Erzurum Hopa Otobüs

Целью путешествия явилось не только желание посмотреть да посравнить век нынешний и век минувший, не одно стремление пройти по следам великого человека, но и провести некую вневременную параллель без малого двухвековой протяжённости, дерзнув, так сказать, доказать шаткую эфемерность четвёртого измерения.
Задумки повторить путешествие из Москвы в Арзрум след в след великого поэта столкнулись с непреодолимыми препятствиями ещё на этапе планирования. Главная загвоздка – отсутствие войны России с Турцией. Устраивать её специально не хотелось из сострадания к туркам, занятым развязыванием оной с Сирией. Далее затруднительность путешествия в гужевой повозке, геополитическая коррекция et cetera. Кроме того, путешествие мое сильно промазало и по сезону: декабрь вместо июня.

Словом, как пишут в официальных протоколах, принимая во внимание все вышеупомянутое, я пришёл к заключению, что главное это не победа, а участие, и решил ограничится возможностью ощутить дух и отчасти настроение Александра Сергеевича. С тем я и перешагнул порог московского аэропорта Домодедово и, спустя два часа полёта приземлились в аэропорту Беслан.
«Мы достигли Владикавказа, прежнего Капкая». Аэропорт небольшой, близнец многих и многих аэровокзалов в уездных городах наших. Первое, что обращает на себя внимание по выходу с трапа – конечно, горы. Яркие, снежные, залитые солнцем и растянувшиеся вдоль всего горизонта. У входа в здание лениво дежурит солдат при каске, автомате, бронежилете. По царящему вокруг спокойствию и тишине становиться ясно, что находится он здесь больше «для порядку».
- Совсем спокойно, - подтверждает таксист выруливая со стоянки под непрестанный рёв клаксона, - не какой-нибудь Дагестан.
До Владикавказа поездка стоит рублей. Такса фиксированная, до Беслана – , оттуда до Владика идут маршрутки. Что-то около 30 рублей.
Спустя двадцать минут пути по довольно приличной трассе, мы оказываемся у железнодорожных ворот города.

Жильё я заранее не бронировал, чему бы АС, как человек позапозапрошлого века ничуть не удивился. И в итоге, побродив по окрестностям, остановился в гостинице около железнодорожного вокзала. За рублей в сутки гостиница предложила приличную комнату, тёплую с полуторной кроватью, телевизором, холодильником, а также завтраком в большом, пафосном и неприлично холодном по утрам ресторане, кофе в котором, наличествовал исключительно в пакетиках.
Город в прежние времена выполнял роль оборонительную, охраняя рубежи государства и дариальский участок военно-грузинской дороги. Крепость была основана в году, а спустя два года уже оставлена русскими войсками, неспособными тогда, лишь недавно пришедшими на Кавказ, осуществить её защиту от частых набегов горцев. К слову, при основании крепости местность вокруг была населена сплошь ингушским населением. Осетины закрепились здесь с возвращением войск в году и были размещены в особом ауле. Усмирение Большой Кабарды произошло лишь за четыре года до прибытия Пушкина. Спокойствия и мира тут не было и в помине: Шамиль грозил с востока, адыги с запада – АС был той ещё отчаянной головой.
Теперь Владикавказ уже не крепость. Терек надёжно скреплён бетонными берегами, через него перекинуты мосты, проход на каждый из которых стерегут разве что изваяния настоящих и сказочных существ. Сам Терек имеет буйный свободолюбивый норов и не замерзает весь год.

Днём декабрьский город залит солнцем и тёпел, но к вечеру зима даёт о себе знать – рассчитывайте градусов на 10 мороза. Также можете рассчитывать на вот такие штуковины, расставленные прямо на улицах по всему городу. Кофе в них дрянной, но горячий.

Откровенных туристов в зимнем Владикавказе немного (единомышленников я за два дня пребывания не встретил ни в гостинице, ни на улицах города) и на человека с рюкзаком за плечами и камерой на шее оборачиваются. Да и городу особенно нечем их приманить: ближайший горнолыжный курорт находится в Гудаури ( км), канатная дорога ушла на пенсию в начале девяностых, парк расположен на окраине и для проведения досуга не приспособлен.

Во времена Пушкина путешествовать из Владикавказа в Тифлис без вооружённого сопровождения было сродни лодочной прогулки у берегов современной Сомали. Теперь даже разбойники не прячутся в горах на противоположном берегу Терека, дорога асфальтирована вполне прилично, хотя несколько узковата. Пограничный пункт Верхний Ларс пропускает исключительно конных. На своих двои воспрещено категорически. С общественным транспортом зимой засада: маршрутки идут непостоянно, таксисты просят , можно сторговаться за , но тогда проще взять такси до Тбилиси. Стоит с носа. Машины набираются у м-на Ласточка, что на пр. Коста 87, идут более-менее постоянно до обеда. Есть вариант добраться до "весовой", это пост, где оформляют выезжающие из Владикавказа фуры (находиться на Московском шоссе, в месте пересечения с Коста - туда можно на такси ~ или на маршрутке до дачных посёлков и метров ногами). Фуры до границы берут без проблем. У границы надо попроситься в проходящую легковушку (грузовые машины отговариваются уже полученным пропуском, они оформляют его на всех въезжающих людей - делают они это в окошке таможенной будки за первой оградой - можно попробовать подловить их там, но имхо легковушка проще) и с ней доезжаете до Степанцминды (она же Казбеги) или сразу до Тбилиси - как повезёт. Из Казбеги до Тбилиси курсируют маршрутки. Цена 10 лари или рублей (берут в рублях), в пути 2, часа. Последняя идет в Можно переночевать и в Казбеги. В посёлке есть несколько отелей и даже хостел. Из Казбеги можно доехать до храма Святой Троицы. Он виднеется на горе.

