Меня Пожалуйста А Просто Грабануть Казино Нельзя

Неотмечаемый квест Fallout: New Vegas
Команда слабоумных наёмников

Предыстория[]

Выполнив квест «Город, который мне нравится», Курьер найдёт нового шерифа для города Примм, после чего жители покинут казино «Викки и Вэнс» — своё временное убежище — и вернутся в свои дома. Однако, казино не возобновит свою работу, а слух о новом шерифе дойдёт не до всех обитателей Мохаве.

Описание[]

Курьер, встретившись с тремя головорезами и их предводительницей — Лейлой, должен любым приемлемым для него способом разобраться с ними.

Задачи[]

Квест не имеет задач или стадий. Курьер, в зависимости от выбора веток в диалоге, может:

• Откупиться от головорезов за или 50 крышек.
• Используя навык «Красноречие» нейтрализовать конфликт и убедить Лейлу с головорезами уйти.
• Убедить их уйти, не используя навык, за счёт выбора правильной последовательности в диалоге.
• Атаковать их и убить, выбрав нужную ветку в диалоге или отказавшись платить.

Подробное прохождение[]

Войдя в казино «Викки и Вэнс» спустя два дня после наведения порядка в Примме, Курьер обнаружит, что казино по-прежнему не работает. Отойдя от двери на пару шагов^[3], он услышит грубый окрик сзади — девушка в сопровождении троих громил объявит ему, что теперь казино принадлежит им. Она потребует с Курьера деньги, крышек, за право уйти. Лейла примет и 50, если Курьер посетует на свою бедность.

При желании поговорить, Курьер сможет выяснить, что головорезы на самом деле бывшие солдаты НКР, дезертиры, бежавшие из армии в страхе перед угрозой Легиона. Этот страх гонит их дальше, в Нью-Ханаан — они считают, что там более безопасно. Выслушивая Лейлу и правильно подбирая выражения, Курьер сможет без лишних затрат и уговоров («Красноречие» 30) убедить дезертиров уйти.

Не считая, что общение с дезертирами стоят времени Курьера, а уж тем более не желая откупаться от бандитов, он может атаковать их, выбрав соответствующие ответы в диалоге.

Завершающий этап[]

После того, как конфликт будет исчерпан, через пару-тройку дней казино «Викки и Вэнс» откроется и снова возобновит свою работу, а Курьер может попытаться обыграть казино.

После выполнения квеста появляется возможность ограбить казино — все предметы, кроме кассовых аппаратов и сейфов в помещении денежного хранилища, станут ничейными^[4], а карма будет падать только за опустошение кассовых аппаратов и сейфов внутри хранилища.

Заметки[]

• Последовательность фраз в диалоге, для решения конфликта без использования денег и навыка: «Вы дезертиры?» → «Думаю, я тебя понимаю.» → «Почему бы вам просто не сдаться?» → «Думаю, НКР не особо любезничает с дезертирами.» → «Вам лучше бежать и залечь в безопасном месте.»
• Примм-Слим никак не реагирует на стычку с Лейлой и её головорезами.

Баги[]

Примечания[]

Chapter Text

Maniac находился в северо-западной части города: одинокое здание, со светящимся зеленым знаком-названием. За последние недели Феликс смотрел на него так долго, что иногда, закрывая глаза, чтобы уснуть, видел его под веками. Он был включен, несмотря на то, что солнце только начало садиться. Феликс укрылся в тени в переулке напротив клуба, стараясь на него не смотреть.

Ему еще предстояло попасть внутрь. Ночью там было слишком много людей, чтобы ему было комфортно, и, кроме того, у него больше не было удостоверения личности, так что он никак не мог доказать, что ему вообще можно туда войти. Он попытался один раз, днем, уговорить персонал, готовящийся к вечеру, но не обладал мастерством намеренно очаровывать людей, или, возможно, они просто с подозрением относились к людям, которые пытались попасть внутрь и поговорить с их боссом. “Если вы дадите нам свою контактную информацию и скажете причину, по которой хотите с ним поговорить, мы передадим ему,” — сказали они, с недоверием глядя на него, и Феликс не мог этого сделать, и ему пришлось просто уйти не сказав ни слова.

Он решил обратиться к плану C, который заключался, по сути своей, в слежке. Он им не гордился; на самом деле, он его ненавидел, потому что, наблюдая за клубом ночь за ночью, он вспомнил о том, как кто-то мог с легкостью следить за ним, и он не мог об этом узнать. С какой легкостью за ним и следили, пока он не научился постоянно находиться в движении. Время, которое он провел рядом с клубом Maniac, было самой долгой его рутиной за последние шесть месяцев, и это начинало его беспокоить. Будет опасно, если он позволит этому растянуться еще дольше.

Небо над ним медленно темнело. Перед входной дверью человек из персонала устанавливал барьеры, которые отделяли бы прохожих на улице и людей, ждущих своей очереди, чтобы войти. В этот час здесь не было много людей, но позже их будет гораздо больше. Эта улица была полна ночных клубов и баров, а район был достаточно приличным, чтобы привлекать в основном студентов и молодых профессионалов лет двадцати-тридцати, готовых потратить лишние деньги на коктейли, чтобы избежать угрозы скрытого насилия, творившегося в других частях города. Такие люди не придавали разницы дням недели: Феликс видел здесь столько же людей, ждущих, чтобы войти внутрь, в понедельник, сколько и в пятницу.

Его аллея выходила в узкую служебную улочку, уходящую за клуб, где сейчас открывалась задняя дверь. Мужчину, вышедшего наружу, Феликс видел выходящим из двери для персонала уже несколько раз, но он никогда не был одет в форму работников клуба: полностью черную, с названием клуба на груди в таком же зеленом цвете, как и знак снаружи. Он всегда был одет в повседневное, и персонал, казалось, подчинялся ему, внимательно слушая все, что он говорит. Феликс не думал, что это Крис — не могло быть, чтобы такой человек ходил по улице без хоть какой-нибудь охраны. Но, судя по всему, этот человек напрямую подчинялся Крису.

На мужчине, вышедшем из клуба, была кожаная куртка, и руки он держал в карманах. Он не выглядел особенно высоким даже издалека, но двигался так, что в нем читалась сила. Он повернул налево и пошел вдоль по улице с уверенностью человека, который точно знал, куда шел. Феликс бросил взгляд на дверь, снова закрытую, и за долю секунды принял решение, о котором надеялся не пожалеть. И после, тоже, покинул свою аллею.

За последние месяцы он научился мастерству сливаться с пространством. Это было непросто: когда он высветлил волосы до того состояния, что боялся, что они просто выпадут, но он понимал: это было необходимостью. В основном, теперь он знал, это мастерство заключалось в том, чтобы выглядеть так, будто ты на своем месте, но не настолько, чтобы тебя замечали. Если выглядеть скрытно или казаться взволнованным, то всегда можно привлечь к себе взгляды. Он совершил эту ошибку в первые недели, когда ездил на автобусе в разные части города, пытаясь оторваться от кого угодно, кто бы его преследовал. Оставалось только избегать встречаться взглядами с людьми вокруг. В этом он был особенно хорош. Он двигался, неприметно и осторожно, вниз по улице, по пятам следуя за мужчиной, который помогал управлять клубом.

Несмотря на всю практику последних месяцев, он все равно был удивлен, что не попался. Как бы он ни был хорош, он не проверял своих навыков на том, кто ожидал бы, что за ним могут следить. Он видел, как мужчина оглядывается, проверяет, не идет ли кто-то за ним, но Феликс, судя по всему, достаточно хорошо скрывался в тени, чтобы остаться незамеченным. Феликс следовал за ним по улицам в его запутанном, сложном пути, пока мужчина не обернулся в последний раз и не исчез в узкой аллее между двумя зданиями, одно из которых было почти разрушено.

Феликс остановился, оглядывая другое здание. Оно выглядело так, будто им не пользуются, свет и внутри, и снаружи почти не горел. На первом этаже раньше был магазин, окна которого теперь были разбиты. На втором этаже висела старая вывеска парикмахерской без нескольких букв и со слезшей краской. Выше был компьютерный клуб; на вывеске желтым цветом горела одна буква, явно говоря о том, что место было закрыто. На верхнем этаже не было никаких знаков.

С передней стороны здания светились только несколько окон на третьем этаже, в компьютерной комнате. Феликс снова оглядел аллею и ее абсолютную черноту и взглянул обратно на переднюю дверь здания, которая, должно быть, вела на лестницу. Она была металлической: необычно для таких зданий, в которых входные двери были обычно стеклянными. Он не мог быть уверен, что ждало его в конце пути, по которому шел мужчина из клуба, но когда он попробовал открыть дверь, та была даже не заперта. Это, осознал он, должно быть, вход для их клиентов.

Феликс полностью раскрыл дверь — она оказалась настолько тяжелой, что это было непросто — и вошел в здание. Перед ним не было ничего, кроме серого бетона и пыли по углам. У стены в ряд стояли почтовые ящики, названия всех организаций, раньше занимавших здание, стерты с табличек. Почтовые рассылки, пожелтевшие от времени, были напиханы внутрь. Кто бы ни решался войти сюда, чтобы положить все это, явно перестал делать это уже давно.

Он поднялся по лестнице; его шаги раздавались эхом. Он прошел заброшенную парикмахерскую, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Он обернулся и увидел мужчину из клуба, поднимающегося за ним, крепко держа в руках пистолет, направленный на Феликса.

Феликс медленно поднял руки вверх.
— Пожалуйста, не стреляй, — произнес он.

— Ты кто, блять, такой? — сказал мужчина, медленно поднимаясь вверх и хмуро глядя на Феликса.

