тот молчит.
А Фома лишь глазами какие-то знаки делает, да рот, словно рыба раскрывает.
Стоящий у престола, преклонных лет монах схимник Варсонофий подсказывает:
- Дайте возглас, отец игумен…
- Какой возглас? – Тихо переспрашивает его Георгий.
- Начальный…
- Отец, вставай на мое место и начинай службу… - Словно потерянный, молвил Георгий.
- Так бы и сказали, что вам плохо. Присядьте пока. Оно и понятно, после такого ранения…
И, встав пред престолом, со словами: - Благословен Бог наш… - начал Божественную Литургию.

Вечером они оба сидели у костра. Игумен сам пришел к древнему старцу. И какое-то время они просто молчали.
Первым прервал молчание отец Варсонофий:
- Многих монахов повидал я за свои годы. Всяких. И таких, о которых и говорить тяжело, и настоящих подвижников. Монашество на Руси всегда претерпевало от власть имущих. Это только в современных книжках можно прочитать рассказы об огромных угодьях и землях, о повинностях и отработках на них крестьян в пользу церкви, о несметных богатствах тех или иных монастырей. Если милостыня и допускалась когда-либо извне, то лишь для удовлетворения минимальных потребностей тех, кто сам и неустанно на этой земле трудился. Даже если это были пожалования частных лиц или государственная руга – все было без излишков. У нас даже храмовая утварь не должна быть драгоценной.
Был ли наемный труд? Был, но при условии его справедливой оплаты, исключающий саму возможность нанести кому-либо обиду.
Особым случаем пользовались монастыри, обладающими чудотворными иконами или сокровищами книжных богатств. К ним люди тянулись со всей страны. А потому и сочеталось в монастырях «отвержение мира» и служение этому же миру.
Но это так сказать предисловие к ликбезу по случаю вашей контузии…
А вот, что касается игумена Георгия Боголюбова, то он был моим духовным сыном. Я же за него, в свое время и поручался при принятии им духовного сана. Удивительный был юноша и великой духовной силой стал обладать, уже как монах…
Еще какое-то время он сидел молча, видимо что-то вспоминая, а потом спросил:
- Может быть, вы мне расскажите, как и при каких обстоятельствах, вы с ним познакомились?
- Это случилось в январе года, когда в одной проруби в день Богоявления вместе искупались…
И Георгий рассказ о встрече и о смерти на его руках монаха-подвижника, о возложенном на него послушании и далее нести крест и имя игумена уже в миру…
- Воистину, неисповедимы пути Твои Господи! – Только и вымолвил старец.
- Отче, хочу сказать тебе и еще об одной не менее важной возложенной на меня миссии. Недалеко от города на сырой земле лежит великое сокровище, коим мне поручено справедливо распорядиться. А значит станем восстанавливать монастыри, строить духовные школы, помогать страждущим… Работы, как вы понимаете край немерянный… А потому хочу просить вас и далее следить за порядком Богослужений в монастыре, а я же возьму на себя, то, что мне понятнее - работы по строительству и реконструкции…
Старец молча склонил голову, давая этим понять, что согласен.
- И еще. Раз вы были духовным отцом игумена Георгия, то прошу вашего благословения и молитв уже за меня грешного… И не сетуйте, если по случайности что-либо не то сделаю… А потому, говорите и далее всем о моей контузии…
- Тебя Георгий сам Бог уже благословил. Чтобы жить да с пулей в сердце, такого на моей памяти еще не было. Если что будет нужно, совет, какой, то приходи в любое время или же Фому присылай. Чует мое сердце, что ладный их него монах может получиться, не балованный он.
На том они и расстались.
И потекла монастырская жизнь как по новым рельсам. Появились люди, закипела работа, буквально на глазах стал восстанавливаться монастырь.
К игумену, со своими бедами, стали приходить люди. И он никому не отказывал. Кому-то дал денег на то, чтобы тот поставил себе новый дом, кому помог купить корову для большой семьи, третьему лошадь и плуг. А одному мужику с помощью братии монастыря помогли сбить новую печь. И потянулись к нему люди со всего района. Кроме того, в монастыре всех кормили. Принимали престарелых и одиноких, калек, вернувшихся с войны. Для них уже ближе к осени построили большой странноприимный дом. И у каждого из них появилась крыша над головой, да дело по душе в большом монастырском хозяйстве.
Так же, параллельно и своим чередом, шла непрестанная монастырская служба.

В середине «бабьего лета», по лесной дороге, после поездок по району и посещения хутора «Приют», возвращались в свой монастырь, шли игумен Георгий и Фома. На этот раз юноше достался тяжелый портфель игумена Георгия.
- Батюшка, вы специально в него кирпичей наложили, смирение моя испытываете? – Перекладывая портфель с руки на руку, шел и вздыхал юноша.
- Это не кирпичи, Фома! Это – золото и драгоценности!
Юноша звонко рассмеялся.
- Я все давно хотел тебя расспросить о твоих родителях, о детстве, о месте, где ты родился…
- Грустная будет история, отче…
- Не сахарный, не растаю…
- Родился я году в одном из северных уездов Пермской губернии. Отец был церковным старостой, а мама пела на клиросе. Через два года отца вместе с батюшкой арестовали и увезли. Больше мы о них ничего не слышали. А мама? Мама, чтобы спасти меня и старшего брата от голода вышла замуж за местного участкового милиционера. Прожили они так три года, а потом он встретил приехавшую из города учительницу и стал баловать с ней. Мама ничего ему не говорила и, пользуясь его постоянным отсутствием в доме, воспитывала нас в любви к Богу. Однажды мы не успели убрать наши книжки, и он арестовал маму «за преподавание несовершеннолетним детям религиозных убеждений». Была, оказывается, такая статья… И сам же добился, чтобы маму осудили на два года…
А потом привел в наш дом свою любовницу. А та нас просто выкинула за дверь.
Так начались наши скитания по земле. От деревни до деревни. Братишка имел красивый голос и с лету запоминал то, что пела мама, а потому в каждой деревне находились добрые люди, которые лишь заслышав знакомый церковный напев, открывали нам двери своих домов.
Пока из-за одной двери не раздался пьяный выстрел. Похоронив брата, в возрасте шести лет, я остался один на всем белом свете.
Еще через шесть лет, на товарняке, я попал в Иркутск, где меня быстро прибрали к рукам ловкие люди. Так я стал вором карманником…
- Ты – вор карманник?
- А разве не похож? – Улыбнувшись, спросил Фома и достал из своего кармана пухлый бумажник игумена…
Тут Георгий даже остановился от такой неожиданности. - Да когда же ты успел? - Удивленно спросил он.
- Две минуты назад, вы чуть было не споткнулись, напоровшись на корешок… Поди помните? Ну, так он сам ко мне в руки и вывалился…
 - Фома! - Уже чуть серьезнее сказал Георгий – знай, что меня можно обмануть только один раз…
- Я вас еще ни разу не обманывал…батюшка. – Искренне сказал Фома.
- Верю!
- Хотя вру. Помните, тот разговор про то, как я выпрыгнул в окно.
- Еще не помнить. Не всякий на такое в одних трусах, да еще зимой решится.
- Есть во всей этой истории и мой грех. Мне ведь поначалу и вина того хотелось и интересно было, чем все это может закончиться. Так что в тот раз я вам не всю правду сказал. Простите меня. И если можно, то считайте это моей исповедью…
- Бог тебя простит, а я так давно уже тебе все простил.
- Простили, а сами не хотите сказать, что лежит в этом портфеле. Да у меня живот скоро развяжется от этой тяжести…
- Давай, Фома, остановимся для начала. Успокоимся. Отдохнем и перекусим.
- Значит, так и не скажите?
- Я же тебе говорю, что там золото и драгоценности…
Тут у Фомы чуть не брызнули слезы.
- И вы мне не верите. Раз я был в банде у Примуса, что же мне теперь и жить уже нельзя?
- В какой банде, Фома? И кто такой Примус?
И Фома рассказал о человеке, который негласно во время войны заправляет всем городом. О складах с гуманитарной помощью, о его связях с кем-то из высокого начальства области, о притонах, которые тот содержит и даже о казино, что вот уже три года раз в неделю собирает под своей крышей всех торгашей и аферистов…
 - Значит, пока кто-то проливает свою кровь, жертвуя собой за Родину, за веру… Есть люди, кто на этой крови жирует… То, что ты мне сказал Фома, заслуживает внимания. И, как офицер в прошлом, как разведчик, я думаю, что мы с тобой сумеем во всем этом разобраться.
Ну, а теперь открывай портфель, там сверху кусок сыра должен лежать, надо и подкрепиться.
Фома открыл.
И увидел… полный, доверху набитый золотыми монетами и драгоценностями, портфель игумена.
- Ну, что молчишь. Ведь не поверил мне… - Сказал Георгий и улыбнулся…
А уставший Фома, словно чадо малое, с набрякшими от слез глазами, вдруг ткнулся носом в плечо фронтовика, словно ища защиты, да тут же и заснул…

…До полной победы еще оставалось полгода. И вот однажды, проходя по незнакомой ему улице, игумен Георгий, благо, что был в светском костюме, увидел здание Иркутского цирка…
Вспомнил этот удивительный запах, витающую в воздухе и обволакивающую магию кулис, и… забилось сердце от вспыхнувшей в памяти знакомой мелодии, ударов хлыста, аплодисментов зрительного зала…
И он вошел в кабинет к директору.
- Разрешите?
- Входите, - Не отрываясь от бумаг, ответил директор по фамилии Маргомакс - только знайте, что билетов все равно нет. Распоряжением райкома партии все передано…
И замолк, видя улыбку просителя.
- Какая у вас улыбка! Вы случайно не клоун?
- Случайно, клоун. Наш курс был выпущен перед самой войной…
- Как оказались здесь?
- После ранения были дела в вашем городе… Думал уже уезжать, а тут смотрю цирк. И такая вдруг вспыхнула ностальгия… Дай, думаю, хотя бы еще раз постою на манеже…
- К сожалению, молодой человек, у меня нет для вас вакансии…
- Договоримся сразу. Я, с вашего разрешения, поработаю на общественных началах. Без зарплаты и больничных листов. Для всех это будет что-то вроде испытательного срока…
- Неделю репетиций и если выход пройдет на бис, считайте, что мы с вами договорились…

И каждый день игумен, оставив на двери кельи записку о том, чтобы его не отвлекали во время вечерних молитв, тайно покидал монастырь и спешил в цирк, ставший для него уже давно вторым домом.
В этом цирке он впервые и увидел юную девушку Зою, у которой в цирке был свой номер «Говорящая голова» Маленькая и грациозная она помещалась в специально созданный аппарат, создающий иллюзию пустоты над которой была только головка белокурой куклы с вечно открытыми глазами и обладающей удивительной способностью знать все и про всех…
Этот вид цирковой иллюзии называется – мнемотехника. В нем есть определенный, заранее оговоренный разговорный ключ, позволяющий «говорящей голове» или кукле работать с помощником, который находится в зале среди зрителей.
Георгий каждый раз с интересом наблюдал за этим номером. Представьте себе, как на манеж вывозят миниатюрный ящичек на длинных ножках роликах. Сам ящик покрыт бархатом, а внутри него установлены специальные зеркала, отражающие пустоту. Вот в этом ящике, согнувшись, и скрестив ножки, и сидела актриса, а зритель видел лишь ее голову и шею. У нее были не только наклеенные ресницы, но и еще специально подрисованные, чтобы у зрителей создавалось ощущение огромных, постоянно открытых глаз куклы.
Куклу ту звали – Элеонора.
- Скажи мне, Элеонора, – обращается к ней помощник - только, пожалуйста, думай. Что я достаю сейчас из портмоне этого мужчины?.
- Из его портмоне вы достаете паспорт! – Отвечает она.
- Элеонора, а не могли бы вы сказать, как зовут моего нового знакомца? - Снова спрашивает помощник, а сам в изменении интонации, в порядке слов уже называет ей имя человека, чей паспорт он держит в руках.
Кукла отвечает, а соседи человека, чей паспорт помощник держит в руках, подтверждают правильность ответа куклы и весь зал начинает ей рукоплескать.
Помощник задает ей следующий вопрос:
- Элеонора, а какую купюру я держу сейчас в руках?
Она отвечает, почти не задумываясь:
- Это его маленькая заначка от жены…
Зал затаил дыхание, а Элеонора продолжает:
- Вы сейчас держите в руках целых пять рублей…
- Правильно! – Подтверждает помощник, показывая залу пятирублевую купюру.
И зал тут же реагирует смехом над человеком, которого поймали на такой хитрости, как утайка денег от жены.
В другом случае, помощник снова и уже другим знаком, дает ей понять, какую денежную купюру, он держит в руках на этот раз.
И Элеонора говорит:
- О, это большая купюра. Это – десять рублей. На эти деньги можно очень хорошо посидеть в ресторане…
Ну, и так далее. Номер длился, как правило, до пятнадцати минут. И пользовался ошеломляющим успехом у зрителей.
Правда, Георгий видел, как градом потом катились слезы из глаз Зои. Все дело в том, изображая куклу с открытыми глазами, она на протяжении всего номера не могла даже моргнуть. Этим создавалась еще одна иллюзия, что это не живое существо, а все-таки кукла… Ее увозили со сцены, а слезы катились градом от перенапряжения и сильного света прожекторов, высвечивающих лицо актрисы.