Селение названо по имени владельца – князя Казбеги, с которым встречался и у которого гостил Пушкин. В центре деревушки стоит памятник князю. Вот он А. И. Казбеги - человек и пароход:

В десяти километрах от Казбеги расположен Крестовый перевал. Дорога здесь, хотя и петляет как заячья тропа и при неблагоприятных погодных условиях (метель, обильные снегопады) может быть закрыта, теперь для его преодоления не надо оставлять экипажа и пересаживаться на казацких лошадей или нанимать осетинских волов для буксирования тяжёлой кареты, как поступил попутчик АС.
Вдоль дороги расположены отели горнолыжного Гудаури. На одном из поворотов водитель останавливается и передаёт подбежавшему мужчине свёрток – помочь соседу довезти что-нибудь в другой город местным водителям совсем не в облом, как выразился бы АС. Иные участки дороги прикрыты от лавин и оползней вот такими столешницами.

Рядом со мной сидела сердобольная женщина и всё время волновалась, что я упущу важный кадр. Она поминутно находила для меня красивые места, которые я должен сфотографировать и в порыве нетерпения хватала за объектив – потому большинство фотографий получились расплывчатыми.

Я воспользовался маршрутным такси из Казбеги, и, спустя два с половиной часа вращения по горному серпантину, меня встретил Тбилиси. Встретил автостанцией у метро Didube – это конечная маршрутки. Тбилисское метро состоит из двух линий, из которых туриста интересует только основная - город вытянут вдоль реки и добраться до большинства туристических мест можно по ней. Впрочем, центр невелик и вполне доступен пешим прогулкам. Для проезда на метро необходимо приобрести карту за два лари, на которую можно поместить любое количество средств. Проезд на метро стоит 50 тетри, на фуникулёре - 1 лар. Сумма списывается с карты при проходе через турникет. Впоследствии карту можно обменять обратно на 2 лари.
«Тифлис находится на берегах Куры в долине, окружённой каменистыми горами. Они укрывают его со всех сторон от ветров и, раскаляясь на солнце, не нагревают, а кипятят недвижный воздух». Декабрь совсем не является жарким месяцем в Грузии, ночами в комнате хостела свежо и я открываю вентиль батареи, который к следующему вечеру снова оказывается закрыт бережливой рукой администратора. И всё же…
Тбилиси уютен, тёпел, дружелюбен. На русском говорит большинство, таксисты ненавязчивы и охотно объясняют где стоянка нужного вам автобуса. Большинство хостелов расположено в старой части Тбилиси у метро Руставели, площади свободы и в кварталах старого города вдоль улицы Коте Афхази. Цены варьируются от 10 до 25 лари за место в дорме. Цены на продукты, которые в основной массе имеют украинское и русское гражданство, и на кафе более чем демократичные: хиканли 0,5 лар/шт ( штук за глаза), кебаб или шашлык лари, различные хачапури лари. Пиво стоит 1, лара, бокал вина Что приятно алкоголь продают круглые сутки, многие употребляют на улице, прямо на глазах полиции.

С парковками проблем нет, ибо тут заправляют профессионалы, наделённые жезлом власти, правда тонюсеньким. Они единолично решают кому и куда парковаться, как лучше вписаться в неширокое пространство ряда и удобнее выехать на дорогу.

Следуя за взмахом волшебной трости парковщика, я добрёл до хостела недалеко от метро Руставели. Естественно, не бронировал, и, естественно, места были.
На другой день прогулка моя началась с солнечного проспекта Руставели, где стоит памятник этому самому Шота. Поговаривают, что ночами при появлении полной луны у памятника сидит величественного вида грузинка в чёрной опашне и молча смотрит на изваяние. Глаза её грустны и по точёным гранитным щекам струятся ручейки слёз.
Не иначе царица Тамар, - заговорщицким шёпотом рассказывает мне Георгий Зурабович – седой художник, которого я угощаю пивом в кафешке неподалёку.
По одной из версий Шато Руставели главный казначей при дворе царицы Тамар, отвергнутый ею, оставался верным даме своего сердца всю жизнь, то есть стал миджнуром, выражаясь языком его собственной поэмы. Шота так и умер, не будучи даже обнадёжен жестокосердной царицей. Хотя, судя по памятнику, не особенно расстраивался по этому поводу.