— Феликс, — Феликс сдержал порыв сделать шаг назад, крепко прижав стопы к полу. В конце концов, не впервые на него направляли пистолет, и даже не впервые он был реальной угрозой, но что-то в этой ситуации казалось особенно опасным. — Я здесь, чтобы поговорить с- Крисом. О, э-э. О задании, — если Крис вообще был здесь, если это не оказался еще один тупик.

На него взглянули, приподняв бровь.
— Мы не работаем по заказам с улицы, — сказал мужчина, и феликсово сердце пропустило удар. Ему наконец удалось. — И как, черт возьми, ты вообще нас нашел?

Феликс решил, что лучше ему не отвечать на последний вопрос
— Прошу прощения, — сказал он. — Я записался бы, если бы знал, как.

Мужчину, направлявшего на него пистолет, это не убедило. Он смотрел на Феликса так, будто думал, что тот над ним насмехается, хотя Феликс ничего подобного не делал. Он не посмел бы, только не сейчас. Спустя пару секунд, что они просто смотрели друг на друга, мужчина двинул рукой с пистолетом.
— Сними рюкзак и брось на пол, — произнес он. Феликс мгновение поколебался, прежде чем последовать приказу и бросить рюкзак на пол. Он надеялся, что ему его вернут. Внутри было все, что он сейчас имел и хотя этого было немного, он не хотел пытаться выживать без этого.

Пистолет снова двинулся. Это, Феликс понял, было приказом повернуться. Он сделал это, и секунду спустя почувствовал, как рука, сильная и тяжелая, легла ему на плечо, а дуло пистолета вжалось в поясницу. Он замер.
— Ладно, — сказал мужчина, теперь очень близко к нему. — На третий этаж. Без лишних движений.

Феликс дрожаще кивнул — единственное движение, которое ему было комфортно сделать — прежде чем продолжить подниматься по лестнице, более неловко теперь, когда его держали вот так. Лестничная площадка на третьем этаже была единственной освещенной: свет проникал сквозь приоткрытую дверь компьютерной комнаты. Феликс, убедившись, что может, сделал шаг внутрь.

Помещение оказалось не похоже ни на одну из компьютерных комнат, которые Феликс видел раньше, но в последние месяцы он бывал в подобных местах самого худшего сорта, таких, где никто не был против, если бы он остался на ночь. Здесь, в первую очередь, быль заметно мало компьютеров: лишь пара рядов вдоль стены прямо напротив Феликса, — большинство из них были выключены. За единственным включенным компьютером сидел парень, спиной ко входу и с натянутым на голову капюшоном. Феликс не мог разобрать, чем он занимался, но его мышь яростно щелкала.

Большая часть комнаты была занята стоящим прямо посреди нее бильярдным столом, на которым была на середине брошена игра; яркие цветные шары были разбросаны по всей поверхности. За ним стоял автомат для игры в Dance Dance Revolution, выключенный, как и компьютеры. Вдоль стены, в которой располагалась дверь, раньше, должно быть, была стойка администратора, а теперь — что-то вроде барной зоны. Позади стойки были полки с алкоголем, а перед ней стояло несколько барных стульев. На одном из них сидел еще один парень, который бегло взглянул на Феликса, когда тот вошел, а затем вскинул взгляд во второй раз и вскочил на ноги. Телефон, который он держал в руках, с грохотом упал на стойку.

— Хён, — сказал он мужчине, продолжавшему подталкивать Феликса в комнату, все еще упирая дуло пистолета ему в спину.

— Ага, — ответил тот. — Я знаю. Чонин-а. Чонин-а!

— Он в наушниках, подожди секунду, — сказал тот, что сидел в телефоне. Он прошел через комнату к тому, которого звали Чонином, каким-то образом не оторвав от Феликса взгляда. Он коснулся плеча Чонина, а потом потянулся вперед и отключил ему монитор.

— Хён! — вскричал Чонин, оборачиваясь, явно намеренный высказать нарушителю своего спокойствия все, что было у него на уме, но, когда он увидел Феликса, неподвижно стоящего у входа, его глаза расширились. Он скинул с головы капюшон толстовки и вместе с ним — наушники, надетые под него. — Кто это? — спросил он.

— Это Феликс, — пистолет еще сильнее уперся в феликсову спину, и он прошел вглубь комнаты, теперь оказавшись рядом со столом для бильярда и дальше от двери. — Чонин, сходи и возьми его рюкзак, хорошо? Он на лестнице. Принеси его сюда.

Чонин медленно кивнул и поднялся на ноги. Проходя мимо Феликса, он окинул его любопытным взглядом, и Феликс осознал, что он был юн, младше него самого, но немного выше и с черными волосами, обрамлявшими лицо. Он выскользнул из двери, и как только он ушел, мужчина с пистолетом сказал другому:
— Обыщи его.

Тот кивнул. Он тоже выглядел юным, примерно одного возраста с Феликсом, и это немного удивляло. Его волосы тоже были темными, сбритые по бокам, а его лицо казалось дружелюбным, хотя он и смотрел на Феликса с большим подозрением. Феликс вытянул руки вперед, не заставляя никого просить себя, и стоял смирно, пока его тщательно ощупывали. Находить было нечего, пока рука не скользнула в задний карман его джинсов и не вернулась с флешкой, которую спрятал там Феликс.

К этому моменту Чонин вернулся и уже стоял в дверях, сжимая в руках рюкзак Феликса. Мужчина с пистолетом, все еще не сводя его с Феликса, произнес:
— Чонин, обыщи его рюкзак, убедись, чтобы там не было жучка, или пистолета, или чего еще. Джисон, дай мне это.

Джисон послушался и бросил флешку мужчине, с легкостью поймавшему ее. Феликс проследил за ней взглядом, сдерживая внутри желание протестовать. Он не мог спорить, не объяснившись, и не хотел пока этого делать. Но смотреть, как его флешка исчезает в чужом кармане, было больно. Если они откажутся от его задания, но оставят ее себе, он не будет знать, что ему делать.

Джисон продолжил осматривать его, крепко проводя руками по его икрам, явно ища скрытое там оружие. Там ничего не было. Чонин рылся в его рюкзаке, вынимая те несколько предметов одежды, которые Феликсу удалось найти с того момента, как он сбежал из дома; одежды было немного, и почти вся она нуждалась в стирке, но ему не удалось найти прачечную, в которой ему было бы достаточно спокойно остаться на то время, которое нужно, чтобы постирать вещи. В его сумке больше ничего не было, кроме-

Чонин вынул поварской нож, который Феликс хранил обернутым в остатки свитера, который был на нем в тот последний день. Чонин развернул ткань и неуверенно взглянул на лезвие в своих руках. Нож был острым, Феликс проверял, невероятно острым, несмотря на то, что был предназначен, предположительно, для резки овощей.
— Э-э, Чанбин-хён, — произнес Чонин.

Чанбин, мужчина с пистолетом, обратил на него взгляд и проговорил:
— О, черт, Чонин, ладно, положи это, — Чонин так и сделал, осторожно. Чанбин повернулся к Феликсу. — Почему ты носишь в рюкзаке нож.

— Почему ты носишь с собой пистолет, — ответил Феликс, весьма резонно, по своему мнению. — Честно, это было лучшим оружием, какое я мог найти в короткий срок, — на самом деле, он украл его в магазине в более опасном районе, где работники магазинов с куда меньшей вероятностью обратили бы внимание на то, что кто-то ворует. Ему еще не довелось использовать его, и он был благодарен за это, сжимая его в руке, когда пытался уснуть.

Джисон нашел деньги, которые он запрятал в левом носке. Он вынул их, просмотрел и сунул обратно. Феликс попытался не обмякнуть от облегчения. После Джисон выпрямился.
— У него нет ничего, кроме флешки, — произнес он.

— И здесь тоже ничего больше, — отозвался Чонин. Он отложил рюкзак в сторону, теперь открывая феликсов кошелек. Феликс надеялся, что он тоже оставит деньги, лежавшие там, в покое. Там было едва ли больше, чем в его носке, но это были единственные его деньги теперь. Было бы куда страшнее потерять их, чем флешку, если задуматься об этом. Но Чонин не обратил на деньги никакого внимания, вместо этого глядя на пустое отделение для карт. — Удостоверения нет.

— Я потерял его, — сказал Феликс. На деле, он выбросил его в мусорку в элитном супермаркете и не смог позволить себе восстановить его. Им этого знать было не нужно.

Чанбин вздохнул и наконец-то, к счастью, опустил пистолет.
— Чонин, не мог бы ты сказать Сынмину, что здесь не о чем беспокоиться, — Чонин кивнул и снова выбежал из комнаты. — Джисон, жди здесь и убедись, что никто нас не потревожит. Ты- — Феликса снова схватили, на этот раз — крепко сжав за локоть, — иди за мной.

Он провел Феликса через дверь в задней части комнаты, рядом со столами и компьютерами. Она вела в узкий коридор с еще четырьмя дверями, по две с каждой стороны. Мужчина постучал в дальнюю левую и позвал,
— Хён, тут хотят тебя увидеть.

Короткая пауза, и после — приглушенный ответ.
— Чего?

Чанбин отпустил Феликса и открыл дверь, жестом показывая ему войти. Феликс послушался, неуверенный, чего ему ожидать, учитывая, какой необычной была компьютерная комната. Это помещение, однако, было похоже на обычный офис, только точно также странно обставленный, как и прошлая комната. Здесь было одно окно, высоко под потолком, так что большая часть света шла от лампочки. К стене под окном был придвинут диван, накрытый яркими цветными одеялами. У соседней стены стоял стол, большой и крепкий, с компьютером и двумя мониторами и планшетом на подставке. За столом сидел тот, кто, как полагал Феликс, был Крисом.