…А уже через несколько дней, ведущий программы с зычным наименованием «шпрехшталмейстер», объявил о том, что сегодня весь вечер на манеже – вместе с рыжим, будет выступать и белый клоун…
И Георгий снова вышел на сцену. Он был одет в традиционный русский тулуп, да к тому же еще и бородатый. В руках у него было лукошко.
Рыжий клоун смеется, видя его, и говорит:
- Деревня, ты что тут собираешься делать?
Белый клоун отвечает:
- Сеять зерна для урожая следующего года. Для урожая нашей Победы…
Тут же весь зал зааплодировал его словам. А директор, что следил за этим его первым выступлением, поставил жирный крестик в своем блокноте.
Рыжий идет ему вслед и недоумевает:
- Как же ты будешь сеять, если вся земля обгорела?
- Зато, пройдя через огонь, она закалилась и возродится зернами здорового урожая, как и сама наша страна, которой нужно дать немножко времени и она снова поднимется с колен.
- Так чего же ты ждешь?
- Я ищу добровольных и трудолюбивых людей. Тех, кто хотел бы помочь мне посеять эти семена.
- Я не могу. У меня спина с утра болела, да еще сегодня на профсоюзное собрание надо идти… - Отвечает ему рыжий клоун, под смех в зале.
Тогда белый клоун обращается к сидящем в зале детям:
- Ребята, есть ли среди вас те, кто помогал своим родителям в поле и знает, как сеять и готов мне помочь?
Несколько детишек разных возрастов весело выскочили на манеж.
- Черпайте зерна из моего волшебного лукошка. Что? Не видите зерен? Конечно! Они же волшебные, а потому и невидимые. А то прилетят вражеские птицы и сожгут огнем наши поля. Подставляйте свои ладони…
Он уже насыпал детям в ладони воображаемое зерно и говорил:
- Сейте широко, щедро, как это делали ваши отцы и деды… Повторяйте движения за мной…
Дети с удовольствием повторяли за клоуном его движения, со смехом и радостью осыпая всех волшебным и невидимым зерном.
Рыжий же, как всегда, только мешался под ногами и постоянно падал…
Но вот зрители слышат сигнал воздушной тревоги, в зале начинает медленно гаснуть свет. Все дети быстро возвращаются на свои места к родителям.
На большом экране, сидящие в цирке зрители, уже видят летящие в небе над нашей страной немецкие самолеты…
Кто-то из зрителей, хорошо зная этот страшный звук, уже непроизвольно прижимает к себе своих детей…
Лишь клоун оставался в луче прожектора. На глазах всего зала, он вдруг сбрасывает с себя шапку и свой тулуп. И преображается перед удивленными зрителями в настоящего витязя в серебряном облачении и с богатырским мечом в руках.
Еще мгновение…
У него за спиной раскрываются крылья.
Всего лишь один взмах и невидимые металлические тросы уже поднимают его вверх, навстречу грохочущей военной армаде…
Лучи прожекторов рассекают зал, а в этих всполохах света все видят уже парящего нашего героя под куполом цирка и смело вступившего в бой с противником…
Вот загорелся первый немецкий самолет…
В зале раздались крики детей:
- «Даешь!», «Ура!», «Наша взяла!»
Взрывает и падает на землю второй, третий…
Русский витязь, словно небесный ангел мщения, очищает наше небо от ворога…
Потом он медленно опускается на манеж, где за это время уже поднялись в полный рост, посеянные им с детьми колоски нового урожая нашей победы…
Тут еще и русская печка выехала на манеж. Жаром дышит. Из трубы дым идет.
Богатырь просит у зрителей разрешения отдохнуть после боя. И прямо на манеже засыпает.
Тут как тут появился рыжий клоун. Увидел, что тесто подходит, а богатырь спит. Решил сам с ним расправиться. Он тесто с одной стороны прижмет, так оно с другой выпирает. С той стороны подопрет, так оно прямо крышку вышибает. Измучился. А уж как обе руки в кадушку сунул, так тесто к рукам и пристало. Его униформисты насилу от того теста отодрали, да и сами в муке порядком извалялись…
Дети смеются.
От их смеха просыпается витязь. И давай кусками того теста жонглировать, форму им придавать, да в горячую печку метать. И так ладно это у него получается, что зрители не налюбуются.
А уж когда из-за чудо-печки стали выходить молодые и красивые девушки, в руках у которых были подносы с небольшими румяными пирожками, более напоминающие церковные просфоры с обозначением крестика в центре и стали раздавать их голодным, но счастливым детям, то зал взорвался овациями…

;;;
…Георгий в монашеской облачении собрался было покинуть гостиницу «Иртыш», как ему навстречу попадается Фома.
- Брат, а ты почто монастырь без догляда оставил? – Спросил его игумен.
- А почему вы мне честно не сказали, что идете сегодня на встречу с Примусом.
- А с чего ты это решил?
- Видел, как утром брали с собой деньги. Не иначе, как для игры…
- Наблюдательный… Но пора бы понять, что в этой твоей новой монашеской жизни уже ни шага нельзя делать без благословения…
- Кто бы кому это говорил…
- Не понял? – Удивился Георгий.
- Это я не понял, кто из нас контуженный-то? А благословение мне сам старец Варсонофий дал. Беспокоит его эта ваша сегодняшняя встреча с Примусом.
- Но ты не можешь идти туда со мной. Мое появление в этом месте объясняется слабостью человеческой натуры, страстью к игре, невоздержанием…
- Я и не пойду. На улице подежурю, у черного входа, вдруг вас оттуда ногами вперед выносить станут… Вот тогда я возможно и пригожусь…
И рассказал игумену, как найти необходимый дом, в котором сегодня должна была состояться крупная игра.

Монах пришел в казино в начале первого ночи.
- Оружие есть? – Спросил его один из охранников.
Георгий промолчал, так как понимал, что они все равно его обыщут. Что тут же и сделал второй, когда без излишних церемоний начал ощупывать святого отца. И, ничего не найдя, скупо обронил:
- Проходи…
Георгий вошел и остановился. Перепланированное подвальное помещение было обставлено лучше, чем известный на весь город ресторан гостиницы «Иртыш». Столы ломились от еды. Халдеи бегали между столиками и подавали играющим напитки. В зале было не менее тридцати человек, не считая обслуги.
К монаху подошел молодой вертлявый парень. Вероятно администратор зала.
- Вас привело сюда какое-то неотложное дело, святой отец? – Спросил он.
- Да, не хватает немного средств на ремонт монастыря.
- Тогда вы, вероятно, ошиблись дверью… Я скажу, чтобы вас проводили…
- Сколько, например, ты получаешь в месяц?
- Зачем вас расстраивать? К тому же, я сегодня не подаю милостыню…
- Ценна милостыня в скудости… Но тебе этого, к сожалению, не понять. Просто в это же самое время кто-то, кто тебе близок и дорог, так же может быть нуждается в ней. И если подаем мы, то у нас есть надежда, что кто-то подаст и им… Хотя, ты слишком сыт, чтобы меня услышать. Так, где твой хозяин?
Примуса уже предупредили о приходе настоятеля монастыря, и он сам вышел к нему в зал.
- За милостыней пришел… - Попытался, было обелить себя администратор зала.
- Это правда?
- Я действительно сказал, что мне не хватает немного средств на ремонт… Но я собирался необходимую мне сумму выиграть в карты, а не просить у кого либо из ваших гостей…
- Первый раз в жизни вижу монаха, который сознательно втаптывает себя в грязь, чтобы выйти из нее в сверкающем золотом облачении…
- С вашего позволения, я использую эту фразу в своей следующей проповеди. Но и вы много чего в этой жизни еще не знаете… О тех, кто вас окружает, например.
- Уже интересно! Что будет дальше? Начнете пророчествовать?
- Нет! Просто хочу испытать сегодня судьбу и поиграть на удачу…
- Тогда пройдем за мной…
И увел Георгия в кабинет, где их уже ждали другие игроки.

Там монах увидел и директора цирка Макса Лазаревича Маргомакса. Тот был сосредоточен игрой и не узнал своего клоуна…
Дело в том, что Маргомакс был невероятным картежником. И находил карточный стол в каждом городе, где только останавливалась его цирковая труппа. При том, что он был довольно состоятельным человеком, его руки и во время войны украшали бриллиантовые перстни и золотые цепочки, он кроме игры в карты ничего другого по цирковой линии не умел. Хотя был хорошим организатором, находил и прикупал для труппы аппаратуру, позволяющую дурачить публику, и еще он умел находить талантливых артистов. Одной из его бесценных находок была Зоя. Именно к ней он каждый раз, прежде чем идти играть в карты обращался со словами:
- Зоечка, я хочу сегодня пойти поиграть. Компания обещает быть интересной…
И Зоя, обладая каким-то внутренним чутьем, каждый раз говорила о том стоит ли ему сегодня играть. И, как правило, она не ошибалась.
Если директор ее слушался, то приходил довольным и с выигрышем, а вот если нет… И тогда Зоя уже на следующий день шла вместе с ним и помогала ему хотя бы отыграться… когда с помощью специально разработанного ими речевого ключа, она подсказывала ему о том, какие карты на руках у его партнеров.

…Той же ночью жена директора Маргарита Леонидовна или Марго подняла Зою с постели в два часа ночи с просьбой помочь ей разыскать ее мужа.
На улицах Иркутска темень стояла кромешная. И они, держась, друг за друга, с опаской и более по наитию, шли лишь, примерно догадываясь о направлении улиц, и искали где и в каком доме могли еще не спать люди, и где еще горел свет.
Они выискивали эти всполохи в ночи и замирали, вслушиваясь в каждый шорох или в еле уловимые слова, что прорывались в мир через открытые окна и улетучивались, мгновенно растворялись в миллиардах других слов и фраз, а им нужно было успеть уловить для себя всего лишь одно, но важное и искомое…
Вскоре они оказались в незнакомой для себя части города, казалось бы, на несколько часов забывшимся в тонком беспокойном сне, но Зоя каждой своей клеточкой ощущала обволакивающий ее ужас от этой непредсказуемой ночи. И ее опасения вскоре подтвердились. Сначала они чуть не споткнулись, когда наткнулись на лежавшего на земле молодого человека. Беспокойная по натуре жена Маргомакса решила проявить сострадание и перевернула юношу, но наткнулась на лицо с вымученной, но уже мертвой улыбкой и с ножом в груди…
Надо было бы возвращаться. Но поздно. Дверь соседнего подъезда растворилась, и лампа в парадном подъезде высветила еще одну фигуру человека, что вышел покурить в ночи…
Женщины узнали постоянного спутника Примуса… А он, вглядываясь во тьму узнал и жену человека, который в этот момент играл в карты с его хозяином.

И вот они уже все втроем в зале казино, полном незнакомых людей и табачного дыма, с шипящим и уже давно охрипшим патефоном и характерными выкриками игроков.