Я тоже не стал расстраиваться – жизнь моя под Тифлисским солнцем, с некоторой помощью грузинского пива, которое Пушкин бранил, а я назло ему похвалю, расправилась, что свежая простыня, и в этом состоянии понесла меня вниз по проспекту прямиком к площади Свободы. Застройка этой улицы началась в девятнадцатом веке, откуда и господствующий стиль того времени. Так театр Шота Руставели, например, нимало напоминает здания на бульваре Османа в Париже, а круглые формы окон на мансарде – вокзал д’Орсе.
опера
Площадь Свободы, успевшая за свою историю сменить множество названий, в числе которых имена командующего русской армией в кавказском походе генерала Паскевича-Эреванского, к которому и направлялся Пушкин, совнаркома НКВД тов. Берии, ну и конечно, вождя мирового пролетариата, чей памятник гордо стоял на месте, занятым теперь колонной со Святым Георгием, созданной Зурабом Церителли и установленной здесь в году.

Следуя от площади по улице Коте Афхази (она на заднем плане фотографии) и никуда не сворачивая можно оказаться у визитной карточки города – скалистого берега Куры с церковью Успения (13 век), более известная, как Метехи (Metekhi), и памятником Давиду Строителю. Туда же возможно добраться и через старый город. Гуляя по старой его части, понимаешь, что Тифлис – музей под открытым небом. Тугие узлы улочек затягиваются на каждом повороте так, что временами поплутать несколько минут совсем не удивительно. А кроме того, и приятно. Эта часть города находится не в самом лучшем состоянии. Многие здания разрушаются, иные и вовсе держаться на временных подпорках. Но во всём этом чувствуется атмосфера домашнего умиротворения, где комфорт мериться не крепостью стен, а их историей.

Грузинская церковь, как и русская, принадлежит к ортодоксальной ветви христианства. Внутри храмы отличаются от наших гораздо менее, чем снаружи. Блеска и позолоты там не так много, стены часто просто каменные без росписи, иконостас, как правило двурядный, т.е. имеет над царскими вратами только один ряд икон. Сами иконы не прикреплены к доске, а установлены между мраморными колоннами, но не вплотную, а с зазорами, через которые можно заглянуть в святилище. Иконы в храмах подписаны и на грузинском, и на привычном старославянском. Во всех храмах в центре обязательно установлен патриарший трон, на котором восседает глава церкви во время службы. Но всё это мелочи. По ощущению грузинские церкви – совсем, как русские.

Ниже, около площади Европы (Europe Square) разбит красивейший парк (park Rica). Работы по его благоустройству ещё продолжаются, но и теперь он выглядит зелено и нарядно. Бьюсь о заклад, что летом здесь нет ни одной свободной лавочки.

От парка на другую сторону Куры переброшен, точнее мягко опущен, т.к. кажется сплошь состоит из стекла, пешеходный мост. Но мне туда не надо. Тут же на площади станция канатной дороги, которая за 1 лар (списывается с транспортной карты) доставила меня на холм Сололаки (Sololaki) в начале Святой горы Мтацминда (Mtacminda) к крепости Нарикала (Naricala).

Крепость, фортификации для которой возвела сама природа, была построена по разной информации в веках. Своё современное названия она получила во времена татаро-монгольского нашествия («Нарын кала» в переводе с тюркского – малая крепость (есть варианты «Солнечная крепость», «Нежная крепость»). Крепость сильно пострадала во время землетрясения года, а значит Александр Сергеевич видел её в примерно таком же виде и, наверняка, при созерцании её как и я думал: «Ни фига себе, ёпта!».
Собственно, от верхней площадки фуникулёра цивилизованной дороги ко входу в крепость нет – придётся идти по натоптанной тропе. Однако, никакой специальной альпинистской подготовки для этого не нужно. На территории крепости находится церковь Николая Чудотворца, остатки фортификаций с башней, являющейся высшей точкой крепости. Ветровая нагрузка на её вершине раскачивает металлическое ограждение, но вместе с тем дарит ощущение полёта над городом. И кадры оттуда выходят здоровские.

На следующий день была поездка в Мцхету – древнюю столицу страны. Началась она от уже знакомой автостанции Дидубе (Didube) и стоила один лар с носа. Правила проезда в Тбилисских маршрутках ещё советские: если решите дать денег напрямую водителю – посчитает за взятку и сдаст в полицию. Оплачивать надо в окошке у кассира, которое тут же рядом со стоянкой маршрутки. Как только вы получите билет, водитель улыбнётся вам, как родному, а маршрутка быстро заполнится и поедет. Так что уже через двадцать минут можно узреть, как Арагви несёт свои мутные воды на встречу Куре. Переехав мост и продефилировав вдоль берега, маршрутка останавливается, и я выхожу, ибо на той стороне дороги величаво красуется женский монастырь святой Нино Самтавро (Samtavro). При входе в ворота первым делом обращает на себя моё внимание храм Преображения. А рядом с ним небольшая церковь Святой Нино (Маквловани) или ежевичная церковь. Под ней нашла себе приют и проповедовала святая Нино, покинувшая дом приютившего её человека, дабы не подвергать того опасности, ибо на христиан в ту пору были гонения.