Крис оказался куда младше, чем Феликс ожидал. Может, это не должно было его удивить, учитывая, какими молодыми были остальные парни здесь, но это сильно его удивило. Он ожидал мужчину возрастом своего отца, сурового и холодно-свирепого. Но Крис, по крайней мере, на первый взгляд, казался гораздо более- человечным. Он был красив, даже хмурясь, глядя на дверь. На нем был свитер с двумя разрезами у вытянутой линии шеи, едва приоткрывавшими ключицы; он поднялся на ноги. На его переносице сидели очки в золотой оправе, а волосы, казалось, не расчесывали уже пару дней. И все равно — он был красив.

— Чанбин, — произнес Крис. Он глядел на Феликса с таким выражением лица, которое было совершенно нечитаемо. — Кто это такой?

— Феликс, — ответил Чанбин. — Он вошел через переднюю дверь, которая почему-то была открыта. Сынминовы сигнализации просто ебнулись, но, думаю, хорошо, что теперь мы знаем, что они работают. Ты, садись, — добавил он Феликсу, указывая на стул, стоявший у стола, твердый, выглядевший неудобно. Феликс сел; он и правда оказался неудобным. — Он говорит, что пришел поговорить о задании.

— О задании, — повторил Чан. — Каком задании?

Это было обращено к Феликсу. Тот раздумывал о том, чтобы выбрать слова помягче, но решил просто сказать это сразу.
— Я хочу нанять вас, чтобы вы ограбили Мэгпай, — произнес он.

Нечитаемое выражение на лице Криса треснуло, на пару мгновений сменившись шоком. Он медленно сел.
— Ты хочешь ограбить Мэгпай, — повторил он, почти монотонно.

— Да, — сказал Феликс.

— Дружище, вставай в очередь, — сказал Чанбин, обходя его и вставая сбоку от стола. — Черт, да мы бы бесплатно это сделали, если бы могли. Что именно тебе вообще нужно украсть?

Это было самым сложным- ну, подумал Феликс. Это было одной из самых сложных частей.
— Я хочу, чтобы вы обчистили Блэкберд, — произнес он, как только мог безэмоционально.

Шокированное молчание теперь повисло дольше; оба смотрели на него, слегка приоткрыв рты. Расслабленная незаинтересованность полностью исчезла с лица Чанбина. Чан хмуро выпрямился в кресле. Теперь он смотрел на Феликса иначе, оценивающе. Наверняка раньше он не воспринимал его всерьез, и наверняка все еще так и было, но теперь он понимал, что Феликс относится к этому серьезно.

— Да ты просто поехавший, — проговорил Чанбин. “Теперь уже наверное,” — подумал Феликс. — Это невозможно. Ты шутишь?

— Нет, — сказал Феликс. На самом деле, он никогда в жизни не был так серьезен, хотя ни один из них этого не знал. — Почему это невозможно? Что вам нужно, чтобы сделать это?

— Ничего, потому что это не получится, — ответил Чанбин.

— Информация, — перебил его Крис. Теперь он пристально смотрел на Феликса. Он казался таким человеком, который полностью вовлекался в разговор, внимательно слушал говорящего. Если это было притворством, Крису оно отлично удавалось. — И деньги, но в основном — информация. Никто, кто там не работает, не знает, как устроено это место, и никто, кто там работает не станет нам об этом рассказывать. Только если им не нравится ходить без пальцев.

— Если вам нужна информация, — сказал Феликс, — у меня она есть, и я готов отдать вам ее, если вы пообещаете выполнить мое задание. Вы можете оставить себе большую часть денег, я хочу только то, на что смогу- выжить.

— И откуда у тебя информация на него, — подозрительным тоном, показавшимся Феликсу наигранным, спросил Крис.

Феликс выровнял голос, постарался вспомнить как звучал все те разы, что он репетировал это у себя в голове, пробовал произносить эти слова в общественных туалетах все те дни, что вели к этой встрече.
— Я работал на него, — сказал он. — Раньше я работал на Блэкберд в закулисье, в команде технарей. У меня был доступ к информации, которую знали немногие.

Энергия в помещении обострилась, стала еще неприятнее, чем была. Он знал, что так случится в тот самый момент, как он признается, что работал на Ли Джерима. Теперь шанс, что они доверятся ему, стал еще меньше, но у него не было иного объяснения тому, откуда он взял эту информацию. Скажи он правду, они точно бы ему не поверили. Учитывая то, как они отреагировали, когда он появился у их дверей, они явно не собирались доверять ему в любом случае. И неважно, вернут ему его рюкзак или нет, если его все равно просто убьют.

— Ты работал на него, — повторил Чанбин. — Так объясни, как ты сейчас с нами разговариваешь, если, как только что и сказал хён, никто из тех, кто там работает, никогда не станет об этом рассказывать.

Эта часть была довольно сложной; Феликс включал ее в свои тренировки, но все еще не был уверен, что сможет справиться с ней без запинок или, еще хуже, слез.
— У меня была младшая сестра, — сказал он. Его голос, несмотря на всю практику и на все прошедшее время, все еще дрожал. — Она мертва из-за Мэгпай. Так что я не могу больше на него работать, я не буду этого делать.

Чанбин посмотрел на Криса; короткий взгляд, полный значения. Крис все еще смотрел на Феликса, но на его лице появилось что-то новое. Что-то тяжелое, что-то, что говорило — теперь это наконец стало для него таким же реальным, каким всегда было для Феликса.
— Твоя сестра, — пробормотал он. — Почему он убил ее?

— Я не знаю, — ответил Феликс. Это, по крайней мере, было правдой. — Она тоже работала на него, как и я, а потом он убил ее. — Крис издал тихий звук в ответ на это, словно признавая его. — Я ушел, после этого; не мог больше на него работать, очевидно. Я хотел- мести. Я хочу сделать ему так же больно, как он мне. И раз уж деньги — это единственное, что его беспокоит, сюда и нужно бить.

— Так зачем идти к нам, — сказал Чанбин. — В этом городе полно людей, которых можно попросить о помощи, я уверен.

— Потому что у меня не было выбора, — ответил Феликс. — Когда я ушел, он объявил на меня охоту. Я не могу уехать далеко, а задерживаться оказалось- опасно. И я не могу быть уверен, что другие банды просто не убьют меня и не прикарманят деньги.

— Но ты уверен, что мы не сделаем этого? — безэмоционально спросил Чанбин.

Феликс слабо улыбнулся. Чан откинулся на спинку стула.
— Все знают, что вы ненавидите Мэгпай сильнее всех в этом городе, — ответил Феликс. Никто из них особенно этого не скрывал. Они избегали открытого конфликта с Джеримом, но не боялись срывать его сделки или мешать распространению информации. Это всегда приводило отца Феликса в абсолютную ярость, но ему никогда не удавалось их остановить. Он никогда не мог найти, откуда они действуют. — Я не думаю, что вы просто вернете меня назад с улыбкой.

— Это звучит наивно, — сказал Крис.

— Возможно, — откликнулся Феликс. — Но мне больше некуда идти. Мне, буквально, больше нечего терять.

Это было правдой. У него ничего не было, и если они не сделают того, что он просит, у него не останется надежды. Но ни один из них не выглядел убежденным. Чанбин оперся рукой о стол, слишком далеко, чтобы нависать над Феликсом, но поза его все равно была устрашающей.

— Я спрошу еще раз, — произнес он, — потому что не думай, что я не заметил, как ты проигнорировал мой вопрос. Как ты нашел это место?

— Да, мне тоже это интересно, — добавил Крис.

— О, — Феликс предпочел бы и дальше избегать ответа, но он не мог; только не тогда, когда эти двое так на него смотрели. — Я, э-эм. Я проследил за тобой, — он указал на Чанбина. — От клуба. Я ждал тебя. Подумал, может быть, ты работаешь на Криса, так что просто последовал за тобой.

Чанбин шепотом выругался.
— Блять, прямо как чертов Джисон, — сказал он. — Даже не могу теперь винить в этом Чонина. Пожалуйста, скажи мне, что мы не расскажем об этом Минхо-хёну.

— Возможно, — сказал Крис. — Обещаешь в следующий раз быть осторожнее?

— Если так будет лучше, — попытался помочь Феликс. — Я ждал у клуба уже несколько недель.

Лучше от этого не стало, судя по тому как Чанбин и Крис посмотрели друг на друга несколько долгих растянутых секунд. Чанбин поднял бровь. Крис пожал плечами. Чанбин сказал:
— Если ты смог проследить за мной так, чтобы я не заметил, и если ты работал на Мэгпай, ты явно на что-то способен. В чем ты хорош? Умеешь драться?

— Нет, — ответил Феликс. Он годами учился тхэквондо, но, к отвращению своего отца, так и не научился по-настоящему драться. Ему не нравилось то, что он чувствовал, когда кого-то бил, причинял боль собственными руками. Он старался не наносить ударов. Это, он признавал, было проблемой в этом мире. Ненамного лучше он обращался с пистолетом. Он решил использовать нож, но и это тоже не очень ему нравилось. — Я хорош с компьютерами. Я могу пробираться через системы охраны и находить информацию, всякое такое. Еще, — добавил он, немного неувереннее, — я умею делать бомбы.

— Чувак, — сказал Чанбин, явно обращаясь к Крису. — Это может быть полезно. Сынмин такого не умеет.