Маргомакс в тот вечер проигрывался в пух и прах. Сидел за столом уже абсолютно белый. Без сигарет и без денег…
И появление Зины расценил, как ниспосланную ему кем-то помощь с последующей возможностью хотя бы отыграться.
Когда жена Маргомакса поняла, что нашла мужа в целости и сохранности, то сразу же успокоилась и тут же села на какой-то стул, что стоял у стены и стала ждать, благо знала, что мужа до утра все равно было не вытащить из-за стола.
Зое стало ясно, что надо спасать своего директора. Она внимательно осмотрела комнату и игроков. Кроме самого Примуса и Маргомакса за их столиком сидело еще два человека. Один военный полковник и некто в облачении. То ли священник, толи монах. Каждый вел свою собственную партию. А в проигрыше были пока что лишь военный и директор цирка.
Девушка с ходу разыграла роль простушки-цветочницы и таким образом с единственным цветком, вынутым из стоявшей здесь же вазы, обошла вокруг стола, сумев увидеть все, что было необходимо ее хозяину… И, естественно, тут же передать ему необходимую информацию…
Примус напрягся, когда Маргомаксу удалось вырваться из приготовленной для него западни и даже отыграть свой проигрыш.
И тогда он попросил девушку на какое-то время выйти…

В ее отсутствие все и разрешилось.
Примус всего лишь выразительно посмотрел на покрывшегося испариной директора цирка.
- Я что-то запамятовал, сколько ты мне должен? – Негромко спросил он директора. – Молчишь? Мы же не в цирке, чтобы ты отрабатывал на мне свои фокусы… И почему ты не сказал мне, что цирк скоро уезжает? Это может для тебя сегодня плохо кончиться …
- Я задерживаюсь здесь еще на несколько дней для решения организационных вопросов… – Начал было мямлить Маргомакс, понимая, что сейчас он находится на волосок от смерти.
- А ты мне и не нужен… Мне нужны всего лишь проигранные тобой деньги…
Тут Макс Лазаревич просто обмяк. И потек смертным потом, так резко ударившим всем сидящим в нос.
- Пока ты весь не изошел на перегной, послушай меня в последний раз. Эта смышленая девочка остается у меня, и тем самым я списываю с тебя пятьдесят процентов твоего долга. Вторую отдаешь моему человеку в Омске ровно через две недели после того, как ваш цирк начнет давать там свои представления. Где ты найдешь такие деньги, меня уже не интересует. Но если ровно через две недели денег не будет, то я лично скормлю тобой вашего полудохлого циркового льва….
И Маргомакс просто упал со стула.
Он умер.
От страха. У людей творческих профессий очень богатое воображение. Стоило лишь ему на мгновение представить то, о чем сказал Примус. И у него не выдержало сердце…

Примус, понимая, что игре сегодня пришел конец, вынужден был как-то снять возникшее в комнате напряжение и сказал:
- Господа, извините за этот нечаянный инцидент, поверьте, что это была всего лишь шутка… Мне жаль, что он умер без покаяния, святой отец, хотя и просил меня в случае его смерти пожертвовать монастырю значительную сумму на упокой его мятущейся души. Эти деньги, которые вы сможете потратить на ремонт монастыря, вместе с нотариусом завтра утром принесут в ваш гостиничный номер…
А вас, товарищ полковник, я поздравляю с законным выигрышем тех денег, что лежат на столе. Можете их смело забрать. И единственное о чем бы я хотел вас просить когда приедет милиция… Считайте, что меня в эту ночь с вами просто не было…
И не успел Примус со своим телохранителем уйти в потайную дверь, что была искусстно задрапирована и выводила их на соседнюю улицу, как раздались милицейские свистки и вскоре всю квартиру заполнили милиционеры.

…Когда Георгий вернулся в гостиницу «Иртыш», то Фома уже ждал его со свежезаваренным чаем.
- Когда ты все успеваешь? – Улыбаясь, спросил он юношу.
- Пожили бы с моё, глядишь и не тому бы научились…
- Да! Тут ты прав. Когда неоткуда ждать помощи, то человеку остается надеяться только на себя.
- Я боялся, что вас вместе со всеми в милицию заберут…
- Могли… Слава Богу, что отпустили. Там оказался толковый следователь по фамилии Званцев. Он-то меня и отпустил. А что сам чай не пьешь?
- Уже успел два стакана до вашего прихода выпить. Постой ка всю ночь на улице…
- Тебя никто не заставлял. Сам пошел.
- А я и не жалею. – Сказал и тут же поменял тему разговора, спросив Георгия: - А вы видели ангелов?
- Когда был маленьким, то часто. А в последний раз перед самой войной, как я теперь уже понимаю, по вере и любви своею любимой матушки, был вознесен ими до третьего Неба…
- Они красивые?
- Ангелы? Я бы сказал, что ты один из них, да боюсь, что возгордишься… А теперь давай-ка спать. Завтра сюда придет Примус с подношением…
И они разошлись по своим комнатам.
Фома в ту ночь долго не мог заснуть, представляя, как он вместе с ангелами играет в прятки в облаках…
А игумен Георгий, намотавшись за день, заснул, лишь успев положить свою голову на подушку …

;;;
…О внезапной смерти директора цирка Маргомакса его жена и Зоя, попавшие ночью в облаву, узнали уже под утро в районном отделении милиции от того же старшего лейтенанта Званцева. К ним не было каких-либо претензий, так как они пришли в этот притон в поисках хозяина и мужа, а потому их отпустили.
Правда, чуть позже, на выходе из отделения милиции к Зое подошли двое строгих и представительных мужчин и попросили помощи в опознании тела директора цирка. На вопрос, почему пригласили ее, а не жену директора цирка, ей вежливо ответили, что беспокоятся за ее драгоценное здоровье…
Так Зоя вместо морга, попала в дом к вору в законе Примусу.

В это же день, уже ближе к полудню, в гостинице «Иртыш» состоялась еще одна любопытная и не менее важная встреча.
Примус решил сам придти в гостиницу с нотариусом и убедиться, что монах сохранит в тайне то, чему был свидетелем вчера ночью.
И принес для этой цели деньги…
Георгий в светлом цивильном костюме открыл дверь.
- Рад видеть вас, святой отец во здравии – начал Примус. – Как и было вчера обещано, мы принесли вам то, что завещал наш общий друг… Но на известных вам, естественно, условиях. Хотя о чем я вам говорю, тайна исповеди испокон веков сохранялась церковью в незыблемости…
И оставив портфель при входе, собрался уходить.
Нотариус за ним.
- Милостивый сударь! – В свою очередь, решив продолжить разговор, начал монах. – У меня к вам есть встречное предложение. Прошу еще одну минуту вашего драгоценного времени. Входите. Мне есть, что вам показать…
И он ушел в свою спальню, а буквально через минуту вышел оттуда с холщевым мешочком в руках.
Когда мешочек развязали, то на стол высыпались крупные жемчужины вперемежку с изумрудными камнями.
И на какое-то мгновение все замерли, понимая какой ценностью обладает сей мешочек в наше военное время…
- Не понял… - Тихо сказал глава воровского мира.
- Я хочу отдать вам эти камни в обмен на ту дурнушку, что вы вчера выиграли…
- Вам же по сану вроде не положено… – Встрепенулся, было, нотариус, но тут же получил оплеуху от Примуса.
- Нам всем много чего не положено, братья. – Продолжал монах - И мы, по силе возможности, стараемся бороться со своими слабостями и недостатками. Но иногда они нас борют…
И тут он слегка возвел руки к небу
- Но и после того, как человек согрешает, он имеет счастливую возможность покаяться… Не так ли?
- Не согрешишь, не покаешься – Авторитетно, словно бы подтверждая сказанное монахом, произнес нотариус.
Но Примус его не слушал. В голове этого профессионала уже гуляла шальная мысль о том, что надо бы внимательно присмотреться к монаху. С чего бы это он стал таким щедрым по отношению к незнакомой ему девушке.
- Мы можем взять эти вещи на оценку? – Спросил Примус и даже чуть выдал свое волнение от неосторожного движения руки в сторону этого сокровища.
- Нет, милостивый сударь, для этого мы недостаточно с вами знакомы. Только после того, как я увижу, что эта девушка свободна…
- Хорошо, приходите завтра в полночь на Розовую дачу. В доме 13 есть квартира с таким же номером… Надеюсь, вы не суеверны?
- Тогда до встречи! - Монах поклонился и они вышли.

Примус, спускаясь по лестнице, все еще о чем-то думал, когда нотариус робко решился задать, казалось бы, законный вопрос:
- Мне сегодня что-нибудь полагается на вспомоществование?
На что Примус ответил кратко:
- Бог подаст!

…На следующий день на Розовой даче Фома с самого утра внимательным образом обследовал саму улицу и все вокруг дома под номером тринадцать, где Георгию предстояла встреча с людьми Примуса и передача денег.
Уже в полдень в гостинице «Иртыш» он докладывал игумену о своих наблюдениях.
- В доме № 13 нет указателей номеров квартир, за исключением только одного номера… Как вы догадываетесь это – номер Что еще? Окна из квартиры выходят на улицу Разина. Там же метров через триста, расположено районное отделение милиции. Квартира меблирована, на окнах висят шторы. По крайней мере, все это видно с улицы.
Соседняя квартира на лестничной клетке опечатана. И кроме внутренних замков установлен висячий замок. Вот пока и все, что я мог узнать по поводу квартиры.
Теперь двор. Он типовой с дровяниками. Но запасы дров только под табличками тех квартир, что расположены на первых этажах. Следовательно, внутри каждой из квартир как минимум должна быть установлена печь и единая для обоих этажей печная вытяжка.
 - Неплохо для вора-карманика. Где ты всему этому научился?
- Книжки читаю…
- Это все, что ты хотел мне сегодня рассказать?
- Нет!
- Тогда я тебя внимательно слушаю…
- Примус еще год назад дал мне задание проникнуть в нашу епархию. Так что я все это время слушал, смотрел, запоминал. Мне было поручено узнать про какой-то клад, что будто бы находится где-то в лесах нашего края…
- Откуда он знает про клад?
- Однажды в подпитии он похвастался свой подруге, что скоро будет сказочно богат. Та, дурочка и стала выпытывать подробности. Тогда-то он ей все и выложил, рассказав, как в 39 году пытали одного монаха, а тот и сказал, что своими глазами видел несметное золото, открывшееся его собрату… Но назвать имя собрата и место не успел. Умер. Тот следователь, что пытал монаха и рассказал об этом уже Примусу. А труп подруги утром же выбросили в реку.
- А почему же ты до сих пор жив?
И тут Фома замолчал.
- Оставим. Слава Богу, что жив. А теперь давай по существу. Скольких тогда собратьев было арестовано?
- По всему краю под разными предлогами арестовали 37 монахов… Это я уже выяснил недавно, когда был вхож в епархию.
- Что в таких случаях следует говорить, Фома?
- Упокой, Господи души невинноубиенных собратьев наших…
- Аминь! А сколько монахов числилось тогда по ведомостям епархии?
- Если не считать Владыку, то 39…
- Значит они не нашли тогда только старца Варсонофия и ушедшего с ним в скит, а после на фронт… игумена Георгия, то есть меня… Об этом мне три дня назад рассказал сам монах…
- Теперь они знают, что вы вернулись. Вам и старцу грозит опасность.
- Сейчас время военное. Уже на арестуешь, как в том… А потому будут пока только следить… Для этих целей они приставили тебя ко мне?
- Да! – Сказал и потупил взгляд Фома.
Георгий понял, как тяжело далось парню это его последнее признание. Что свидетельствовало лишь о его полном и безграничном доверии человеку, которому он в этом признавался.
- Для начала – хорошо, что сознался.
- И что теперь со мной будет? – Спросил юноша.
- Тебе решать с кем и на чьей стороне ты будешь теперь воевать… Без боя из такого окружения к своим уже нам не прорваться… И кто здесь свой? Еще не понятно. Так что подумай. Все взвесь. И любой твой выбор я приму. К тому же, как говорила мне моя крестная: - невольник – не богомольник…
- Свой выбор я сделал, как только увидел вас в храме. И уже позже, в гостинице понял, что вы не монах, а выполняете какое-то важное задание. Не бросайте меня, пожалуйста. Честное слово, я вам еще пригожусь…
- Конек ты мой Горбунок. Видно, что на роду нам написано, вместе с кощеевым царством биться. Только чтоб не скулить потом…
Фома бросился на грудь к игумену, как к самому родному и близкому на свете человеку. Этот мальчик, потерявший всех близких, сумел в сумасшедшей круговерти бродяжнической, а затем и воровской жизни, не опалить свое сердце, не ожесточиться против всего мира, а все эти годы тянулся к крепкому мужскому плечу.
Георгий, который и сам в своей жизни был лишен родительской теплоты, принял его в свои объятия. И заметил, что сердце при этом было на удивление спокойным. Видимо его камертон оценил правильность такого шага и молча согласился с ним.
- Вот и начинается твое настоящее монашеское послушание. Пусть знают, что ты не зря ешь монастырский хлеб. Что бы ты мне предложил? Как поступить?
- Я бы не пришел на эту встречу под каким-нибудь предлогом. Но узнать об этом они должны в самый последний момент. Когда девушка из цирка, которую вы ищите, будет на месте. И когда все поймут, что встреча сегодня уже не состоится, то проследить, куда они её перевезут.
- Возможно, что это не самый плохой вариант. Но мы не станем играть в прятки. Пусть они знают, что золото у нас есть. И, обменяв девушку на золото, они потянутся уже за его оставшейся и большей частью уже по нашим следам.
И найдут это золото… А потом, как пауки в одной банке начнут убивать друг друга?
- Про это тоже в книжках вычитал?
- В одном кинофильме видел….