После монастыря святой Нино было принято решение отправиться к знаменитому храму Джвари. Возвращаться к мосту и там переходить Арагви не хотелось. И пришедший мне на помощь украинский друг (как писали в советских газетах) который был в Мцхете не впервые, вызвался быть проводником. Решено было идти пешком, т.к. по его уверениям ходу туда не более получаса и никакого смысла тратиться на такси нет. По дороге мы встретили ещё попутчика. Дорога тихая и живописная всё время шла в гору. Минут через сорок кончился асфальт. Сусанин стал заметно нервничать. Вскоре мы выбрели на равнину, где обнесённый сетчатым забором развевался ни больше, ни меньше американский флаг. Оказалось, что это памятник жертвам одиннадцатого сентября – пережитки приверженности Грузии к большому брату. Мы, конечно, не притянули перелезть забор и выполнить свой долг. Не к жертвам теракта, конечно, - к Штатам.

Мы шли дальше, а дорога всё петляла между холмов и конца ей видно не было. Кончилось тем, что нас спас посланный провидением микроавтобус и в его грузовом отсеке (в кабине не было места) посреди ящиков с хлебом, минеральной водой и ещё какими-то съедобностями мы добрались до монастыря. Всю дорогу (а она заняла добрых двадцать минут – пешком бы мы шли очень долго) нас развлекал пересевший из кабины грузин. Он, будучи под хмельком, поил нас пивом и минеральной водой Натахтари, которую называл лучшей в Тбилиси, т.к. пить Боржоми не советовал нигде, кроме одноимённого курорта. Когда мы узнали, что монастырь куда мы приехали отнюдь не Джвари, то не удивились, но и не растроились. Впечатления от Шио-Мгвимского монастыря (Shio Mgvimeli) остались самые тёплые. Самый старый храм монастыря (6 век) носит имя Иоана Крестителя. Под ним расположена яма, наподобие колодца, где закончил свои дни преподобный Шио (почитаемый в Грузии святой, считающийся основоположником грузинского монашества), обрекший себя на добровольное затворничество. Изнутри храм почти пуст, фрески от влажности обсыпались, некоторые сохранившиеся в алтарной части неплохо различимы, но они либо нанесены позже, либо реставрированы с нарушением художественного стиля.

Там же располагается главный храм монастыря – церковь Божьей Матери Земо Элексия (12 век). Она была разрушена и дошла до наших дней после значительной перестройки в 17 веке. Более же всего наша компания вожделела добраться до церкви, расположенной на краю высокого холма над монастырём. Мы долго и настырно карабкались на вершину по каменной реке, проскальзывая ногами, цепляясь за ветви дерев и прикидывая каково же приходится добираться туда монахам, несущим свечи, лампадное масло и прочую церковную утварь. Как потом оказалась к церкви существует удобная тропинка, но мы её проглядели. Зато тяжёлый путь дал нам моральное право на посещение святыни, и, кроме того, виды на остающийся внизу монастырь и окрестности оттуда потрясающие.

Церковь на холме оказалась небольшой часовней. Дверь подвязана верёвкой от ветра, внутри никого. Когда я вошёл, то испытал культурный шок – роспись сохранилась с самого момента постройки. Подумать только – фрески 12 века. Я не мог не сфотографировать и, надеюсь, не слишком навредил им вспышкой. На столе рядом с дверью лежат свечи и тарелка для пожертвований (в Грузии очень часто свечи не продаются за фиксированную цену – каждый платит сколько может или считает нужным), спички есть тут же.

Обратно нас подвезла грузинская семья. Они предложили сами, притом, что их самих было полная машина: сзади оказались мы втроём и молодой человек, видимо старший сын, ребенок на коленях у матери спереди и один двух-трёх лет на коленях у отца-водителя. Я не перестаю восхищаться гостеприимством грузин!

И был вечер с концертом местной рок группы, солистом которой оказался один из администраторов хостела, где я останавливался (привет тебе, Иракли!), и была ночь бессонная, с разговорами о Толстом и Ремарке и стал день.
Нико Пиросмани, как ни крути, является одним из символов Тбилиси. Этот гениальный художник, подобно монмартовским гениям часто писал за еду и вино, имел жизнь полную лишений, но творчества своего не предал. История его жизни крайне интересна и назидетельна – уверен, АС очень советовал бы прочесть. В Тбилиси редко встретишь кафе или духан, которые не украшают репродукции, копии или стилизации его картин. Музей Пиросмани – это художественная галерея, обладающая наиболее крупным собранием его произведений. Находится она на проспекте Руставели. В галерее представлено наибольшее число работ художника, в том числе знаменитые «Рыбак», «Застолье в виноградной беседке» и «Актриса». Тщательный осмотр коллекции занимает не более часа, а билет стоит всего 5 лари. Не упускайте случая.
В Грузии, даже в столице, многие жалуются на непростую в материальном плане жизнь. Судя по ценам, средний уровень зарплат в Грузии и вправду невысок. Но местные мало расстраиваются по этому поводу. Они, вообще, не расстраиваются.