— Да, работа с компьютерами нам не очень нужна, но взрывчатка? С этим можно работать, — Крис на несколько секунд задумался. Он правда был очень красив, подумал Феликс, тут же задавив эту мысль. — Я хочу кое-что от тебя, — сказал Крис. — Я хочу что-то, что докажет, что ты- что ты говоришь правду.

Феликс кивнул.
— У тебя есть флешка, — сказал он Чанбину, который хлопнул глазами и достал ее из кармана. Маленькая, совсем крошечная, она была той самой причиной, по которой Феликс боялся за свою жизнь последние полгода. — Вы можете забрать ее. Там планы всех этажей Блэкберд. Все тайные ходы, закрытые помещения, все. Еще я знаю, где находится его личный сейф. Большая часть его денег там.

Крис резко выпрямился на стуле. Чанбин положил флешку на стол, так, словно она ударила его током.
— Ты просто отдашь нам все это? — пораженно спросил он.

— Это не может быть правдой, — произнес Чанбин. — Что, черт возьми, реально на этой флешке? Хён, вставь ее, узнаем, что там, — он схватил флешку, протягивая ее Крису, который притронулся к ней так, будто она вибрировала, громко и настойчиво. Чанбин достал из кармана телефон, открыл его и закатил глаза. — Сынмин говорит не вставлять ебаную флешку в ебаный компьютер. Он написал это семь раз подряд, — с огромным раздражением он положил флешку обратно на стол и бросил взгляд в угол комнаты позади Феликса. Когда тот быстро проверил, под потолком оказалась камера. — Видимо, Сынмин проверит ее потом.

— Ладно, — сказал Крис. Он нахмурился на мгновение, а потом снова посмотрел на Феликса. Он был таким молодым, и Феликса испытывал шок всякий раз, когда это осознавал. — Я не буду принимать решение сейчас. Мне нужно поговорить с командой. Почему бы тебе не подождать снаружи с остальными, и я позову тебя, когда буду готов.

Феликс взглянул на него, потом на Чанбина и кивнул. Пока этого было достаточно, хотя его удивляло, что Крис будет это с кем-то обсуждать. Он уже показал больше интереса в том, что говорил Чанбин, чем отец Феликса показывал в чьем угодно когда-либо.

Чанбин снова обошел стол и взял его за плечо, говоря:
— Я выведу его и попрошу Джисона присмотреть за ним. Убедиться, что он никуда не уйдет.

У Феликса и не было планов никуда уходить, но он не стал жаловаться на руку, сжимающую его плечо. Чанбин не был с ним груб, едва ли даже подталкивал, и как только они вернулись в компьютерную комнату, он отпустил его и сказал:
— Джисон, мы скоро вернемся. Присмотри за парнем за нас.

— Есть, сэр, — ответил Джисон. Теперь он лежал на полу, неудобно запрокинув голову и глядя на них. Чанбин кивнул и снова исчез за дверью, ведущей в коридор. Джисон — и Чонин, сидевший на табуретке у старой стойки — посмотрели на Феликса. Феликс взглянул на них в ответ, чувствуя себя неловко и смущаясь сильнее, чем когда-либо за всю жизнь.

Чонин похлопал по стулу рядом с собой.
— Садись сюда, — сказал он, и, за неимением лучшего, Феликс послушался его.

——

Было поздно, когда Хёнджин вернулся домой; на улице совсем стемнело. Большинство фонарей в этой части города больше не работали, так что было легко скрыться в тени. Натянув на голову капюшон, чтобы прикрыть волосы, он слился с темнотой, стал лишь еще одной скользящей тенью. На улице в это время было немного людей, и никто не бросил на него и взгляда.

Он не стал входить через боковую дверь. Он давно больше так не делал — после того, как Джисон показал ему, как забраться по пожарной лестнице. Хёнджин скользнул в аллею, запрыгнул на крышку пустого мусорного бака, который они там держали, и опустил лестницу. Теперь лезть было легко: нужно было лишь забраться на второй этаж и отключить сигнализацию, которую Сынмин установил на все их окна. Он пролез в окно и включил сигнализацию обратно, а потом на носочках прокрался мимо спальни Минхо.

Обычно, когда Хёнджин это делал, Минхо выглядывал из своей комнаты, чтобы проверить, он ли пришел домой или кто-то, кого нужно убить. В первые разы Хёнджин сильно шумел, и Минхо сказал, что это беспокоило даже сильнее, потому что было сложнее понять, кто снаружи. Теперь это было почти игрой: проверять, насколько тихо он сможет пройти по коридору, пробовать обхитрить Минхо так, чтобы тот не услышал. То, что это сработает, он знал, было маловероятно. Минхо был слишком большим параноиком, чтобы упустить что-то подобное прямо за дверью его спальни.

Но сегодня Минхо не вышел, когда Хёнджин крался мимо его двери — что значило или то, что Хёнджин победил, или то, что Минхо в комнате не было. Второе было более вероятно. Он бросил притворяться тихим и протопал к лестнице, чтобы подняться на третий этаж и поговорить с Чаном.

Когда он вошел в дверь в компьютерную комнату, на одном из стульев у их импровизированного бара, устроенного Сынмином, когда они заняли здание, сидел незнакомец. Чонин оказался рядом с ним; он щебетал так радостно и безостановочно, как бывало тогда, когда кто-то ему такое позволял. Незнакомец выглядел подавленным и сбитым с толку: оба этих выражения Хёнджин привык видеть на лицах людей, слушающих Чонина. Чертов Джисон лежал на полу рядом с ними, как дикарь; Хёнджин не стал бы даже ходить по этому полу в носках, не то что лежать на нем.

Джисон держал телефон над лицом, тихо смотря какое-то видео, но бросил его себе на грудь, когда увидел Хёнджина.
— Привет! — сказал он.

— Будешь лежать так на полу — заработаешь стафилококк, — ответил ему Хёнджин. Он сбросил капюшон с головы. Потом обернулся к незнакомцу. — Ты кто, черт возьми, такой?

Незнакомец был, честно говоря, одним из самых красивых людей, которых видел Хёнджин, а он смотрелся в зеркале как минимум трижды в день. Его волосы были высветлены до смерти, достаточно длинные, чтобы их можно было собрать в небольшой хвостик с тонкими, обрамляющими изящные черты, прядями вокруг лица. У него был аккуратный нос, пухлые губы с полной, четко очерченной верхней и самые настоящие веснушки, заметные даже в дерьмовом освещении этой комнаты. Такое лицо Хёнджину хотелось отрезать и вставить в рамку; за такое лицо люди пошли бы на насилие.

— Я Феликс, — сказал незнакомец. — Приятно познакомиться?

— Он будет с нами работать! — радостно сообщил Чонин.

— Возможно, — добавил Феликс. — Ваш босс все еще решает.

— Какого черта, — проговорил Хёнджин. — Почему у тебя такой голос?

— Я курю по двадцать пачек в день с самого рождения, — восхитительно безэмоционально ответил Феликс.

Хёнджин не смог удержаться; он рассмеялся. Краем глаза он увидел, как Джисон садится, повернув голову в его сторону. Он проигнорировал это.
— Ты будешь с нами работать? — спросил Хёнджин, тоже садясь на стул. — Что ты умеешь?

— Э-э, я не уверен, что это навык, — сказал Феликс, — но я умею взрывать вещи.

— Нам такой нужен? — Хёнджин взглянул на Чонина; тот пожал плечами. Иногда было сложно держать в памяти что Чонин был всего на два года младше его самого. Что он был настоящим взрослым. Вокруг него была такая атмосфера невинности, что иногда это казалось насмешкой. Он так редко задавался вопросами о том, что происходило вокруг него, или обижался, когда его оставляли в стороне. Просто принимал все так, как оно было. Он будто бы смотрел на мир и говорил: я знаю, что ты хочешь, чтобы я сомневался во всем и чувствовать бесконечный экзистенциальный кризис, но мне слишком наплевать.

Хёнджину иногда хотелось быть таким же, как Чонин. Но только иногда.

— Еще я хорош с компьютерами, — сказал Феликс. — Программное обеспечение, безопасность и все такое.

— Неплохо, — откликнулся Хёнджин, до семнадцати лет не прикасавшийся к компьютеру и даже сейчас чувствовавший себя так, будто ему показывали гребаные фокусы, когда наблюдал за работой Сынмина. — Ну, у нас один из таких уже есть, но ты знаешь, как говорят. Больше — лучше.

Он подмигнул Феликсу, который на мгновение растерялся. Потом он улыбнулся, медленно, всем лицом. Он был больше похож на человека, когда улыбался вот так.
— Кто, черт возьми, ты такой? — сказал он. — Мне нравятся твои волосы.

— Я Хёнджин. Мне твои волосы не нравятся. Где ты осветлялся, в салоне дочки маминой подруги, которая только окончила курсы?

Феликс прикоснулся к своим волосам, слегка потянул за истонченную прядь. Хёнджин был удивлен, что она не отпала.
— Нет, — сказал он. — Я сам.

— Ну, вышло ужасно, — произнес Хёнджин. Он тоже сам красил себе волосы, в дерьмовой крошечной реорганизованной ванной комнате Джисона на втором этаже. Но он хотя бы знал о тонере и защите от повреждений. — Поверить не могу, что ты так ходишь.

— У нас таких нет, — вдруг сказал Джисон. Хёнджин бросил на него взгляд, но Джисон смотрел на Феликса, не на него. — Сынмин таким не занимается. Бомбами. Ты рассказал об этом Чан-хёну?

Феликс склонил голову набок, словно маленькая птичка. Хёнджину очень захотелось издать умиленный писк.
— Нет, кто это? — спросил Феликс.

— О, — Джисон поморщился. — Э-э. Крис. Ты сказал об этом Крису?