…Поздно ночью игумен, в монашеском облачении, проходя по улице Разина, зашел в районный отдел милиции и подошел к окошку дежурившего милиционера в звании капитана.
- Извините за поздний визит, – начал он, – не могли бы вы мне подсказать, как найти дом № 13 на Розовой даче?
- Вы кого-то там ищите?
- Там женщина при смерти, хочет исповедоваться.
- В такой поздний час? Первый раз про такое слышу… В какой квартире она живет?
- В тринадцатой…
- Вы ничего не путаете, батюшка?
- Так мне передал посыльный. А что-то не так?
- Я был участковым в этом районе. Там с начала войны никто не жил. Вернее жили, но как-то не приживались. Что-то в этой квартире было тяжелым, гнетущим… То болезни у людей начинались, то вешались сами… Кто же там мог сейчас поселиться…
И крикнул дежурного милиционера:
- Старшина Бондарев…
 На крик вышел немолодой, но крепкий милиционер.
- Отведешь священнослужителя к дому 13 на Розовой даче. Все сам проверь, прежде чем он пройдет в квартиру. Что-то мне не нравится этот ночной вызов. И пока он все не сделает, будешь оставаться с ним. А после проводишь до гостиницы. Вы ведь в гостинице остановились? – Спросил он уже у священника.
- Да! И извините, что причиняю вам столько беспокойств.
- Уж лучше вас немного покараулить, чем потом расследовать еще одно убийство.
- Тут я с вами не могу не согласиться…
А старшина Бондарев уже протягивает руку к портфелю священника.
- Давайте я вам помогу…
И батюшка вверил ему в руки свой портфель.

       Через какое-то время они уже стучались в квартиру в доме 13 на улице Разина. Дверь отворилась. И двое уже не молодых, но рослых и плечистых мужиков, увидели в дверном проеме монаха и сопровождающего его милиционера.
Наступила пауза.
Священник ее разрядил:
- Где больная, которую я должен исповедовать? – И тут же смело и быстро пошел в комнату, зная, что его спину прикрывает старшина
Зоя сидела на диване. Несколько кровоподтеков на лице. Разорванное платье…
Опытный милиционер все сразу понял и, опустив портфель на пол, мгновенно выхватил табельный револьвер.
- А ну все к стене! Руки вверх! Никому не двигаться…
Георгий уже выводил девушку к лестничной площадке. А старшина прикрывал их отход. Уже у самого парадного он вдруг вспомнил про портфель, который оставил в квартире на полу.
- Батюшка, я портфель ваш там оставил.
- Не теперь, солдат. Сначала в гостиницу и срочно врача.
- Кто она вам?
- Сестра!
- Монашенка, значит.
- Спасибо тебе, старшина, что сумел во всем с ходу разобраться, и не пришлось чью-то кровь проливать. Еще раз спасибо. Тебя как звать-то?
- Иваном… А я ведь вас тоже признал, как увидел. Ведь это вы в самом начале войны с нашими ребятами на фронт ушли… И про ранение ваше знаю. Идемте в отделение. Я вас сам на служебной машине в лучшем виде до гостиницы доставлю.

И через час в Гостинице «Иртыш» Зоя была внимательно обследована врачом скорой помощи. Ей сделали укол, после которого она спокойно заснула на батюшкиной кровати в его гостиничном номере.

…Этой же ночью, вернувшиеся в казино лишь с поповским портфелем, твердолобые помощники Примуса, ожидали крутой расправы.
Хозяин сам раскрыл портфель и увидел лишь стопку газет. Его лицо стало покрываться багровыми пятнами…
- Суки, упустили… - Еще немножко, и он начал задыхаться.
Правда, на всякий случай, запустил в портфель всю свою пятерню, Но вот рука коснулась холщевого мешочка с неким твердым содержимым. Тогда он чуть успокоился. Вытащил мешочек. На руке же, уже довольный и взвесил, прикидывая на глаз его вес. А лишь затем медленно, растягивая удовольствие, развязал.
И в глазах отразился блеск желанных камней.
- Хотя в этом не обманул, святоша! С этого момента и каждый день, с утра и до ночи, глаз с монаха не спускать. Особенно, если он вдруг решит прогуляться по нашей необъятной земле… И, пока не забыл, найдите и приведете ко мне Фому, у меня к нему есть важный разговор.

…Утром в дверь номера гостиницы «Иртыш», что занимал игумен, осторожно постучались. И Зоя спросила:
- Кто там?
- Администратор гостиницы. Со мной доктор. Разрешите нам войти?
Зоя поплотнее укрылась одеялом и только после этого ответила:
- Входите!
Они вошли, и врач сразу же прошел к девушке.
- Как вы спали? Не кружится ли голова? Не тошнит.
- Кажется все в порядке – Ответила она.
- Тогда разрешите мне проверить ваше давление.
Зоя молча подставила ему свою руку.
А администратор в это время раскладывал по комнате какие-то коробки, что сам и принес.
- Каких-либо отклонений нет. Пульс в норме. Думаю, что моя помощь здесь больше не понадобится…
И уже к администратору:
- Позвольте мне откланяться…
- Я вас провожу.
И Зое:
- Здесь все, что вам требуется. Можете переодеваться и молодой человек, что стоит и ждет за дверью, вас проводит до дома…
И вышел вслед за доктором.
Зоя робко открыла первую и самую большую коробку. Это было белое платье удивительной красоты. Она приложила его к себе, и оно ей понравилось, что можно было понять по улыбке, что в тот же миг озарила ее лицо. В остальных коробках и свертках она нашла все, включая обувь по сезону.
Еще несколько минут сидела и смотрела на все это богатство, не понимая, за что все это свалилось сегодня на ее голову.
Новый стук в дверь вывел ее из задумчивости.
- Вы готовы?
- Нет! Нет! - Ответила она. – Мне нужно еще несколько минут…
Когда через несколько минут Фому впустили в его же номер, то он увидел живую Золушку, что сошла с экрана кинотеатра из фильма, который был очень популярен в те годы.
Она смотрела на Фому. Такого же юного и красивого, как и принц из той же сказки.
- Вы что-то хотели мне сказать? – Тихо спросила она.
- Нет! Хотя – да!
- Ну, говорите же, я вас слушаю…
- Вы… Вы знаете, я еще никогда не видел такой красивой девушки, как вы… Кто вы?
- Зоя! А как зовут вас, робкий юноша?
- Фома…
- Ну, если вы Фома-неверующий, то можете осторожно коснуться меня, чтобы поверить, что я не кукла, а живая девушка…
- Я верю… И не верю.
- Хорошо! С вами все понятно. А теперь скажите мне, кто тот человек в черном, что вчера спас меня?…
- Это игумен Георгий. Настоятель нашего монастыря… Он же и прислал сюда для вас все эти наряды…
- Но я не могу принять столь щедрый дар от незнакомого человека, да еще и монаха.
- «Всякое даяние благо и всяк дар свыше есть» – Процитировал уже Фома одно из христианских изречений.
- Для Фомы неверующего, вы не плохо подготовлены. И что теперь? Кому я принадлежу? Кто мой новый хозяин…Монах в черном?
- Не надо так… Мне сказано, чтобы в это утро я был вашим верным рыцарем и проводил до цирка. Так, что я к вашим услугам. Но сначала нас ждет столик в ресторане, где для вас заказан завтрак…
Золушка внимательно посмотрела на Принца.
- А вам, молодой человек не кажется, что вы перепутали сказки? Мне так все это более напоминает историю с графом Монте-Кристо…
- Только в той истории нет места для меня…
- Пожалуй, вы правы. Тогда остановимся, пока, на сказке «Золушка»…
И они смеясь, покинули гостиничный номер.

;;;
…Из подъехавшей служебной машины вышел майор НКВД Померанцев. И быстрым шагом прошел в двери неприметного здания, где в подвальном помещении уже несколько лет нелегально существовало уже известное нам казино Примуса.
Утром в казино еще никого не было, кроме двух пожилых женщин, что прибирались и мыли полы. Это были старые кадровые работники НКВД, которых Померанцев сам же сюда и пристроил. Таким образом, в военное-то время, они были и сыты и в тепле. А главное - работали добросовестно. Мало ли что люди могут обронить. Или же просто случайно забыть…
В своем кабинете Померанцева ждал Примус. И как только офицер вошел в его кабинет и прикрыл за собой дверь, Примус высыпал содержимое мешочка на стол.
Майор взял один из камней и посмотрел его на свет…
- Можете не сомневаться. Уже все проверено моим ювелиром. – Сказал довольный уголовник - Камням цены нет. Такие были только в царских описях. На один из них уже можно несколько жизней припеваючи прожить…
- Почему он отдал целое состояние за какую-то цирковую куклу? - Будто бы разговаривая сам с собой начал Померанцев. – Любовница? Так им по штату этого не положено? Да к тому же еще и ребенок. Или он сознательно дает нам понять, что он-то и владеет теми сокровищами, что мы с тобой все эти годы ищем…
- А больше и некому. Мы, кажется, уже всех перетрясли. Он остался да старец полоумный… Я сказал, чтобы мои люди нашли Фому… Думаю, что он уже успел собрать о нем интересующую нас информацию…
- Нам нужен только намек. Только квадрат на местности, а далее мы все сами перероем…
- А может быть просто взять и потрясти самого монаха?
- Знаю, как твои люди умеют трясти. Ты хочешь, чтобы и этот умер у тебя на руках. Тогда мы точно ничего не найдем. Нет, пылинки сдувать будешь. Охранять. И следить… Неустанно, день и ночь…
Померанцев снова подошел к столу, где все еще лежали драгоценные камни.
- Я это забираю… Чтобы ты не думал, что уже обеспечил себе счастливое будущее. А так ты будешь сам землю рыть в поисках этого золота… - Сказал майор и, сложив камешки в мешочек, покинул кабинет Примуса.
А тот, схватившись рукой за сердце, опустился в свое кресло.