Как известно, получив записку от Раевского, АС отправился догонять русскую армию, которая тогда располагалась в недавно занятом турецком Карсе. Я тоже в след за Пушкиным было поспешил в Карс через Волчьи ворота горы Безобдал, мрачные стены крепости Гергеры, дабы встретить там запряжённую двумя волами арбу с телом «Грибоеда» и далее с непродолжительной остановкой в Гюмри пересечь с необъяснимым волнением турецкую границу. Но и тут моим чаяньям не суждено было исполниться: граница Армении с Турцией оказалось запертой наглухо, непропуская через себя ни в едином направлении. Армения, вообще, обладает удивительным талантом создавать конфликты. Пришлось делать очередное допущение. С Грибоедовым я решил увидеться прямо в Тифлисе (как, собственно, это сделал и Пушкин, а в «Путешествии» присочинил художественных подробностей).
На середине холма Мтацминда находится церковь Святого Давида. При церкви некрополь, где похоронены знаменитые люди Грузии, а чуть ниже в склепе находятся могилы Александра Грибоедова и его жены Нины Чавчавадзе. Любовь, достойная пера английского драматурга, пережила не только жену писателя, но, уверен, жива по сей день. Супруги прожили в браке меньше полугода и едва насладились своим земным счастьем, как Грибоедов принуждён был службою выехать в Персию, где был растерзан подстрекаемой правительством толпой. От молодой супруги долго скрывали судьбу ее мужа. Но как-то услышав неосторожную речь одного из друзей поэта, она поняла всё. У Нины случились преждевременные роды, и сын, успевший быть окрещён именем великого отца, прожил один только час. До самой смерти, все оставшиеся ей 28 лет, Нина не снимала траура, отреклась от земных радостей, оставив себе в удел занятия благотворительностью и доказав своей жизнь правдивость выгравированной на могиле мужа фразы.

С именем Грибоедова связано в Тбилиси ещё одно место. А именно, находящийся на набережной Куры Успенский собор, знаменитый Сиони (Sioni). Здесь венчалась молодая чета. До строительства собора Святой Троицы в году, Сиони был главным православным храмом Грузии.

Собор Святой Троицы, как я уже упоминал, является кафедральным храмом Грузии. Построен он не без влияния храма Христа Спасителя в Москве (кстати сказать, является третьим по высоте православным храмом в мире после Христа Спасителя и Исаакиевского собора), имеет обширную прихрамовую территорию с колокольней и ухоженным парком. Внутри храм величественно просторен, но людей, в нём немного.

А вечером отправился в знаменитые серные бани. Орбелиановские бани, которые посещал Пушкин, вот уже третий год находятся на реконструкции. Зато работают ещё, по меньшей мере, четыре по соседству. В бане √5, построенной в году, о чём гордо сообщает мраморная табличка, работает общее отделение. Стоит 3 лари. Цены на отдельные кабинки в различных банях варьируются от 15 до лари за час, услуги банщика (скраб+массаж), как правило 10+10 лари с человека.
Поскольку был мужской день и пройти через залу с раздевающимися девицами не было никакой возможности, а значит и смысла в общем отделении, я предпочёл приват рум. Дежурная проводила в номер, выдала простыню и инструкции: лежать десять минут в бассейне до прихода банщика. Отдельный номер за 35 лар состоит из предбанника и собственно банного помещения, где находится бассейн. Вода в бассейне сильно тёплая, почти обжигающая и чуть заметно пахнет сероводородом. Присаживаюсь на нижнюю ступень бассейна так, что вода доходит до шеи и принимаю процедуры. Сознание растворяется в жаре и влажной духоте помещения. От полного ухода в астрал спасает стук в дверь. Это банщик. Мужчина лет сорока. Зовут Отто, банщиком работает давно. Он шаркает меня жёсткой мочалкой, затем делает мыльный массаж. Пушкинскому Хасану родственником не приходится, нос у него целый.
Только совсем не сломайте, - прошу я банщика. Он смотрит недоумённо и мне приходиться рассказывать о приключениях Александра Сергеевича. Отто смеётся и объясняет, что массаж-костолом, которому был подвергнут Пушкин, на его памяти не практиковался никогда. А работает банщиков Отто уже шестнадцать лет. Трудится день через день, работа тяжёлая, денег мало, но как-то жить надо.

На другой день я собрал вещи, попрощался с радушными хозяевами и проследовал в Гори. Отправная точка всё та же – Дидубе (Didube). Маршрутки я не нашёл и экономя время оседлал servis car (семиместный универсал, как я понял популярный транспорт в среде местных) за 5 лари. Путь по времени занял что-то в районе часа. Водитель высадил меня около туристического центра, там я получил карту и необходимую информацию о городе.
В Гори есть музей Сталина, который представляет из себя дом, где родился вождь, бережно накрытый мраморным балдахином с колоннадой, экспозицию в нескольких залах, повествующую о становлении Большого Брата и бронированый вагон, в котором советский лидер путешествовал по стране и во все важнейшие заграничные поездки: Тегеран, Ялта, Потсдам. Там же, кстати, хранится ручка, которой он подписывал все важные документы Второй Мировой. Музей строился в середине пятидесятых годов под эгидой Лаврентия Берии – время не самое удачное для мемориала виновника культа своей личности и потому официально он строился, как музей революции. По музею проводятся бесплатные экскурсии по расписанию и накоплению группы.