— Да, — ответил Феликс. — Он сказал, мои навыки компьютерщика, скорее всего, не пригодятся, но если я умею делать бомбы, то это можно использовать.

— Да, это точно, — откликнулся Хёнджин. — Может это нам и не понадобится, но мы храним много всего, что нам не нужно, — он взглянул на Джисона, ожидая, что тот засмеется, или согласится, или переведет шутку на Чонина, который или не поймет ее, или притворится, что не понял, но Джисон вместо этого посмотрел на него; видеть на его лице такое напряжение было непривычно. Хёнджин посмотрел на него в ответ, на мгновение поймав его взгляд, а после кивнул в сторону его телефона, лежавшего на полу, все еще тихо что-то проигрывающего. — Выключи, раздражает.

— Ты раздражаешь, — ответил Джисон, что было ровно на том уровне взрослости, которого ожидал от него Хёнджин, но он наклонился и поднял телефон, тыча в экран, чтобы выключить видео.

Не успел он сказать что-то еще, как открылась дверь, и Чан вышел наружу. Он оглядел комнату, проходясь взглядом по их лицам, словно удивленный видеть здесь так много людей. Он улыбнулся Хёнджину так, как делал всегда, когда тот безопасно добирался домой с задания.
— Хёнджин, — сказал он. — Она у тебя?

— Да, — ответил Хёнджин. Он сунул руку в карман и достал карту памяти, за которой его послали; он держал ее между пальцами, но не доставал, не желая показывать Феликсу, хотя инстинктивно ему доверял. — Они нескоро поймут, что она пропала.

— Хм-м, хорошо, — протянул Чан. Его взгляд метнулся к Феликсу, тихо сидящему на табуретке спрятав руки под бедра. Потом он снова посмотрел на Хёнджина. — Убери в сейф в моем офисе. Потом, не мог бы ты сходить вниз и позвать Сынмина? Нам нужно провести собрание на кухне.

Хёнджин коротко взглянул на Феликса и кивнул.
— Понял, — сказал он.

——

Когда они только заселились в это здание, Чонину казалось, будто квартира на четвертом этаже была вершиной роскоши. До этого момента у него никогда не было собственной спальни, не было пространства, которое он не делил бы как минимум с Чаном, если не с другими людьми. Все эти годы в маленьких, тесных квартирах, в чем угодно, что они могли позволить себе на те скудные деньги, что Чан, а потом и Чанбин, могли наскрести вместе, значили то, что эта квартира с четырьмя спальнями, которая целиком принадлежала им, казалась невероятной.

Но они так и не обжили ее — она была для всех их только местом для еды и сна, и теперь, когда Феликс оглядывался в их гостиной и кухне открытой планировки, он чувствовал себя неуверенно. Кухня была самой обустроенной, заполненная разной техникой и вещами, которые они приобрели за годы, в основном — чистыми и аккуратно сложенными по безмолвному соглашению. В гостиной были два дивана, стоящие друг напротив друга, даже сочетавшиеся, купленные на замену тем, что были у них в старой квартире — тем, которые Чанбин нашел у дороги.

Пространство для еды прямо за кухонным островом они не меняли. По правде говоря, стоило бы, но Чонину оно слишком нравилось. Стол был старым, еще из их с Чаном первой квартиры, износившийся и исцарапанный, а стулья вокруг него составляли сборную солянку, при необходимости пополнявшуюся. Последним дополнением к ней, для Джисона, был довольно хороший стул из темного дерева с голубой подушечкой, совершенно не сочетавшийся с остальными.

— Вы все здесь живете? — спросил Феликс, глядя на Чана.

— Некоторые, — ответил Чан. — Мы рассеялись по всему зданию.

— Это единственное место, где достаточно стульев для общего сбора, — сказал Чанбин. — Я все еще думаю, что нужно распотрошить компьютерную и сделать ее общим местом.

Все проигнорировали это замечание, в основном — потому что Чанбин был прав, и все это знали, но никто не хотел быть тем, кто избавится от всех вещей внутри. И так было довольно сложно втащить туда стол для бильярда, Чонин вообще не был уверен, что он пролезет через охранную дверь, которую они установили после.

К счастью, снаружи раздался писк клавиатуры, и вошли Хёнджин и Сынмин. Хёнджин сразу же прошел к своему стулу. Сынмин замер, на пару мгновений засмотревшись на Феликса, после взглянув на Чанбина, затем — на Чана. Когда Чонин спустился, чтобы сказать ему, что все в порядке, Сынмин выглядел так, будто находится в паре минут от настоящего срыва. Теперь он был полностью собран и спокоен.

— Дай мне, — сказал он Чанбину, протягивая руку. Чанбин положил флешку, найденную в кармане Феликса, ему на ладонь, и только она коснулась его кожи, Сынмин выхватил ее так, будто думал, что кто-то ее заберет.

— Хорошо, — сказал Чан, слабо улыбаясь, как всегда, когда Сынмин — или, по правде говоря, кто угодно из них — был наглым в чем-то. — Почему бы нам не познакомиться, и потом начать?

— Я уже представился, — тихо произнес Хёнджин.

— Отлично, — откликнулся Чан. Хёнджин закашлялся. — Феликс, тогда ты уже знаешь Хёнджина. И ты уже познакомился с Чанбином- — Чанбин, устраивавшийся на своем обыкновенном месте на краю кухонного острова, помахал рукой. — -и с Джисоном.

— Извини, что залез тебе в носки, — сказал Джисон, доставая газировку из холодильника для напитков.

— Ничего страшного, — тихонько ответил Феликс.

— Это Сынмин, наш технарь, — сказал Чан, указывая на Сынмина, а потом положил руку на плечо Чонина, — а это Чонин, мой младший брат.

— Привет, — сказал Феликс. Он поочередно смотрел на Чонина и Чана, как всегда смотрели на них люди, узнававшие, что они братья, в поиске схожестей во внешности. Их не было, Чонин знал: они были совершенно не похоже, и Чонин уже был на пару сантиметров выше Чана, к большому чанову неудовольствию. Но то, что они не были биологически связаны, ничего не значило, потому что во всех важных смыслах Чан был братом Чонина.

— Еще есть Минхо, но он не здесь, — сказал Чан. — Хорошо, давайте сядем?

— Сюда, Феликс, — сказал Хёнджин, отодвигая стул по соседству с собой. — Можешь сесть рядом со мной.

Феликс бросил взгляд на остальных и неуверенно подошел и сел. Повисла короткая пауза; все взгляды коротко обратились к Джисону. Потому что это было место Джисона, то место, где он всегда сидел на их общих встречах или просто ел, и Хёнджин, в своей обычной манере, так просто предложил его кому-то новому. Джисон принял это в своей обычной манере и запрыгнул на тумбу рядом с Чанбином, болтая ногами в воздухе.

Чонин сел на свое место, Сынмин — рядом с ним. Он держал флешку в руках, вертел ее между пальцев.
— Я знаю, что Минхо-хён еще не пришел, — сказал он, — но мне еще работать. Хочу узнать, что на флешке. Мы можем просто начать?

— Он придет, — терпеливо сказал Чан, занимая свое место во главе стола. — Я позвонил ему и сказал, что здесь человек с заданием для нас.

— О боже, — сказал Хёнджин. — Значит он будет здесь моментально.

— Быстро, — пробормотал Сынмин. — Кто-нибудь, защищайте Феликса.

Джисон фыркнул. Феликс, сидевший рядом с Хёнджином, выглядел напуганным, будто бы не был уверен, шутка это или нет. Чонин как раз собирался успокоить его, сказав, что это шутка, как из-за двери раздался звук открываемой клавиатуры и пиканье вводимого кода. Чонин обернулся.

— Блять, смотрите, — сказал Хёнджин, прямо перед тем, как дверь распахнулась, и Минхо вошел внутрь.

Где бы он ни был, он явно бежал домой после звонка Чана. Он тяжело дышал, его грудь быстро вздымалась, а на лбу был тонкий слой пота. Его взгляд тут же оказался на Феликсе, лицо приняло то выражение сфокусированного, холодного гнева, которое он так хорошо носил. Даже с другого конца комнаты, с множеством людей между ними, угроза была очевидной. Минхо выглядел, как выпущенный из клетки тигр, неуверенный, станет ли он тратить свое время на то, чтобы напасть, или нет.

Чонин едва поежился. Лишь годы практики остановили его от того, чтобы показать реакцию, но ему все равно не удалось сдержать в себе все. Эта едва сдерживаемая жестокость всегда его задевала, и то, как Минхо дышал, совершенно не помогало. Ему пришлось отвернуться, в страхе выдать себя.

У Феликса явно не было той же неудачной реакции, что у Чонина. Он был в ужасе, смотрел на Минхо широко раскрытыми глазами, бледнея. Из всех в команде Минхо выглядел грубее всех. Последствие нескольких лет, проведенных в тюрьме. Чанбин мог источать такую энергию, когда хотел, но Минхо не приходилось даже пытаться. Это читалось в том, как он двигался, в шрамах на его лице.

— Как он вошел? — потребовал Минхо, почти рявкая, проходя вглубь комнаты. В воздухе повисло ощутимое напряжение; все ждали, перейдет Минхо к физическому насилию или нет. Он не собирался, Чонин знал — он даже не достал пистолет.

Из всех их Чан выглядел расслабленнее всех. Он, кажется, увидел то же самое в отсутствии пистолета, что и Чонин.
— Через главный вход, — сказал он. — Все нормально.

— И почему, — яростно отчеканил каждое слово Минхо, — главный вход был открыт? — он обратился к Чанбину, на которого он смотрел так, что, если бы взглядом можно было убивать, Чанбин был бы уже в могиле.