…В цирке, перед началом вечернего представления вокруг Зои собрались артисты. И несмотря на то, что все должны быть уже в рабочей одежде, Зоя все еще продолжала оставаться в подаренном ей белом платье.
- Вы не поверите, - взволнованно говорила она - он, как молния, влетел в комнату. Ударил одного, второго. Плащ распахнут. Глаза горят. Подхватил меня на руки и так донес до самой гостиницы. И сразу же исчез…
- Как же можно не разглядеть человека, который несет тебя через весь город на руках – Спросил Зою новый клоун.
- Действительно! Но хотя бы рост. Цвет волос… - Пыталась уточнить что-то для себя одна из воздушных гимнасток.
- Ночью все кошки серы! – Вступилась за Зою ее подружка
 Алла Буланова.
- А вот ростом, он, пожалуй, будет с вас. - Сказала Зоя и указала рукой на белого клоуна. Но значительно крупнее и сильнее. Кстати у него, тоже есть борода. Только больше. Но вот глаза. Глаза я его хорошо рассмотрела. Они у него удивительные…
В комнату вошел администратор.
- В чем дело, девочки? До выхода осталось десять минут, а вы еще не готовы. Все по местам…
И они стали расходиться, все еще продолжая видеть уже себя в руках того смелого и могучего черного монаха, способного бросить вызов любому, кто осмелиться обидеть слабого и беззащитного.
Зазвучала увертюра. Цирк распахнул занавес. И вновь звучал радостный смех в зале. А белый клоун, каждый раз, устремляясь в распахнутое небо, вновь и вновь побеждал ненавистного врага, приближая нашу Победу…

Отец игумен, вернувшись рано утром в монастырь, невольно стал свидетелем разговора двух монахов.
Пожилой Иов чем-то делился с братом Арсением.
- Какой из него монах будет, если он только о бабах думает. Вчера весь вечер сам не свой ходил, все про какую-то Золушку рассказывал… Я ему и говорю, побойся Бога… разве же можно так себя распускать…
- Доброе утро, отцы - Сказал игумен, вступая в монашескую келью. – О чем разговор ведете? О Фоме, как я понимаю?
- О нем, отец игумен. Душа за него болит, вот и переживаем. – Смиренно молвил Иов.
- То, что вы о его душе беспокоитесь – это хорошо. Только вот судить его не надо. Даже если он и оступился, то сей проступок врачуется кротостью и любовью. Не так ли?
И монахи согласно закивали головой.
- А теперь по поводу Фомы. Пока он мой келейник, мне и решать о его пострижении. Если будет на то воля Божья, то сие таинство и свершится. Но мне так думается, что у него свой путь к Богу. И не обязательно через монашество. Может быть, у него это первая любовь. И если это так, то она уже не зарубцуется. Так пусть уж лучше женится. Военные жернова столько людских жизней в порошок перемололи. Да ничего из той муки уже не напечь, кровью она пропитана и на металле замешана. А кто будет землю поднимать, города восстанавливать? Мужики стране ох, как еще понадобятся…
А вот ты Иов за него молись.
 И за него, и за меня, кстати. Да хоть за весь мир, если есть в тебе эта любовь ко всему живому, к каждому птенчику, что на этой войне без гнезда остался и мамки лишился. Вот этих согревай и молитвой и конкретной помощью. Выращивай стране молитвенников, но с богатырским уклоном. Чтобы Бога чтили и родину защитить могли. Вот такая нас ждет жизнь, братья. Вы уж молитесь усерднее, пожалуйста. Христом Богом вас прошу. А мне теперь идти надо другие души еще спасать…

В келье у отца настоятеля уже ждали Георгия старец Варсонофий и Фома.
Георгий поприветствовал всех братским поцелуем.
- Отче! – Обратился он сначала к старцу. Прошу вас взять всех братьев и увести в дальний скит. И всю седмицу никого от себя не отпускать. Пусть заготавливают грибы и ягоды, травы, все, что еще можно. Сюда, через день под видом рабочих, приедут люди Примуса. Будут золото искать. Мы с Фомой специально кое-что закопаем аккуратно по всем углам. Глядишь, они нам заодно и фундаменты под угловые башни выкопают… Так, что возьмите с собой запас необходимых продуктов, и чтобы к вечеру вас здесь уже не было.
- Рисковое ты дело задумал, а вдруг догадаются, что ты с ними в прятки играешь? – Осторожно начал Варсонофий.
- Мне для начала понять нужно, сколько у него всего людей. А потом я начну их потихоньку за собой уводить к настоящему золоту.
- У этой гидры несколько голов. Срубишь одну, так сразу две новые вырастут. Ты ищи, где ее чрево. Даже не сердце, а именно ее ненасытное чрево. Именно оно толкает людей на преступления перед законом и Богом.
- Благословите нас, отче!
Игумен и Фома склонились под благословение старца.
Первым он благословил Георгия, а когда начал было благословлять Фому, то рука его задрожала. Тогда он прижал голову юношу к своей старческой груди. И поцеловал Фому так, как будто бы прощался с ним навеки.
И в груди Георгия в тот самый момент в сердце вновь отозвалась дремавшая до сего момента пуля.
- Фома! - Вдруг, приняв новое решение, сказал игумен. – Пожалуй, ты мне здесь уже не нужен. Пойдешь с отцом Варсонофием.
- Отец игумен, за что от себя гоните? Вы же мне слово дали, что где вы там и я с вами…
- Я войну прошел. Смерти в глаза уже не раз смотрел. Возможно, что придется и кровь проливать, защищая правое дело. Ты юн и у тебя еще вся жизнь впереди. А старцу действительно помощник там нужен будет…
- Значит, снова не доверяете…
- А за это и по сапотке можно получить… Ты меня на жалость не бери. Я вот прочитал где-то, что солдата в царской армии, который оставался последним в роду, отмечали серьгой в ушах. Чтобы сразу видно было. А потому в разведку не посылали, на передовой в первой линии на ставили… Хранили, так как им еще свой род продолжать…
Так и с тобой. Ты ведь тоже последний в своем роду. Как же я могу тебя не сберечь. А если мамка твоя вдруг найдется. Что я ей тогда скажу? Что не уберег тебя? Что дрогнул?
Но Фома его не слушал, он ревел, как большой ребенок и слезы и сопли текли в три ручья…
- Да не рви ты мне сердце. Прекрати реветь и ступай продукты заготавливать…
И, Фома медленно побрел, продолжая шмыгать носом.
Когда он был уже у самого порога игуменской кельи, его остановил голос Георгия.
- Постой!
О, как Фома вмиг преобразился. Сколько радости появилось в этих удивительных голубых глазах!
- Подойди ко мне, сынок!
Быстрее молнии соединились эти два любящих сердца. И в глазах Фомы вновь затеплилась надежда.
Старец вышел, чтобы им не мешать. Он уже понял, что Георгий дал юноше возможность выбора. И тот его сделал.
Фома, как воин и монах, хочет быть рядом, чтобы, сражаясь спиной к спине, чувствовать старшего брата и, если удастся то ценой собственной жизни, сохранить жизнь ему.
Георгий думал о том же. И уже не сомневался в правильности своего решения, что дал Фоме возможность почувствовать ответственность и оценить правильность выбора, когда сражаешься уже не только за свою жизнь, но и за брата, да и за всю многострадальную и святую Русь.
Господи, только ты не оставь их Своей любовью и защитой! Потому, что бой, в котором им предстоит участвовать это бой с тем злом, что уже глубоко пустило свои корни внутри каждого из нас.
И в этом поединке победит лишь тот, чей дух окажется крепче. Чьи помыслы будут чище. А сердца готовы принести себя в жертву

;;;
…Фома сам пришел в казино. Примус завтракал. На столе стояла бутылка шампанского. В вазе фрукты. А на тарелке кусок хорошо прожаренного мяса.
Юноша даже носом потянул, когда его ввели в кабинет хозяина.
- Нашли?
- Вот еще! Сам пришел!
- Нашел?
Фома вытащил золотую монету. Подбросил ее в воздухе, полюбовался пока она кувыркалась и поймав, положил ее на стол перед Примусом.
А тот тут же протянул вперед всю пятерню…
Чтобы не доводить дело до шмона, Фома вытащил из разных карманов еще три монеты и один камешек.
- Где нашел?
- В монастыре. Под каменными кладками угловых башен. Думаю, что они все яйца в одну корзину не стали складывать, а потому могли рассовать по частям под всеми углами…
- Как мы туда войдем?
- Есть одна задумка. Братия сейчас на сборе грибов в дальнем урочище. А мне поручено набрать бригаду рабочих как раз для разбора старой кладки…
- Монах перед смертью сказал, что клад лежит на открытом месте.
- Только подход к нему как раз и может идти через один из тайных лазов…
- Этак мы будем месяц копать…
- Потому я и говорю, что пока монахов нет, нам нужно собрать всех, кого только можно… Глядишь и за два-три дня управимся…
- А если он сам приедет?
- Тогда может быть сам и подскажет нам, где копать… Да не приедет. Он у себя на хуторе ремонт начал. Даже меня не стал от работы отвлекать…
- Смотри, Фома, если ничего не найду, с тебя первого же шкуру спущу…
- Во всех книжках написано про клады в монастырях. И откуда же тогда я нарыл эти монеты?
И потянулся, было, к своему добру, но тут же по рукам и получил
- Разбежался… Завтра же утром возьмешь машину с людьми. И копайте…

Гуляя по монастырю, Георгию удалось найти железную старинную коробку еще дореволюционных годов и он щедро наполнил ее золотом и камнями. Но закапывать не стал, чтобы не рыхлить землю. Нашел естественное углубление в кладке. Припорошил все кирпичной крошкой вперемежку с песком и пылью. Получалось так, что обвалившаяся часть стены открыла нишу и замурованную ранее в ней находку. И когда завтра здесь начнутся работы, то кто-нибудь из людей Примуса обязательно обратит внимание на то, что будет лежать буквально у них на глазах…

В Областном Управлении Внутренних дел, куда игумен пришел с утра, он спросил, где находится кабинет следователя Званцева. Ему ответили. Он нашел, постучался, а после ответа вошел в его кабинет.
- Слушаю вас! Какое у вас к нам дело? - Не предлагая сесть и взяв его пропуск, начал свой разговор с монахом сотрудник уголовного розыска.
- У меня есть опасения, что люди небезызвестного вам Примуса, готовятся к изъятию сокровищ, которые принадлежат государству…
- И где же они будут их изымать? – Уже даже с улыбкой на лице спросил Георгия Званцев.
- На территории вверенного мне монастыря.
- Вот так просто придут и станут копать? Или у них есть карта, где крестиком указано место с бесценными сокровищами?
- Я бы на вашем месте не иронизировал…
- А что так? Сами отбиться уже не сможете? Да ваш монастырь уже давно красными следопытами весь перекопан. Так что не надо создавать волну, гражданин поп. Или как там вас? Вот если что найдете, то и вызывайте милицию. Вместе составим акт об изъятии ценностей и, как это положено определенный процент достанется тому, кто его нашел… Хотя в военное время ничего никому не достанется… Все идите… Пропуск я ваш уже подписал.
И уже протянул, было руку, чтобы его отдать, но задержался…
- А откуда у вас информация о людях Примуса?
- Интуиция!
- Красивое слово, но его к делу не подошьешь. И когда вы ждете гостей?
Монах молчал.
- Значит, все – таки имеется информатор. Из тайно верующих, поди… А почему вы вдруг вообще стали проявлять интерес к этому законопослушному гражданину? Молчите? Хотите, я сам скажу. Два дня назад некто в подобном одеянии ворвался в одну из квартир города и бесстрашно спас молодую девушку…И теперь по всему городу ходят слухи о черном монахе. А вы думали, что мы ничего не знаем? Что только вы у нас один такой смелый на всю область? Тоже мне Зорро нашелся. Ладно…Идите. И в следующий раз давайте без самодеятельности.
А по вопросу копания у вас в монастыре земли… Так для этого есть участковые милиционеры. Ступайте…
Игумен вынужден был уйти.

…А машина с бригадой Примуса в это же самое время уже въезжала на территорию монастыря. Для видимости были оформлены необходимые документы и разнарядки на работу по вывозу мусора. Все имели при себе лопаты, в кузове лежали носилки и прочие рабочие инструменты. Люди хозяина основательно подготовились к работам.
Фома разбил их на четыре группы в каждой из которых было по три человека. Таким образом, вместе с водителем Примус пригнал в монастырь девять своих бойцов. Причем только тех, кому доверял. А вдруг и правда найдут… Поэтому-то лишние глаза и уши здесь были не нужны.
И они начали усердно копать.