Есть в городе хорошо сохранившаяся крепость Горисцихе, но она гораздо интереснее смотрится из города. Да, вид с нее хороший, но смотреть-то, собственно, не на что.

Транспорт на автостанцию Гори не заезжает, максимально возможные маршруты со станции - это Тбилиси и Хашури. Чтобы уехать дальше, надо добраться до трассы, где много проходных маршруток и автобусов и неплохой стоп. Только учтите, что ехать до, скажем Батуми, на маршрутке часов пять, стопом - как повезёт. Я добирался семь часов. И тот и другой вариант с высокой вероятностью гарантирует вам острые ощущения на горном серпантине или, как мне, концерт народной музыки на децибелах.
Батуми – город курорт. Таковым он стал в царствие Саакашвили, которого все встреченные мной грузины дружно ругали на чём свет стоит. Большинство хостелов находится в пригороде Махинджаури, где расположен пассажирский ж/д терминал. Есть хостелы и в Батуми, но их единицы. Цены на жильё даже в зимний период чуть дороже, чем в Тбилиси. Центр города ухожен, чист, вдоль берега тянется длинный променад, в красиво подсвечиваемых парках поют фонтаны, подмигивают разноцветными огнями аттракционы и игорные заведения. Но зимой вся эта красота не востребована и находится в летаргическом сне. Тут и там установлены пункты автоматизированного проката велосипедов, но для пользования ими необходимо приобрести специальную карту в специальном офисе на специальных условиях – короче, геморрой.

На площади Тбилиси мне удалось найти дешёвую, из времён застоя, пивнушку. Кружка Натахтари стоит 1 лари, притом, что в магазинах бутылка такого пива ценится в 1,6 лари. Загадки грузинской торговли. Там же милейший парень Вано настойчиво предлагал мне запивать пиво его кофеем. «А у нас принято»©.
От Батуми до Турции можно добраться на маршрутке с автовокзала на ул. Маяковского. Есть регулярные рейсы до Хопы, Ризе, Трабзона – всё это едет с утра, туда же после обеда () заезжают проходящие автобусы турецких компаний. Есть вариант дешевле: доехать до Сарпи на городской маршрутке (отправляется с площади Тбилиси – пересечение Чавчавадзе и Церетели), перейти границу, закупившись в дьютике всем необходимым и далее сесть на турецкую маршрутку или напроситься в выезжающее автотранспортное средство.
Я поехал на маршрутке. Стоит 1,5 лари, в пути 30 минут. Довозит до самого пограничного терминала – это конечная. Несмотря на то, что содержимое маршрутки дружно вливается в пограничный терминал, больших очередей к окошкам нет. Грузинские пограничники работают быстро, вопросов не задают вообще, при этом улыбаются. Рядом со мной в основном местные – едут в турецкий Сарп за покупками – цены по ту сторону границы несколько дешевле, чем в Батуми. Сразу после окошек грузинский дьютик, где я обмениваю ненужные более грузинские лари на ещё как необходимые товары народного потребления (они же первая помощь при переохлаждении, дурном настроении, отсутствии коммуникации). Цены чуть дороговатые для дьютика, выбор средний. На турецкой стороне дьютик выглядит посолиднее, но мне он уже не интересен: снявши голову по волосам не плачут. Турецкая граница, как всегда, рада любому входящему. И званному и незваному, особенно иностранному: вещи не смотрят, вопросов не задают, сотрудник службы штампует паспорт, не поднимая головы - это только в России крепостной не должен гулять где вздумается.
На турецкой стороне множество такси, маршрутки. Последние только до рынка Сарпа, где мне делать нечего, такси не беру из принципа. В итоге стал проситься в выезжающие машины. Меня подвезла русская семья: отец, дед и сын, которые направлялись в Трабзон на празднование нового года. Путь проходит через деревушку сплошь состоящую из торговых палаток. Трикотаж и обувь, кажется, застилают весь горизонт. Но, вот, мы выезжаем на дорогу, и она несёт нас вдоль берега Понта. Справа море, по которому Ясон с сотоварищами несли западную цивилизацию в отсталые массы горцев. Море большое, малахитово-голубое, без малейшего намёка на черноту. В Хопу мы добираемся минут через тридцать. Автостанция находится рядом с трассой, на дальней от Грузии оконечности города – я вышел чуть раньше и, эх, ноги мои ноги, пришлось около километра работать ими. В Хопе берег занят автострадой, по другую сторону которой всё те же лавки и магазины. По-русски тут уже не говорят, впрочем, как и по-английски. Максимум, что мне удалось добиться от менеджера офиса торговой компании, промышляющей древесным углём (между прочим сибирским) – нескольких восклицаний вроде Россия – хорошо и Россия – друг. И те на турецком.
Дорога от Хопы до Юсуфели петляет между скал и очень живописна. Она проходит мимо самой высокой гидроэлектростанции в Турции (Деринер), изобилует положенными в скалах тоннелях и мостами над пропастью. Дорога активно строится: подвешенные над пропастью виадуки и просверленные машинами скалы производят впечатление фантасмагорическое. Турки вообще очень стремительно облагораживают эту гористую местность. Так дороги часто не уступают по качеству европейским.