— Не знаю, — сказал Чанбин. Он звучал устало, не взволнованно, и энергетика в комнате спала: все осознали, что Минхо будет только злиться и не поддастся жажде крови, которую источал. — Не смотри на меня, не я оставил ее открытой. В любом случае, все нормально, мы поймали его, как только он зашел. У него даже пушки нет, хён.

— Но у него был большой нож, — услужливо сказал Чонин. Взгляд Минхо рванулся на его лицо. — В сумке! Я его нашел. Но это был такой нож, который используют на кухне.

Минхо подкрался — единственное слово, которое мог подобрать Чонин — к столу.
— Тебе не стоит трогать ножи, неважно, большие или маленькие, малыш, — сказал он.

Чонин слегка надул губы, что было полностью проигнорировано.

Минхо остановился у края стола напротив Феликса, глядя на него сверху вниз. Хёнджин, сидевший между ними, подогнул одну ногу и устроил подбородок на колене. Феликс взглянул на него, потом на Минхо, явно пытаясь быть таким же расслабленным, как и Хёнджин, но ему не удавалось.
— И кто это, блять, такой? — произнес Минхо.

— Это Феликс, — сказал Чан. — И тебе не нужно так его пугать, почему бы тебе не сесть.

— Нет, — сказал Минхо, но немного отступил от стола, теперь стоя, твердо и уверенно, между Чонином и Сынмином. Он был недостаточно близко, чтобы чувствовать его, но его присутствие для Чонина ощущалось как настоящее физическое прикосновение. Или его призрак — он хотел, чтобы Минхо протянул руку и положил ее ему на плечо, так же крепко и твердо.

— Ладно, — сказал Чан. — Как я и говорил, у Феликса есть работа, для которой он хотел бы нас нанять.

— По телефону ты сказал, что он хочет ограбить Мэгпай, — сказал Минхо.

Эта фраза рябью прошла по комнате. Джисон перестал болтать ногами. Хёнджин выпрямился, вопросительно глядя на Феликса. Чонин же по большей части недоумевал. Сколько раз Чан говорил именно об этом в последние годы, только чтобы в итоге осознать, что это невозможно.

— Я сказал это, — ответил Чан. — Это наша работа.

— И я сказал, что это невозможно, — почти рявкнул Минхо. — Мы уже обсуждали это, хён.

— Раньше у нас никогда не было информации, — сказал Чан.

Чонин взглянул на него, осторожно, пытаясь понять, было ли это просто- тем же самым, чем было всегда, в прошлом. Иногда так бывало, Чан зацикливался на своем желании мести, позволяя ему затмить чувство логики. Он уже говорил об этом с Чонином, а с Минхо и Чанбином — даже больше, чем Чонину было известно, потому что эти разговоры они вели яростным шепотом в той же комнате, где он спал. Но сейчас Чан выглядел совершенно спокойным и невозмутимым. Уверенным. Чонин не знал, нравилось ли ему это.

— Какой информации? — спросил Джисон, снова покачивая ногами в воздухе.

Чан кивнул на флешку в руках Сынмина, потом на Феликса.
— Феликс раньше работал на Ли Джерима.

Чонину не нужно было даже оборачиваться, чтобы знать, что эта информация заставила угрозу, исходящую от Минхо, взлететь выше крыши. Он чувствовал напряжение от него и видел как пристально следил за ним Чанбин. Чонину хотелось протянуть руку и прикоснуться к нему, но он не смел.

— Он готов передать нам нужную информацию в обмен на то, что мы выполним задание, — добавил Чан, все также спокойно, словно не заметил, как у Минхо рядом с ним чуть ли не случается инфаркт.

— Блять, да ты смеешься, хён, — сказал Минхо. Он звучал так, будто думал, что это какой-то розыгрыш со скрытой камерой. — Это очевидная ловушка. Он работает на Мэгпай.

Феликс поерзал на стуле. Он выглядел крошечным, в своей большой худи, и когда он заговорил, голос его звучал тихо, но не дрожал.
— Раньше работал. Я ушел шесть месяцев назад. Ушел после того, как он- — тут он запнулся, прервался на секунду, прежде чем продолжить. Было еще что-то нетвердое в его голосе, когда он проговорил, — Я ушел после того, как он убил мою младшую сестру.

То, что Чан не отреагировал на это, позволило Чонину понять, что он уже знал об этом. Это, думалось ему, объясняло, почему Чан и Чанбин вообще выслушали Феликса, и теперь он видел, как все остальные в комнате это понимают. Они все знали историю.

— Из-за того, что ты что-то сделал? — спросил Джисон.

Феликс покачал головой.
— Я не знаю, почему, — сказал он. — Может, она узнала что-то, чего не должна была знать. Он не объяснил мне. Он ничего никому не объяснял.

— Почему ты вообще на него работал? — спросил Минхо. Его голос был холоден, как лед, напряжен. Однако, Чонин считал, что это был не беспочвенный вопрос. Во всем их городе было хорошо известно, что Ли Джерим, мягко говоря, был херовым человеком. Даже тем, кто работал с ним только по деловым вопросам, он не нравился.

— Почему люди работают на других людей? — спросил Феликс. Его голос был — пустым, и он больше не смотрел ни на кого из них. Его взгляд был опущен в стол, будто бы в рисунке дерева он видел что-то, чего не мог увидеть никто другой. — Выживание.

В каком-то смысле, это было логично; Чонину никогда не приходилось беспокоиться о подобном, с того самого момента, как Чан стал заботиться о нем. У него было много других забот, но именно Чан пачкал руки ради того, чтобы добыть им денег на жизнь. Остальные из них — они работали на Чана, потому что верили в то, что он делал, верили в то, за что он выступал. По крайней мере, Чонин всегда надеялся на это — он знал, что это было так для Чанбина, первого, кто присоединился к ним, и знал, почему Хёнджин начал соглашаться на задания, хотя для него в этом не было необходимости. Но он никогда до конца не понимал, почему Минхо решил остаться с ними.

— Так, что за работа? — спросил Хёнджин. — Типа, да, ограбить больного ублюдка, но что конкретно?

Чан кивнул в сторону Феликса, и тот взглянул на него, слегка неуверенно.
— Блэкберд, — произнес он. — Я хочу, чтобы вы вычистили его как только сможете, — позади Чонина тихо выругался Минхо. — И, как сказал, э-э, Крис-ним, у меня есть информация которая позволит вам сделать это, если вы согласитесь.

— Что это за информация? — с большим любопытством спросил Джисон.

— У меня есть планы казино, — сказал Феликс. — Все этажи, включая офисы наверху, где находятся сейфы. У меня есть схемы его системы охраны, но вам они могут не понадобиться, потому что я смогу пропустить вас через нее. Я практически выстроил ее своими руками.

Как бы мало это ни казалось, этого было куда больше, чем у них было раньше. Чану однажды удалось достать лишь самый общий план Блэкберд, нечеткую копию того, что подавалось в мэрию, и было единственным, что было в доступе. Качество было ужасным, и на плане была лишь открытая для посетителей часть главного этажа и ничего от остального здания.

— Подожди, — сказал Сынмин. На последние слова Феликса он немного выпрямился. — Ты выстроил их охранную систему?

Феликс кивнул. Минхо произнес:
— Что, если он сменил ее после твоего ухода?

— Скорее всего, нет, — ответил Феликс. — Я, возможно, э-э. Встроил некоторые функции так, чтобы только я мог изменить или отключить их. Но даже если он что-то поменял, у меня все еще должно получиться забраться туда. Никто из тех, кто там работал, не был особенно хорош — теперь, когда он говорил о компьютерах, он звучал так, будто оказался на твердой земле, и его голос, его уверенность в своих навыках мешали Чонину не верить ему.

— Еще я знаю, где его личный сейф, — добавил Феликс так, будто это было совершенно обыденно, а не совершенным гребаным безумием. — Там он хранит большую часть денег, которую зарабатывает в казино. Я не говорил об этом, потому что добраться до него будет более рискованно, но- я могу пустить вас и туда.

Это вызвало еще более долгое молчание; все в комнате пытались впитать полученную информацию. Чан взглянул на Минхо и спросил:
— Что ты думаешь?

— Что я думаю? — язвительно переспросил Минхо. — Я думаю, что это провальная идея, я вообще не доверяю этому парню.

"I think it’s something of a fool’s errand and I trust this kid as far as I can throw him" — буквально: "Я доверяю этому парню настолько далеко, насколько могу его бросить", отсюда и шутка Джисона

— Это довольно далеко, — откликнулся Джисон, притворно-задумчиво. — Он же такой маленький, — Минхо рявкнул что-то в ответ, едва ли понятнее рыка. Чонину пришлось сдержать дрожь в ответ на этот звук. Джисон, безопасно сидящий на другом конце стола, лишь улыбнулся.

Чан прочистил горло.
— Но что ты думаешь насчет того, получится ли у нас это? — терпеливо спросил он Минхо.

Чонин обернулся к Минхо, который смотрел на Чана так, будто тот неимоверно изматывал его.
— Ну, конечно, — сказал он. Если бы его тон имел физическое воплощение, он был бы достаточно острым, чтобы резать металл. — Конечно, это выполнимо, потому что все, блять, задания теоретически выполнимы. Если он говорит правду, если у него реально есть полные планы Блэкберд и он может провести нас через охранную системы, и все такое, бла-бла-бла, тогда да, конечно, мы можем такое провернуть. Но стоит ли оно того?

— Разве деньги того не стоят? — спросил Джисон.