…После того, как монах ушел, в кабинет следователя вошел майор Померанцев.
- Сидите, старший лейтенант! – Сказал он, показывая рукой, что можно не вставать. – Что за дела у вас с представителями культа?
- Приходил настоятель монастыря. – Начал докладывать Званцев - Обеспокоен, что люди Примуса собираются искать там – и уже улыбаясь - сокровища капитана Флинта…
- Любопытная история. Ему об этом сам Примус сказал?
- Возможно, что у него среди людей Примуса есть свой информатор.
- И давно этот монах интересуется Примусом?
Тут старший лейтенант понял, что совершил ошибку и не стал далее развивать эту тему. Иначе, наметившееся перспективное
 дело, тут же передадут в другой отдел, и не жди тогда ни повышений, ни премий…
- Вы мне не ответили!
- Да вроде бы по сводкам, они еще нигде не пересекались…
- Значит плохо, лейтенант, вы эти сводки читаете. Вооруженный налет на квартиру одного из людей Примуса в доме 13 на Розовой даче… Не заметили? А что если это и был черный монах… о котором говорит уже весь город?
- Не думаете же, вы, что настоятель монастыря на самом деле мог совершить налет
- Это вы должны думать. Потому и сидите здесь, а не на фронте…
Зло обронил майор и вышел.

…Поздно вечером монах вновь пришел в казино. На этот раз у входа стояли те же самые мужики, что охраняли Зою на Розовой даче. А потому они молча пропустили Георгия в зал. А тот прямиком пошел в кабинет, в котором совсем недавно играл.
Вслед за ним сразу же вошел и хозяин.
- Решили отыграть свое золото? – Спросил он игумена.
- Нет. Пришел сказать вам, что ваши люди… Те, которых вы отправили сегодня в монастырь для хозяйственных работ…
- Не тяните. Что? Что-то у вас там нашли?
- Да, видимо что так, хотя я и сам узнал об этом только два часа назад…
- Золото? Бриллианты?
- Возможно… Но не смогли его поделить… А впрочем позвоните в милицию. Вам скажут более точную информацию…
- Воспользуюсь вашим советом и немедленно позвоню. Так вы пришли, чтобы сообщить мне только об этом? Или станете играть?
- А мы разве уже не начали эту партию?
- Снова загадками говорить изволите? Но и я упрямый… И думаю, что сумею разгадать эту загадку… А теперь прошу меня извинить, я должен все же кое что для себя уточнить…

Он вышел из игровой кабинки и уже через пару минут из своего рабочего кабинета набирал домашний номер майора Померанцева.
Несмотря на поздний час, тот сразу же снял трубку.
- Еще не спите? – Спросил хозяин казино.
- С тобой вряд ли вообще можно уснуть. Кто знал, что твои люди поедут в монастырь? Поп уже с утра был в милиции и нарвался на Званцева…
- Что в монастыре-то нашли?
- Пять трупов, трое в тяжелом состоянии…
- Кто их так?
- Золото найденное начали делить… Вот каждому и досталось по справедливости… Я же тебя просил, чтобы ты выяснил лишь место захоронения… Все сам норовишь жар загребать. Вот и доигрался. Столько людей потеряли…
- И где теперь это золото?
- Званцеву позвонил участковый милиционер Розов, и он первым выехал на место происшествия. Но это, как я понимаю, лишь малая часть того, что мы ищем… Такое впечатление, что монах нам специально это золото подкинул и тем самым начал с нами какую-то игру… Вот только чего же он добивается, если такими кусками приманку разбрасывает?
- Слушай, он снова ко мне пришел.
- Что он еще хочет?
- В карты со мной поиграть… а то ему денег на ремонт не хватает…
- Вот ведь клоун…
- Так что делать?
- Играй! Заодно и пощупаешь, чем он дышит. Мнится мне, что этот монах какой-то не настоящий. Может кто-то, кто повыше нас, тоже ищет это золото? И хочет найти его нашими руками. Ведь кто-то же вывел тебя на эти раскопки. А уже потом сказал монаху о времени вашей поездки в монастырь… Думай, Примус! Пыхти, но думай…
Померанцев повесил трубку.
А Примус снова опустился в кресло, держась рукой за сердце.

;;;
В гостиницу «Иртыш» игумен вернулся после игры под утро. Фома уже встал. И теперь молча ждал, что скажет Георгий.
- Нам сегодня в милицию идти. Поедем вместе с ними в монастырь. Ох, и достанется же нам от старца, что устроили там это ристалище.
- Да, крови много пролито… - Зато результат превзошел все ожидания…
- В этом ты прав. У Примуса осталось не более пяти бойцов.
- А как же быть с заповедью «не убий»?
- Понимаю, о чем ты хочешь спросить. Мы не убивали. Хотя и создали предпосылки для этого. Как бы подтолкнули их на эту бойню. Но и не мы в 39 году начинали охоту за сокровищем.
- А что будет с золотом?
- Государству пойдет. Не сегодня, так завтра война все равно кончится. Нужны будут средства на восстановление страны…
- А у нас у самих еще много этих самых средств осталось? – Спросил Фома.
- Да кто ж знает, если оно само из земли то поднимется, то опустится…
- А как же вы его вызываете? Волшебное слово знаете?
- Нет никакого слова. Есть нечто, что вокруг нас, но до поры не видимо. Возможно, что - ангелы сами и достают это золото, а когда нужно, то для сохранности и опускают под землю. А может просто взгляд отводят…
- Увидеть бы это хотя б одним глазком… - Мечтательно молвил юноша.
- Им этого хватило, чтобы потом перестрелять друг друга. – Сказал игумен Георгий и добавил - Здесь все зависит от некой, как мне думается, критической массы. Она довлеет. Она порабощает своим блеском. Поражает мозг и делает человека неспособным контролировать свои поступки. Вспомни золотые украшения восточных ханов. Золото фараонов Египта. Уже тогда блеск их украшений сводил с ума толпу, которой после этого можно манипулировать по своему желанию…
- Скорее бы все это кончилось. Женюсь. Построю дом рядом с монастырем и настрогаю детишек…
- Фома, уж, не о той ли цирковой девочке ты размечтался?
- А что, думаете, я ей не пара?
- Почему же. Только не забывай, что ей всего лишь 15 лет. К тому же цирк через два дня уезжает на гастроли в Омск…
- Я умею ждать. Да и ей когда-то наскучит кочевая жизнь и захочется тепла домашнего очага. Уж это-то я хорошо знаю. Вот тогда-то я и преподнесу ей хрустальные башмачки…
Георгий улыбался, слушая Фому, и невольно ему вспомнилась Нелли. Эта надо же такому случится, что оба и без памяти, с разницей в десяток лет влюбились в артисток цирка… - А у вас, отец игумен, до того, как вас призвали на фронт, была в жизни настоящая, большая любовь?
- Да!
- И что же случилось? Где она теперь ваша Золушка?
- Она была воздушной гимнасткой. И что с ней, где она сейчас не ведаю…
- Так узнайте… Напишите письмо.
- Не могу. Тот человек, которого она знала и любила, разыскивался органами НКВД и пропал без вести в самом начале войны… Хотя на самом деле – его нет и никогда не было. Ни в одной регистрационной книге вы не найдете сведений ни о дате его рождения, ни о том, как его нарекли. Такой человек просто никогда не рождался в Советском Союзе. Я - это миф, порожденный системой, которая позволила себе отнять у родителей годовалого сына, дать ему другое имя, а затем о нем просто забыть…
- А я то думал, что один такой покореженный на всем белом свете…
Какое-то время они просто сидели молча. Нужно было еще немного переждать, пока, раздутое мехами памяти, пламя медленно не опадет, отдавая свое тепло их сердцам на вечное хранение.

…На следующее утро в монастыре их встретил участковый милиционер Громов. На земле лежали пять прикрытых трупов. Тяжелораненых забрали еще ночью на машинах скорой помощи. Всюду была кровь. Криминалисты делали свою работу молча, неторопливо, тщательно.
Нашли и металлическую коробку, в которой был обнаружен клад и небольшую часть того золота, что оставил Георгий. Остальное могло быть рассыпано во время борьбы за обладание сокровищами, и теперь останется лежать в пыли на земле до лучших времен.
Звягинцев подошел к игумену с бумагами, что были обнаружены в карманах у одного из убитых людей Примуса.
- Гражданин настоятель, не могли бы вы мне ответить на вопрос: - как получилось, что договор с этими людьми был заключен от вашего имени и вами же подписан…
- Они официально были наняты для уборки мусора и разбора старой кладки.
- Нестыковочка какая-то здесь получается. Вы же сами еще вчера утром меня предупреждали о том, что эти люди едут сюда искать сокровища, а сейчас делаете вид, что все это лишь стечение обстоятельств…
- Не спорю, заключил, а уже через день почувствовал тревогу и рассказал вам о своих подозрениях, построенных на моем интуитивном чувстве, но вы сказали, что его к протоколу не подошьешь…
- О том, что они едут искать сокровища?
- Но ведь они его нашли… Этого то вы не станете отрицать? Другое дело, что индивидуальное стремление каждого из них обладать этими ценностями оказалось столь велико, что они начали просто убивать друга. Так как с каждым новым трупом возрастала и доля тех, кто оставался в живых… Господи, прости им этот грех, ибо они не ведали что творили…
Званцев еще пытался осмыслить сказанное настоятелем, но уже понимал, что выстроенная им версия тает и ускользает из его рук… А игумен все продолжал:
- Или вы хотите сказать, что я сам подбросил им коробку с золотом? Да на это золото можно было бы построить колонну танков для нашей армии или несколько новейших самолетов… И если бы вы вчера послушали меня и прислали сюда хотя бы одного участкового, то и люди были бы целы, и все золото досталось государству…
Далее Званцев рассуждения попа слушать уже не стал. В его голове это не укладывалось, и интерес следователя к попу как-то вдруг сразу угас.
Обратно в город они ехали уже на разных машинах.

…А вечером на манеже цирка Георгий, в образе белого клоуна, увидел среди зрителей заразительно смеющегося Фому, который удрал на представление, чтобы еще раз, до того, как цирк уедет в Омск, посмотреть на свою Золушку…
В ту ночь он не пришел в гостиничный номер и Георгий до утра не сомкнул глаз. А под самое утро, тупой ноющей болью обозначилась в сердце порядком подзабытая им пуля…

…И рано утром игумен в своем облачении вновь идет в кабинет следователя Званцева.
- Никуда ваш келейник не денется. Нагуляется и вернется. На то и молодость. Скоро Победа, а значит, начнутся и свадьбы…
- И все-таки я просил бы вас обратить внимание на его исчезновение… - Еще раз попросил офицера Георгий.
- Обратим, поверьте, теперь уж обязательно обратим…

Дело в том, что накануне вечером в цирке на том же представлении сидел и сам Званцев с женой. А так как дело в связи со смертью директора Маргомакса пора было закрывать, то он решил для уточнения некоторых деталей, после представления обязательно встретиться со старшим администратором цирка. То есть соединить приятное с полезным. Бесплатно вывести жену в цирк. И закрыть бесперспективное дело. И действительно зашел за кулисы, где и столкнулся с настоятелем монастыря, который, правда, был почему-то в светской одежде и куда-то так торопился, что не заметил самого Званцева в полумраке цирковых кулис…
- Что у вас в цирке поп делает? – Первым делом спросил он, заходя в кабинет директора цирка.
- Не понял, о ком вы спрашиваете? – Встав из-за стола и, поприветствовав следователя, ответил старший администратор
- О том человеке, что только что вышел из дверей вашего кабинета… о настоятеле монастыря…
- Это наш новый клоун. Его на работу с испытательным сроком принимал еще покойный Макс Лазаревич…
- Очень интересно… И у вас есть его личное дело? И как его звать, кстати?
- Не знаю… А документы сам сегодня искал. У него же, как раз об этом и спрашивал, когда он заходил. Так говорит, что все документы директор Маргомакс при нем же в свой сейф положил.
- Еще интересней… И их там, естественно, нет… Итак… У вас в цирке работает человек без имени и документов. …А если это немецкий агент…
Тут старшему администратору стало плохо. Он знал, чем это может для него кончиться, а потому сразу же полез за таблеткой валидола…
- Теперь и на смерть директора можно посмотреть под другим углом… - Начал вслух развивать новую следственную версию Званцев – А что если директор догадался о том, что новый клоун и монах в казино – один и тот же человек? То есть внедренный вражеский агент и тогда тот убивает его… А я-то дурак, сам его тогда из казино выпустил…
И тревожно осмотрелся по сторонам.
Но этой его последней фразы старший администратор уже не слышал, так как был в глубоком обмороке…