Вскоре ущелья сменяются плато и дорога очень напоминает родную Сибирь. Холодно, кстати, тоже совсем по-сибирски
«Я ехал по узкой долине, окружённой горами. Вскоре увидел я Карс, белеющий на одной из них».

Автобус зарулил прямо в центр Карса. Обычно междугородние автобусы останавливаются на автостанциях (Otobus terminal), расположенных на окраине населённых пунктов, от которых до центра курсируют сервисы – маршрутки, обслуживающие пассажиров конкретной автобусной компании. Впрочем, можно садиться на любую – билеты не проверяют. Сервисы бесплатны.
Карс мал, холоден и пахнет дымом. Гостиницы тесняться в центре, имеют старинные, как их интерьеры, традиции европы х. Хостелов или просто «бюджетного» жилья я разыскать не смог. Но турецкие цены – сказка на ночь. Мой уютный сингл с ванной, кондиционером, телевизором времён дедушкиной молодости, завтраком и франкоговорящим администратором обошёлся мне в 40 лир за ночь.
Подобно АС, я немало промёрз, хотя и не ждал под проливным дождём медлительного часового, проверяющего мои документы. И, тем не менее, выяснив у администратора где находится ближайший хамам, «велел вести меня прямо в бани».
Настоящий турецкий хамам, тот самый, рассчитанный не на туристов, а на удовлетворение нужд турецкого пролетариата, располагался в подвале дома на окраине Карса. Посетителей было мало, как вариант, по причине буднего дня. Порядок такой: подходишь к стойке администратора и жестами объясняешь, что тебе не хватает душевного тепла. За то тебе указывают на кабинку для раздевания, представляющую из себя комнату с вешалкой, тумбой и кушеткой, почему-то застланной ковром. Комплект полотенец уже там. Облачаешься и вперёд. Хамам никак не старше пятидесяти лет отделан мрамором, в центре залы большая плита для лежания, по бокам многочисленные кабинки для мытья с каменной чашей и кранами, воду из которой черпаешь прикреплённым тут же медным ковшом. Хамам русским баням не чета: чтобы хорошенько разогреться, я выливаю на себя несколько ковшей горячей воды и ложусь преть на подогреваемую из-под низа плиту посреди залы. Тепло приятно расслабляет, где-то в кабинке для мойки плещутся турки, а у меня над головой нависает сводчатый потолок из бетонных плит, часто покрытый каплями конденсата. Окружающее так естественно вписывается в моё понимание комфорта, что кажется я не я, а, какой-нибудь, младший писарь при канцелярии визиря. Минут через пять является массажист Хасан. Он осуждающе указует на небрежно накинутое на причинное место полотенце и жестами объясняет чтобы я отправился в кабинку для мытья и предстал пред ним чистый душой и телом, непременно обернутым фирменным в красно-белую клетку полотенцем.
После процедур суетливый служка подаёт мне свежие полотенца, и я восседаю в глубоком кресле и медленно смакую чай из турецких мензурок. Толстый почти лысый, с седым загривком, администратор на правах хозяина ведёт со мной любезный разговор на турецком, твердит про какой-то барбакан, на котором четыре дня добирался до Москвы, которая есть большая, красивая и дружба. Наше общение собирает вокруг себя немногочисленных посетителей. Заинтересованные диковинным гостем, они слушают с вниманием, хотя не понимают ни слова.
Хамам облегчил мой бумажник на 23 лиры. Сумма эта составлена из входного билета, услуг массажиста и трех мензурок чая. Что ж, совсем не много. Далее фотографии старинных полуразрушенных турецких бань, одну из которых вполне мог посетить АС.

«Поутру пошёл я осматривать город». Изначально армянский город, Карс был захвачен сельджуками в 11 веке. Следы первых хозяев сохранились в городе до сих пор - так многие мечети представляют из себя перестроенные армянские церкви. Крепость располагается на неприступной скале. Вслед за АС, осматривая укрепления, «я не понимал каким образом мы могли овладеть Карсом». Даже прогулка по мощёной дороге от подножия холма до ворот крепости заставляет сердце прибавить несколько лишних ударов пульса, а уж карабкаться к ней по хорошо простреливаемой местности под огнём турецких орудий – это то ещё геройство. Притом, что с оставшихся сторон крепость защищена многометровой почти вертикальной скалой.