— Нет, — отрезал Чанбин. — Только не если Мэгпай решит ответить, — он взглянул на Минхо через плечо Чонина. Лицо его было мрачным.

— Там- не только деньги, в его сейфе, — осторожно проговорил Феликс. — Он хранит там почти все документы, не- не в своем домашнем офисе. Там точно есть что-то, чем можно его шантажировать. Если у вас такое будет, он точно не станет отвечать. Некоторые вещи там- довольно опасные для него.

— Взаимное уничтожение, если хотите, — пробормотал Джисон.

— Честно говоря, брать сейф лучше, чем брать Блэкберд, — сказал Сынмин.

— Мы могли бы взять все, — произнес Хёнджин, глядя на Минхо. — Типа, мы такое сможем?

Чонин не был готов к тому, что Минхо склонится между ним и Сынмином, одной рукой уперевшись в стол. Его тело вдруг оказалось очень близко, коснулось чонинова плеча. Он был таким теплым. То, как он стоял, как всем весом опирался о стол, как из-за этого мышцы его рук ужасно ярко выделялись. Чонину хотелось, чтобы он-

— Хён, — произнес Минхо; голос его не был спокоен, но смертельно серьезен. — Если информация этого парня верна, и если мы правда сможем забраться туда и убедиться, что Мэгпай просто не вырежет нас в ответ, то да, я могу придумать план. Но у нас не будет никаких гарантий, что он сработает.

— У нас никогда нет таких гарантий, — отметил Чан. — Ни на одном задании.

Он все еще был очень спокоен. Чонин ожидал бы, что он будет звучать восторженно, будто бы предвкушает что-то, — или что будет настаивать на том, чтобы они согласились сделать это. Но вместо этого Чан отступил назад, позволил всем им разобраться во всем самим так, как они могли. Возможно, он не хотел выглядеть так, будто влияет на них. Может быть, в шутку подумал Чонин, криво усмехаясь, так и ощущалось взросление.

Минхо выпрямился, забирая с собой жар своего тела. Чонин попытался не начать скучать по нему, и не слишком в этом преуспел. Добиться близости Минхо всегда было так сложно.
— Для этой работы нужны будут все, — сказал Минхо. Он звучал задумчиво, будто бы уже начинал мысленно составлять план. — И план будет зависеть от того, хотим ли мы ударить по обеим целям или только по одной. Честно говоря, нам нужно ограбить сейф в любом случае. Если парень прав, и там есть что-то, что мы можем использовать, нам это понадобится.

Чан наконец выпрямился на стуле, сложил руки на столе.
— Как насчет этого, — сказал он, — Сынмин все равно должен проверить флешку. Когда мы узнаем, с чем работаем, сможем начать придумывать что-то конкретное, и если решим, что это сработает, то возьмем это задание. И если в какой-то момент нам покажется, что это не сработает, то просто откажемся.

Все посмотрели на Минхо; Чонин и Сынмин повернулись на стульях, как зеркальные двойники. Теперь Минхо было решать, потому что именно он всегда был тем, кто планировал вылазки. Если он не хотел приниматься за задание, над ним начинал работать кто-то другой, либо от него отказывались. Минхо посмотрел на Чана, потом — на остальных, и снова на Чана.
— Ладно, — в конце концов решил он. — Звучит нормально.

Чонин посмотрел на Феликса; тот не выглядел особенно счастливым от отсутствия гарантий, вместо этого на его лице читалось- облегчение, словно он вовсе не надеялся, что они вообще согласятся. Он явно отчаянно в этом нуждался. Он не привлекал к себе никакого внимания, сидя на стуле рядом с Хёнджином.
— Что насчет Феликса? — спросил Чонин. — Он останется с нами? — клиенты никогда не оставались жить с ними раньше, но клиенты никогда и не приходили к ним домой. Феликс оказывался необычным случаем во всех отношениях.

— Нет, — сразу ответил Минхо.

— Конечно, он может остаться с нами, если ему некуда идти, — сказал Чан. Так очевидно и было, подумал Чонин. Феликс выглядел так, будто у него давно уже не было доступа к элементарным вещам вроде еды, постели или душа.

Феликс, однако, выглядел так, будто эта идея приводила его в ужас.
— Нет, нет, — торопливо проговорил он. — Мне не нужно здесь оставаться! Все хорошо, у меня все в порядке!

— И куда ты пойдешь? — с сомнением спросил Сынмин.

— Я- — Феликс замолк, слегка смущенный. Он явно не подготовил ложь заранее и не мог придумать ее на ходу. — Э-эм. Я найду, где остаться на ночлег?

— Например, под мостом, — произнес Хёнджин, полностью безэмоционально, совершенно не впечатленный. Феликс бросил на него такой взгляд, который говорил, что он очевидно планировал именно что-то подобное. Хёнджин закатил глаза. — Нет. Ни за что. Ты остаешься здесь.

— Но куда мы его поселим? — спросил Чанбин. Он хмурился, но эта хмурость явно значила, что он пытается найти решение, естественно для себя обратившись к хозяйственным вопросам. В этом Чанбин преуспевал — почти все остальные предпочитали отдавать подобные дела в его руки и просить его разобраться. — Рядом с твоим офисом есть комнатка, хён, но она довольно-

— Депрессивная, — сказал Чонин. Мысль о том, чтобы поместить туда кого-то на любой срок вызывала у него чесотку. Он скорее отдал бы свою кровать, чем позволил гостю спать в ней.

— Он может поспать на диване, — предложил Джисон.

— Я не хочу забирать чью-то кровать, — немного отчаянно проговорил Феликс. — Я могу поспать на диване.

— Хён, — произнес Минхо. Он тоже звучал отчаянно, но вовсе не так, как Феликс.

— Он не может спать ни на диване, ни в той комнате, — твердо сказал Чан. Одна только эта идея шла вразрез с его представлениями о том, как быть хорошим хозяином. Было забавно наблюдать за этим, потому что они никогда не пускали сюда кого-то, кто не входил в их команду. — Может, двое людей могут спать вместе. Чанбин, если ты-

— Все в порядке, — перебил Хёнджин. — Он может спать со мной.

Тишина, заполнившая комнату после этого объявления, оказалась еще более шокированной, тем та, что повисла в ответ на идею ограбить Ли Джерима. Чанбин выглядел так, будто думал, что ему послышалось, и бросал на других короткие взгляды, словно пытаясь понять, слышали ли они это тоже; Джисон выглядел так, будто его ударили по лицу.

— Что? — произнес Чан после долгого молчания.

— Он может спать со мной, — повторил Хёнджин. Он говорил тем тоном, который использовал, когда считал, что все вокруг ведут себя без нужды драматично, что всякий раз раздражало всех вокруг него, потому что именно у Хёнджина из всех людей не было никакого права называть других драматичными. — Я не против. Если Феликс согласен.

Все взгляды переметнулись на Феликса; он краснел и выглядел так смущенно, как не выглядел за весь этот разговор.
— Я не против, но Хёнджин-щщи, правда, это-

— Видите? — сказал Хёнджин, не успел он договорить. — Он останется со мной. Встреча окончена? Хорошо, — он изящно поднялся на ноги и потянул Феликса за собой за предплечье. Феликс встал, выглядя недоуменным из-за происходящего. — Пойдем, можешь принять душ, пока в ванной никого нет.

Феликс взял в кучу свой рюкзак, лежавший рядом со стулом, и позволил Хёнджину провести себя по коридору; вскоре после дверь в комнату Хёнджина закрылась со щелчком.

Сынмин тоже поднялся.
— Я пойду проверю флешку, — сказал он уже на пути к двери. Джисон, тоже обычно убегавший с общих собраний, все еще сидел на тумбе, глядя в сторону коридора, слегка нахмурив брови.

Как только дверь квартиры захлопнулась за Сынмином, Минхо занял его место за столом. И вновь, это ощущение близости. Чонин остро ощущал все свое тело так, как не ощущал его, когда с ним рядом сидел Сынмин.
— Хён, — произнес Минхо, твердо, почти склоняясь в личное пространство Чонина в своей попытке заставить Чана услышать себя. — Это плохая идея.

Чан вздохнул.
— Минхо, ему некуда больше идти.

Нервная энергия Минхо была такой сильной, что он начал постукивать пальцами по столу. Чонин не видел, чтобы он делал это, уже несколько лет.
— Я знаю, — кратко откликнулся тот. — Я вижу. Я предлагаю поместить его в отель, но- я не хочу упускать его из виду, когда теперь он знает, где мы живем. И если Хёнджин согласен рискнуть, то это его проблема. Я просто высказываю свой протест относительно всего этого.

Минхо не впервые высказывал свой протест в чем-то, а Чан не впервые полностью его игнорировал и принимал совершенно другое решение. Минхо не поддержал присоединение к ним Джисона, но смирился с этим; он смирится и с Феликсом тоже, думал Чонин. Он не был уверен почему, но Феликс ему нравился. Было что-то такое в его стеснении перед всеми ними, что заставляло Чонина испытывать к нему симпатию. У него было хорошее ощущение относительно Феликса, и он никогда бы не смог объяснить его остальным. Если бы он попытался, над ним бы посмеялись или сказали бы, что он просто слишком наивен. Даже Минхо не воспринял бы его всерьез.

По правде сказать, они были слишком убеждены в чониновой бесконечной доброте. Они видели, каким дружелюбным он был к каждому новому человеку, которого Чан представлял их группе, и просто решили, что Чонин вот такой. Ему не представилось возможности объяснить им, что это было не до конца правдиво.

— Откуда мы знаем, что это не ловушка и что он все еще не работает на этого ублюдка? — спросил Минхо; его челюсти были напряжены, слова выходили через почти что сжатые зубы.