;;;
…Для того чтобы искать или выкупать Фому, Георгию снова нужны были деньги. И он вынужден, вновь отправится на хутор под названием «Приют».
В тот день интуиция подвела полкового разведчика. Фома стал ему дороже родного сына, и он несся к хутору, особо не оглядываясь по сторонам. А потому не заметил ни двух людей Примуса, что шли за ним по пятам, ни участкового Громова, который, проследив направление движения попа, тут же засек и хвост, который тот вел за собой.
А потому сразу же по телефону связался со Званцевым, получив от него конкретное задание ни на минуту не выпускать настоятеля из поля своего зрения… И о любых его передвижениях докладывать лично ему…

…Георгий стоял на том самом месте, которое было указано на карте умершего у него на руках игумена Георгия Любомудрова. Но среди валунов была лишь пустая площадка покрытая, как и вся земля вокруг лишь мелкими кустами сибирской морошки.
Золота не было.
И начинающий уже разбираться в том, что называется человеческой греховностью, понимающий, что человеческая кровь, пролитая в монастыре, пропажа Фомы - лишь следствие его ошибок и горделивого желания, во что бы то ни стало победить врага.
Впервые в своей жизни он молча опускается на колени, чтобы поделиться с Богом о том, что навалилось непомерной тяжестью и уже почти погребло его под собой.
Грех – в его физическом измерении - невидим, почти ничто. Не осязаем, пыль и та крупнее. Но скапливающиеся грехи, словно снежинки, обладают способностью лепиться друг к другу, по аналогии, превращаясь сначала в снежный комок, легко удерживаемый на ладони. Но чем дольше этот комок нашего греха катится вслед за нами по жизни, тем большую форму он набирает. В конце концов, он превращается в гигантский ком, способный уже подмять вас под собой, если только вы вовремя не сумеете покаяться. И, лишь, будучи прощенными, теплотой Христовой любви, вы сумеете растопить этот смертельный, все сметающий на своем пути, снежный вал…
Пока те несколько часов, что Георгий все еще продолжал оставаться на коленях, время словно бы повернуло вспять. Майское теплое солнышко ушло за тучи, которые на наших глазах, словно дрожжевые, стали набухать.
По мере того, как Георгий вспоминал каждый ошибочный шаг в своей жизни, те губительные срывы, питаемые страстью, о которых давно забыл и не хотел бы даже вспоминать, а также греховные помыслы, что так часто обуревали его, как и каждого из нас – все это, клубясь, уносилось ввысь, жадно вбиралось облаками, которые тут же и менялись в цвете от небесно - голубого до гнетуще черного, создавая ощущение, что ты уже падаешь в бездонный колодец.
Тогда монах, набравшись мужества и проявив незаурядную волю, из глубины этого колодца, начал с силой вбрасывать свои покаянные слова в небеса, чтобы быть услышанным Создателем.
- Прости, Господи меня грешного и недостойного…
Через какое-то время, обессиленный, он понимает, что ему не удается достучаться до небес.
Ангелы, что с самого раннего детства пеленали, следили и поддерживали его, уже орошали землю своими слезами, прося Бога о прощении этой любимой всеми души.
Вот уже из последних сил, в искренней надежде, Георгий вдруг обращается за помощью к тому, чьим именем был наречен при крещении:
- Святой великомучениче Георгие, ты, чье имя дано мне при святом крещении, не дай погибнуть оступившемуся во грехах, помоги, донеси слова моего искреннего покаяния до Творца, дай мне силы молиться вместе с тобой… не меня ради, а за тех, чьи души я мог бы еще спасти…
Вдруг он почувствовал, как усилился ветер. Напояемые его грехами, жирные, словно гигантские навозные мухи, эти черные тучи вдруг начали в ужасе метаться по небосклону, нигде не находят себе места…
После каждого искреннего покаяния монаха и опаляемые огненными молниями Творца они, в буквальном смысле, рассеивались, превращаясь в невинных белоснежных кучерявых овечек, которыми мы так часто любуемся в облаках.
Лик неба стал проясняться и вдруг пошел снег, который за несколько минут покрыл всю землю.

Тогда Георгий заплакал от радостного ощущения того, что пугающая тяжесть чужого креста, что так долго не давала ему покоя, оставила его и наступила удивительная свобода и легкость во всем, а вместе с ней вернулась и радость жизни.
В качестве небесного дара и как знак принятия его чистосердечного покаяния, над ним, окунув концы в белое снежное покрывало, заиграла радуга.
А подтаявший снег вдруг заблестел лучами драгоценных камней, возвращенных ему землей в надежде, что он и далее будет достойно нести крест, который через умирающего игумена, вручил ему Сам Господь.

Воскресший Георгий трижды перекрестился и также троекратно низко склонился в поклоне.
Сначала пред Творцом, а затем уже и перед Его нерукотворными плодами: – землей и солнцем!…
Только после этого, набрав достаточного количества камней и злата, пошел отдохнуть на хутор, в отремонтированную им же часовенку.

Как только он ушел, уже знакомые нам по встречам на Розовой даче и в казино, рослые и угрюмые мужики Осокин и Проскурин поднялись в полный рост и подошли к валунам, среди которых лежало то, что помрачало умы и ожесточало сердца…
Невиданно много злата и камней.
Каких либо емкостей для транспортировки увиденного у мужиков с собой, естественно, не было. Рассовать что-то по карманам и уйти? Трудно… Трудно, потому, что увиденное уже нельзя было поделить поровну. Оно просто не делилось, так как могло принадлежать лишь одному… И понятно, что оставленное сегодня на земле золото, уже не будет давать никому из них покоя, пока они сами не начнут охотиться друг за другом…

Они молча стояли, уже просчитав все в голове, и сложив в умах…
- Тебе это надо? – Первым спросил Осокин.
- А тебе? – Вопросом на вопрос ответил Проскурин.
- Пусть решит судьба! … - Уже не глядя в глаза друга, заключил Осокин.
- Согласен! – Ответил Проскурин.

…И два выстрела слились в один.
Тут же громко закаркало воронье, приглашая сородичей к поминальной трапезе, из свежей человеческой мертвечины…

Этот сдвоенный выстрел услышал и участковый милиционер Громов. И через полчаса наткнулся таки на то заветное место, о котором слышал, будучи еще пацаном, от мужиков промысловиков, что жили в его селе до войны.
- Так вот ты какое… - Сказал он, склонившись на колени пред златом. – Сколько лет тебя все искали, а вот досталось мне…
И уже после этого осмотрел два трупа.
А затем вновь вернулся к сокровищам. Приценился. Понял, что столько золота с собой за раз не унесешь. К тому два трупа свидетельствовали о том, что это место известно еще кому-то. Значит, срочно нужна была хотя бы телега.
 
…Через пару часов, в соседнем селе Громов, угрозой ареста за изготовление самогона в военное время, настращал какого-то мужика и велел ему ехать с ним на телеге в лес, чтобы привезти обнаруженные им трупы. Делать нечего, пришлось мужику запрягать лошадь в телегу и ехать…
Они подъехали к золоту, когда уже начинало смеркаться.
Пока мужик искал, куда бы ему привязать лошадь, Громов уже все для себя решил и подошел к нему с ножом в руке, спрятанным до поры за спину.
Тот, уже оставив лошадь, стоял, смотрел и не верил, чтобы такое богатство просто лежало на земле и никто его до сей поры не нашел… И в тот момент, когда он подумал о том, сколько же участковый заплатит ему за прогон лошади с телегой, Громов с должной силой вогнал ему нож в спину. Когда мужик медленно, придерживаемый милиционером, опускался на землю, Громову показалось, что в глазах мужика отражается, увиденное им, золотое чудо.


Участковый подвел лошадь так, чтобы было удобнее грузить. А сам запрыгнул на середину золотой кучу и руками стал черпать и забрасывать золото в телегу.
Но вот лошадь, вдруг, испуганно встала на дыбки и, сбросив поклажу, унеслась прочь, а Громов незаметно для себя начал медленно погружаться в золото, как в болото… Земля вбирала в себя золото. Когда он понял, что его тоже засасывает, он и кричать, и стрелять пытался, да все бесполезно. Вскоре на поверхности осталась лишь одна его милицейская фуражка…
Игумен Георгий только через день нашел в лесу ту лошадь с телегой, а по тому, что на телеге оставались его золотые монеты, понял, что произошло и вернулся к месту, где лежало сокровище. И обнаружил там еще четыре трупа. Двое из них были людьми Примуса. Третий - неизвестный ему мужик, да мертвый участковый милиционер Громов, которого земля уже извергла из себя вон…
Перекрестившись, игумен начал складывать их тела на телегу, а затем, читая соответствующие случаю отходные молитвы, повез их к ближайшему населенному пункту, откуда и позвонил следователю Званцеву.

В поселке Колбово, куда с телегой приехал Георгий, за зданием администрации был заброшенный хлев. В него он загнал телегу с трупами, а сам сел на крыльцо административного здания и ожидал Званцева.
Рядом на голой площадке дети играли в классики. И монах, благо что сам, как малое дитё, решил показать им, как в детстве играл в эту же игру. Напрыгался вместе с детьми всласть. А потом еще взял небольшие камешки и начал ими ловко жонглировать. Детишки окружили веселого клоуна в черной мантии. За ними подтянулись и старики. С начала войны еще никто в этой деревне не помог людям хотя бы улыбнуться.
Детишки вскоре ушли, а монах рассказывал старикам о войне. О нерадивости некоторых чинов, о самоотверженности простых бойцов. Старушки вытирали краешки глаз своими платками, а у стариков сжимались кулаки. Они уже вспоминали свои баталии, своих командиров, свои подвиги…
- Ничего, ждать осталось самую малость. Скоро приедут домой ваши родные и близкие. – Сказал Георгий и увидел, как на площадь поселка, что перед зданием управы, вылетела эмка со старшим лейтенантом Званцевым. Он вылез из машины с уже расстегнутой кобурой…
Люди с удивлением смотрели на то, что должно было сейчас произойти.
- Все отошли в сторону. – Громко приказал следователь Званцев - Монаху стоять на месте. При попытке к бегству стану стрелять…
- Ты на кого наган нацеливаешь? Это же слуга царя небесного! Или тебя в детстве не научили страху Божьему? - Выступил вперед одноногий старик-ветеран.
- Отойти старик, не доводи до греха. Этот человек – немецкий агент.
Тут же все присутствующие прыснули от смеха так искренне, что озадачили и самого Званцева.
- Разберемся, товарищи! И все-таки требую поднять руки и пройти со мной в помещение администрации.
Игумен Георгий благословил людей и, подняв руки, медленно пошел в здание. За ним с пистолетом в руках шел следователь Званцев.
Из кабинета председателя колхоза он тут же позвонил майору Померанцеву…

- Говорите, Померанцев на проводе.
- Товарищ майор, докладывает следователь Званцев, мне удалось задержать игумена и обнаружить телегу, на которой четыре трупа…
- Где вы?
- В поселке Колбово… Это за сорок километров…
- Я знаю, где Колбово… Мне только одно пока непонятно, почему вокруг него всегда столько трупов?…
- Наблюдать за монахом еще утром я поручил участковому Громову…
- И где же он ваш Громов…
- В той же телеге, вместе с покойниками.
- А кто остальные? Он вам это сказал?
- Двоих я и сам знаю – это люди Примуса. А неизвестный крестьянин, вероятно хозяин телеги…
- Телеги, говоришь? А для чего им вдруг понадобилась эта телега? Ладно, Званцев, жди. Скоро к тебе приедут.