На другой день я выехал в Эрзурум. Дорога от Карса заняла пять часов, включая получасовую остановку на обед, по турецкой традиции, совершённой за каких-нибудь тридцать километров да места назначения. Эрзурум, который Пушкин настойчиво именовал Арзрум, отвергая все иные его названия, расположен на высоте метров над уровнем моря и является одним из наиболее холодных мест зимней Турции. Градусник на автостанции фиксировал °С.
Эрзурум значительно крупнее и развитие Карса, но западная цивилизация проникла в него не вполне, и хостелов в нём всё ещё нет. Снова пришлось жить по-буржуйски: в сингле за 45 лир в сутки (сбить цену больше, чем на пол червонца не вышло – администратор оказался неумолим, как хохол за прилавком). Но я не расстроился – ведь и Александр Сергеевич жил совсем не в казарме, а во дворце сераскира, который, к сожалению, до наших дней не сохранился. Как не сохранился и гарем, чьих обитательниц по указанию генерала Паскевича навещала разбитная компания поэта Пушкина и графа Абрамовича.
Город возник вокруг Римской крепости 4 века, но корни его истории прорастают гораздо глубже: через времена Великой Армении, древнего государства Хайаса вплоть до второго тысячелетия до н.э. При Пушкине население составляло порядка тысяч жителей, теперь город наполнен тысячами их потомков.
В нравах значительных изменений также не произошло. Ещё в Батуми сердобольный менеджер автобусной компании предупреждал меня быть поосторожнее с обитателями восточной Турции, утверждая, что цивилизация пришла к ним только двадцать пять лет назад. Так в восточной Турции до сих пор проблема с пониманием иностранных языков. Местные не разумеют по-английски ни общепринятых названий, ни счёта. Небольшое исключение составляют лишь менеджеры гостиниц.
Автомобилей на улицах не много, но, внимание, чтобы ориентироваться в дорожном движении Турции, тщательно изучите обязанности пешеходов и права водителей. Светофоры, по мнению местных, существуют только для автомобилей, пешеходные переходы не существуют вовсе. Зато дорогу можно перебегать где заблагорассудится, и, если повезёт выжить, стоящий рядом полицейский даже не направит на вас упрекающий взгляд.

Вечереет. Т.е. самое время подкрепиться. Общепита в Эрзуруме предостаточно. Причём, как и в Карсе, маленькие кафешки с домашней едой позиционируются чуть не ресторанами. У дверей посетителей встречает мальчик швейцар, официанты сплошь в жилетах, повязанные белоснежными фартуками, за угловым столиком непременно восседает важный осознанием своей солидности менеджер со счетами или газетой. Первое, второе и компот (если вы будете способны поглотить такое количество еды – порции немаленькие) обойдутся в среднем в лир ( рублей). Айран в Турции восхитительный. Также в Эрзуруме немало кондитерских и кофеен, где подают традиционный турецкий кофе.

Ночью в переулке, куда выходили окна моего номера произошло собрание воинственно настроенной молодёжи. Пол сотни парней вывалили на улицу из кофейни, один из них принялся выкрикивать лозунги, собравшиеся вторили ему с возбуждением не меньшим. Покричав с минуту, группа молча вошла обратно в кофейню. Вот бы наши цветные революции были такими мирными.

«Арзрум славится своей водой». Действительно, источники и фонтанчики во множестве рассыпаны по всему городу. Вода в них сладковато свежая, но студёная до боли в зубах.

Одной из основных достопримечательностей города считается здание медресе с двумя минаретами (Чифте Минарели). Это религиозное училище, построенное в конце 13 века. Уже в 17 веке оно утратило своё прямое назначение, превратившись в оружейную мастерскую, а во времена Пушкина в нём располагался арсенал. Минареты построены из глазированного кирпича и в высоту имеют 26 метров. Фасад здания украшен изразцами. Сразу за медресе расположены магометанские мавзолеи, о которых АС отметил, что «в них нет ничего изящного: никакого вкусу, никакой мысли…».

Через дорогу от медресе, на возвышении располагается цитадель. «Мы подъехали к крепости, куда входила наша артиллерия». Крепость Эрзурума не производит того величественного впечатления, какое оказывает на путешественников крепость Карса. Стены её несколько толще, но сама она существенно уступает первой и по размеру, и по ландшафтной защищённости.

Вход в крепость требует покупки билета, впрочем, плата довольно символична и имеет целью скорее не допускать внутрь праздношатающуюся местную молодёжь, нежели подразумевает получение выгоды. Внутри крепости сохранилась мечеть Лала-Паши, постройки 12 века. Простая и суровая, как дух турецкого воинства. Во времена её функционирования на полу были расстелены ковры, в остальном же заметных изменений, я думаю, не обнаружил бы даже Пушкин.

В углу цитадели, прямо над крепостной стеной высится башня с часами, бывшая когда-то колокольней армянской церкви. На верх башни, где висит колокол с вырванным на всякий случай языком, ведёт тесная спиральная лестница. Этажом ниже расположена площадка с часовым механизмом.

Пушкин передаёт слова путешественника, который утверждал, что из всех Турецких городов «в одном Арзруме нашёл он башенные часы, и те были неисправны». В этом отношении турки проявляют недюжинное постоянство: механизм, заменённый уже после Пушкина, поворачивает стрелки на своё усмотрение и пренебрегает всеми наличествующими на Земле часовыми поясами.

Я стою на верхней площадке башни и слушаю сквозь шуршание ветра, как в урочный час седой муэдзин напевно читает священные суры Корана. Звук из динамиков мягко стелется в пространстве, опускается на заснеженные крыши домов окрест. И только одна песня затихает, эхом вторит ей минарет в другой части города. В час сумерек жителей на улицах немного, разве попадётся запоздавший на вечерний намаз муслим, толстый, неуклюже выгибающий короткие ноги, по направлению к мечети. В густеющем муаре вечера разливается успокоение, и Эрзурум становится уютным, тёплым и необъяснимо своим.