Майор Померанцев встал из-за стола. Отправил секретаря с какой-то пустяковой запиской к дежурному, а сам вернулся в кабинет и сразу же набрал номер Примуса.
- Поздравляю, еще двух людей сегодня потерял…
- Откуда известно?
- Посылал догляд за монахом?
- Двоих…
- Можешь идти в церковь свечки по ним ставить…
- Монах?
- Этот «Робин Гуд» решил всех твоих людей перестрелять…
- Ну, попадись он мне только в руки…
- А ждать уже не надо. Он со Званцевым в поселке Колбово.
- Что прикажете делать?
- Взять монаха и привезти в монастырь. У него там с Фомой теплая встреча состоится… Вот тогда он точно скажет мне где сокровища…
- А вдруг Званцев не захочет отдать нам монаха?
- Если решит поиграть в героя, то не мешайте ему умереть красиво… Все одно монаху за всех отвечать придется. Все понятно? Жду в монастыре…

…За столом председателя колхоза Колбово, друг против друга сидят Званцев и игумен Георгий. Рядом со следователем на столе лежал его револьвер.
- Вы мне все равно не поверите. – Продолжал игумен.
- Если скажите правду и ваша информация подтвердиться, то не только поверю, но и отпущу… Давайте по порядку: - что за клоун работает в цирке?
- Это – я! Клоун - Максим Суворин - выпускник Московского циркового училища года. Если вы станете проверять, то получите данные о том, что в самом начале войны пропал без вести. На самом же деле ушел в ополчение, но по своим родным документам под именем Георгия Государева
- А кто же тогда Максим Суворин?
- Это имя и фамилию мне дали в годовалом возрасте, когда родителей отправили за границу, а меня в спецприемник…
- Где и кем работают родители?
- С года, как я теперь понимаю, они - кадровые разведчики…
- Доказательства…
- Это запрашивайте в Москве на Лубянке…
- Их фамилии?
- Государевы…
- А почему же теперь у вас документы рядового Григория Любомудрова…
- Это документы одного рядового монаха, что умер у меня на руках в январе года
Где же тогда ваши настоящие документы?
- Зимой, вытащив из проруби тонущего генерала, накрыл его своим же полушубком, а в нем лежали все документы. Нас тогда тяжелораненых везли в госпиталь… Генерала вместе с моей шинелью его люди куда-то увезли. Я же, в результате, остался без документов…
- Путано как-то все у вас получается. Для легенды подходит, а вот по жизни все никак не состыкуется… По законам военного времени, вас можно просто расстрелять без суда и следствия…
- Немцы за вас уже успели это сделать. У меня и так с 44 года их пуля гуляет по сердцу… Это вам подтвердит в Омском госпитале главный хирург Мишин… Мне вообще противопоказано двигаться… есть заключение врачебной комиссии…
- Что же вы тогда в цирке делаете?
- Детишек веселю… Пусть у них и в военное время что-то доброе в памяти останется…
- Кто же вы все-таки на самом деле?
- Если честно, то уже и сам не знаю…
Вдруг в сердце сработал знакомый камертон опасности. Пуля стала проявлять беспокойство, но связано оно было уже со следователем Званцевым.
- Что я могу сделать, чтобы вы мне поверили? – Спросил он у следователя.
- В данной ситуации ничего. Мне нужно будет время, что бы сделать запросы в Москву. А пока вы будете под арестом…
- У вас не остается времени. Через полчаса здесь будут люди Примуса. Им нужен только я, а вы – лишний свидетель…
- На пушку берете? Знакомый прием…
- Пока есть время, послушайте меня хотя бы.
Званцев, утомленный уже этой беседой, злой оттого, что через какое-то время, выявленного им тайного агента, заберут у него люди Померанцева, а он снова останется не у дел.
- Ну, что ты еще можешь мне сказать?
- Начну с того, что знать не мог… Хотя бы о твоем пулевом ранении в правое плечо и касательном ранении от удара ножа…
- Об этом весь город знал… Какой же здесь секрет?
- Еще могу сказать, что уже два года, как ты не имеешь интимной связи со своей женой по известной тебе причине…
- Бабьи сплетни и до тебя долетели…
- Ты не пробиваем… - Вздохнул Георгий.
- На том и стоим…
- Жаль мне тебя, пристрелят сейчас, как последнюю собаку, но похоронят, правда, с почестями…
- Все? Твои фокусы кончились? Тогда вставай, пора встречать почетный караул.
Георгий первым пошел к выходу. Но как только он открыл дверь кабинета, то в следующем дверном проеме увидел… живого монаха – игумена Георгия, в таком же облачении и который указывал ему, что бы он отошел в сторону и укрылся за колонной, что Георгий тут же и сделал, а сам уже вместо него стал выходить на крыльцо
Только он успел зайти за колону, как на улицу, вслед за монахом, прошел и Званцев.
И увидел монаха уже в окружении людей Примуса…
Они стояли с наведенными на него автоматами и молча ждали, что станет делать следователь? Хватит ли у него ума и благоразумия не вмешиваться в чужую игру…
Званцев бросил к их ногам свое табельное оружие, а затем медленно опустился на землю, обхватив руками голову…

В монастыре, в подвальном помещении, на столе, практически обнаженный, лежал Фома.
Рядом с ним на стуле сидел майор Померанцев. И стволом своего пистолета медленно проводил по телу юноши.
- Неужели нам с тобой было так плохо, Фома?
Юноша молчал.
- Пойми, уже сегодня в моих руках столько золота, что ты мог бы каждый день купаться в моей золотой ванной и есть из золотой посуды.
- Ты меня все равно не поймешь.
- Почему? Как быстро они замусорили тебе голову… Ты мне только скажи одно – видел сокровища?
- Нет!
- Положим, я тебе поверю. Но те, кого ты сейчас защищаешь? Чем они лучше меня? Не тебя ли они подкладывали под проверяющего из Москвы? Что молчишь?
- Игумен Георгий не такой, как все…
- Скажи еще, что он святой! А что если сейчас этот святой откажет тебе в спасении жизни и не откроет мне места, где лежат сокровища? Что ты тогда на это скажешь?
- Он отдаст вам золото… И скажет, где оно лежит. Потому, что сам мне как-то сказал, что никакие сокровища мира не могут стоить жизни одного, пусть даже самого грешного человека…
- Посмотрим…
И вышел на улицу.

;;;
Машина Званцева, в которую люди Примуса посадили монаха и их грузовик развернулись и быстро ушли в направление города.
А ему самому ничего не оставалось делать, как идти в тот самый хлев, где стояла телега с трупами убитых и везти их на опознание в город.
Но прежде чем лошадь тронулась, у него за спиной появился игумен Георгий.
- Ты? – Удивленно спросил Званцев и более по привычке стал искать в пустой кобуре свое оружие… - А кого же они тогда увезли с собой?
- Умершего в январе года рядового-игумена Георгия Боголюбова…
- Бред…
- Ты сам все видел. Тебе и решать бред это или нет… А теперь скажи мне только где Фома?
- Был с Померанцевым в монастыре… Но ты уже не успеешь его спасти…
И какое-то время они шли рядом.
- Мстить теперь будешь? – Спросил монаха Званцев.
- Нет! - Ответил ему Георгий. - Покажу им, где золото.
- Какой же в этом смысл? Сдай золото государству, а сам живи дальше спокойно, детей в цирке развлекай…
- Государство уже все, что можно и нельзя было само прибрало к рукам, и за заграницу сплавило… А это принадлежит церкви.
- Так Примус же силой возьмет… Ни перед чем не остановится…
- Пусть попробует…
- Тебя не поймешь… Государству нельзя, а Примусу выходит можно…
- Потом все поймешь, если доживешь, конечно… Вот тебе мой совет. Забудь все, что здесь видел и слышал. Отвези трупы в город и оформи так, как будто они друг дружку в драке порешили. Все правильно сделаешь, глядишь, тебе еще и премию денежную дадут…
- Так на Громове же нет следов насильственного убиения…
- Когда будут делать вскрытие, ты, в присутствии свидетелей, попроси посмотреть ему в рот, там, в гортани будет причина его смерти…
- И какая же это причина? – Спросил Званцев
- Жадность человеческая… Ну, ступай, а то с телегой можешь и до вечера не доехать…
Следователь тронул лошадь, а монах крикнул ему вслед:
- Христом Богом тебя прошу, ты только сам ему в рот не заглядывай…
Офицер лишь отмахнулся… И погнал лошадь за своей премией.

…Не успев проехать и с десяток километров по лесной дороге, как милицейская эмка по неизвестной причине резко встала. Грузовик сопровождения буквально протаранил её. Отчего машина следователя вдруг вспыхнула, как свечка. Подойти и спасти кого-либо не смогли, не сумели, да и не очень-то старались. Обгорелую, еще дымящуюся машину столкнули в лес, кое-как прикрыв ветками, а сами повернули в город, где и сообщили хозяину, что монах сгорел вместе с машиной…

…Если бы Примус был в тот момент рядом с Померанцевым, то вряд ли сам остался в живых. Но в монастырь он прислал одного из своих людей, который и сообщил Померанцеву о смерти монаха в горящей машине, что сводило на нет, все его планы.
От Фомы уже не было ни какого толку. Оставался, разве что полоумный, замшелый старец…
Померанцев в сопровождении одного из людей Примуса снова вернулся в подвал, в котором все еще продолжал лежать Фома. И подошел к юноше.
- Фома, мне только что сообщили, что твой монах погиб.
- Не верю!
- У тебя еще есть выбор: уйти отсюда живым и мы снова будем дружить, как и раньше… Или ты сейчас умрешь, как умер тот, ради которого бы оставил меня…
- Я лучше умру здесь, чем каждую ночь буду умирать рядом с тобой…
- Как хочешь, мой мальчик. Мне будет тебя не хватать. Хотя, есть много других, кого еще пленяет вид золота, и кто готов будет ради него полюбить, хоть черта…
А потом сказал уже людям Примуса:
- Сделайте перекладину. И на этом кресте распните его.
Те сноровисто стали складывать и сбивать лежавшие здесь же брусья, благо, что в мастерской был весь необходимый материал и инструмент.
Померанцев уже отбирал гвозди, которыми они станут перебивать его кисти и ступни. И когда раздался первый удар молотка, то вышел на улицу, чтобы не видеть то, как будет умирать Фома. Он все еще хотел сохранить ангельский лик этого юноши в своей памяти…
- Только бы он меня попросил, только бы сказал слово… - Думал Померанцев - И я бы все для него сделал. За что же он так меня ненавидит?…
На улицу уже вышли люди Примуса, выполнив свое дело.
- Он еще жив? – Спросил майор.
- Да! – Ответил один из них.
- Тогда вройте крест посреди монастыря… Пусть смотрит на что он променял свою жизнь…

…До города оставалось не более трех километров, когда Званцев решил дать передохнуть лошади. Хотя истинная причина заключалась совсем в другом. Ему не давали покоя слова монаха о том, чтобы он не заглядывал в рот участкового милиционера Громова.
Он подошел к тому месту телеги, где находилась голова Громова. Прикрыв платком нос, так как сильный запах разложения уже давал о себе знать, он заглянул покойнику в его приоткрытый рот. В глубине гортани что-то темнело. И тогда он засунул ему в рот свою ладонь и дотянулся пальцами до того предмета, о котором его предупреждал монах.
И вытащил крупный изумруд, что был почти с половину ладони.

…Через день, на вскрытии, будет обнаружена нестыковочка в показаниях самого Званцева. Так как ножевое и смертельное ранение, что, по идее должно было послужить причиной смерти участкового милиционера, было нанесено предположительно через сутки, а, следовательно, - уже мертвому Громову.
В тот же день Померанцев сам делал обыск в квартире старшего следователя и обнаружил камень, который Званцев и нашел в гортани у Громова.
Попытка следователя свалить вину на монаха была не принята во внимание, так как несколько свидетелей утверждали, что видели, как монах сгорел в милицейской машине.
- Да он жив, он приходил ко мне сразу же, как только люди Примуса его забрали… – Пытался оправдываться уже арестованный Званцев. – Но его уже никто не слушал…

;;;
…В кабинете майора Померанцева, на его рабочем столе, лежал камень, найденный им у следователя Званцева. Он хорошо понимал, что такие камни были лишь во владении царственных особ. И сейчас, идя на риск, и через голову своего начальства, он снимает трубку и просит телефонистку соединить с известным ему номером их куратора в Москве…