— Ну, если бы он все еще работал на Ли Джерима, — проговорил Чонин, — то с чего бы им посылать к нам кого-то, кто выглядит так, будто уже полгода нормально не ел, чтобы он нанял нас для невозможного задания, которое мы можем даже не принять, вместо того, чтобы, ну, просто нас взорвать?

Он думал, что это был весьма обоснованный и логичный вопрос. Чан и Чанбин оба вздрогнули. Джисон все еще не обращал на них никакого внимания. Минхо издал звук, который Чонин не мог понять, а потом почти прожег его взглядом. Он никогда не делал этого с Чонином, больше — не делал, но это было близко к тому.
— Не говори таких вещей, малыш, — сказал он, явно недовольный этой мыслью.

— Но я ведь прав, разве нет? — надавил Чонин.

— Прав или нет, бессмысленно рассуждать об этом, — ответил Чан. — Сынмин посмотрит флешку. Когда он закончит — даст нам знать. Хорошо, Минхо?

Минхо кивнул только спустя долгие несколько секунд. Он не сказал ничего более, не взглянул ни на кого из них, только поднялся на ноги и покинул квартиру. Чонин не был уверен в том, куда он направлялся — возможно, в свою комнату, или обратно на патрулирование. Может быть, тренироваться, чтобы сбросить зудящую внутри энергию. Чан вздохнул.

— Честно говоря, — произнес Чанбин. — Я думаю, все прошло неплохо.

——

Изначально, мастерская Сынмина была заброшенными остатками продуктового магазина. Огромные окна у входа были тщательно забаррикадированы, чтобы не дать людям пробраться внутрь, но изнутри все выглядело так, как и было: как заброшенный магазин. Они опустошили его за неделю, забрали все, кроме холодильников, с которых Сынмин снял двери, чтобы использовать, как полки для хранения, а потом медленно, но верно занял все пространство. То, что раньше было подсобкой, стало его спальней: небольшая комнатка, где места едва ли хватало для кровати, с туалетом для сотрудников рядом с ней.

Сама мастерская была большим открытым пространством, где они сняли покрытие с пола и оставили голый бетон. Большая часть помещения была занята его большим деревянным рабочим столом, где он занимался проектами, которые нуждались в физическом труде. Остальные работали здесь тоже, на разных стульях, которые они собрали за все прошлые годы. У дальней стены был его компьютер с четырьмя мониторами. Он работал над поддельным удостоверением личности для Феликса, тихо слушая музыку, когда увидел, как тот спускается по лестнице, на ближайшем к нему мониторе, транслировавшим записи с камер. Он понаблюдал за тем, как Феликс подошел к тяжелой двери рабочей комнаты, поколебался, а потом, что примечательно, постучал.

Сынмин не привык к тому, чтобы кто-то стучал в дверь его мастерской.
— Заходи, — откликнулся он и повернулся на стуле, чтобы видеть, как Феликс входит в комнату. Душ пошел ему на пользу: даже вымытые волосы сделали его более юным, он стал меньше походить на беспомощного беспризорника, хотя этот образ все еще поддерживали худое лицо и впалые щеки. Он переоделся, теперь на нем была пижама в клеточку, явно принадлежавшая Хёнджину, потому что штаны были подвернуты пару раз, а белая футболка была слишком большой.

Взгляд Феликса пробежал по всему оборудованию, почти клинически, но его глаза слабо загорелись, когда он увидел компьютер. Сынмин молча наблюдал за ним, пока их взгляды не встретились и Феликс не улыбнулся ему, сказав:
— Привет, Сынмин, верно?

Сынмин кивнул.
— Здравствуй, Ёнбок, — сказал он.

Лицо Феликса побледнело. На нем явно читалась паника, и на мгновение Сынмин подумал, что сейчас он просто повернется и сбежит. Но Феликс сделал глубокий вдох, явно успокаивая в себе первую реакцию, и сбивчиво проговорил:
— Я- откуда ты-

Сынмин повернулся обратно к своему компьютеру, выключил музыку и погасил мониторы. Когда он обернулся к Феликсу, тот все еще стоял на том же месте, не двигаясь. В глазах Сынмина Феликс стал лучше за то, что не сбежал. Он был рад и тому, что тот не напал на него. Это, казалось, предвещало хороший разговор.

— Не волнуйся, — сказал Сынмин. Он старался сохранять непринужденный тон, словно здесь не было ничего серьезного. — Твой след в интернете настолько мал, насколько возможно. В базах данных твоих старых школ нет даже твоих фотографий, все стерто. Твой отец был очень дотошен в вопросах безопасности, — Феликс продолжал неотрывно смотреть на него, и он добавил: — Не думаю, что ты узнал меня. У тебя, напротив, очень запоминающееся лицо. Ты не помнишь? Мы вместе учились в средней школе.

Феликс посмотрел на него с явным шоком в глазах. Сынмина это не слишком удивило — со средней школы прошло много времени для них обоих, и в то время было очевидно, как мало внимания Феликс обращал на всех вокруг. Некоторые мальчики называли его заносчивым, думали, что он ведет себя так, будто лучше других из-за своего отца, но Сынмин никогда так не считал. Даже тогда в лице Феликса было что-то такое, что Сынмин видел еще тогда, когда Феликс говорил о человеке, которого послали его убить — что-то жертвенное, что-то преследуемое.

— О, — наконец медленно произнес Феликс. — Да, я- Ким Сынмин? Ким Сынмин, да? У нас была общая классная комната. В первом классе?

— Во втором, — поправил Сынмин. — Я понял, что ты меня не помнишь. Ты не обращал особого внимания на всех нас.

Феликс покрылся румянцем, хотя Сынмин сказал это без упрека, без всякого осуждения. Средняя школа была больше половины десятилетия назад, и Сынмин за это время прожил целую жизнь. Ему неважно было, что Феликс не был особенно дружелюбен тогда. Сынмин не был особенно дружелюбным сейчас.

— Прости, — сказал Феликс. — Мне- мне стоило узнать тебя, наверное

Он не выглядел радостным тем, что Сынмин узнал его, и Сынмин не мог его винить. Если его план строился на том, что его личность не раскроют, то он уже провалился. Сынмин наблюдал за ним, внимательно, но не так уж и обеспокоенно. Дело было не в том, что он мог бы победить Феликса в драке, а в том, что он знал, что Феликс безоружен, а сам он может позвать сюда других одним нажатием кнопки. Но он не думал, что Феликс нападет на него. Это раскроет его проще всего.

— Я понимаю, почему ты меня не узнал, — сказал Сынмин. Наверное, никто не ожидает увидеть своего одноклассника из средней школы в банде преступников.

— Ты ничего не сказал, — осторожно проговорил Феликс, глядя на Сынмина сквозь ресницы, опустив голову. Неуверенно. — Ты не сказал им, кто я.

— Нет, — согласился Сынмин. — Я не сказал.

— Почему? — прошептал Феликс.

Сынмин посмотрел на него долгие несколько мгновений.
— Возможно, я решил, что ты говоришь правду, — сказал он. — Это так? Ты сказал Чану-хёну и Чанбину-хёну правду? Я имею в виду, кроме того, как ты умолчал о своей личности.

— Да, — сказал Феликс. Момент колебания спустя, он жестом указал на один из стульев у рабочего стола. Сынмин кивнул, и Феликс сел, сложив руки перед собой. Он почти перебирал пальцами, явно нервный жест. — Я работал на него. Я хочу, чтобы вы украли у него все, что только сможете. Это правда.

— А твоя сестра? — спросил Сынмин. — Это правда?

Он знал, почему Чанбин попросил его взглянуть на историю Феликса, проверить его слова. История о сестре, убитой руками Мэгпай, была слишком идеальной, слишком близкой к тому, что случилось с Чаном. Но именно то, насколько идеальна она была, каким-то образом заставляла Сынмина в нее верить. В конце концов, младший ребенок семьи Ли был мертв — это было в новостях, история о том, как ее трагически сбили на дороге и скрылись с места преступления рядом с ее академией. То, что она была мертва, не было ложью.

— Ее не сбила машина, — сказал Феликс. Его голос звучал особенно мрачно, и он явно не собирался вдаваться в подробности. Что-то в этом нежелании говорить, в том, как Феликс не давал ему всей истории, не раскручивал сказку о трагедии и страданиях, заставляло Сынмина верить ему больше.

Может быть, это было чем-то большим. Он помнил Феликса из средней школы. Всякий раз, когда речь заходила о Мэгпай, Сынмин вспоминал того несчастного ребенка, который приходил в школу каждый день и тихим голосом отвечал на вопросы учителя. У которого не было друзей. У которого были новые синяки на теле всякий раз, когда он переодевался перед физкультурой. Он задумывался, каким вырос этот мальчик. Теперь он оказался перед Сынмином — маленький, такой хрупкий, каким был в тринадцать, хоть и заметно более измотанный. Феликс выглядел уставшим, словно изнеможение уже было в самой его крови.

Это, наверное, было наивно с его стороны — и он так редко был наивен. Но он знал это изнеможение, сам жил с ним в те долгие месяцы после ареста и самоубийства своего отца, когда его жизнь, такая, какой он ее знал, рушилась. Можно было придумать историю, дать им сказку; лжец сказал бы Сынмину то, что он хотел бы услышать. Но такую усталость нельзя было подделать.

— Значит, твой отец убил твою сестру, свою дочь, — сказал Сынмин, пристально вглядываясь в лицо Феликса, ища любые изменения в ответ на свои слова, — и теперь ты хочешь, чтобы мы помогли тебе отомстить?

— Да, — сказал Феликс.

— Хорошо, — сказал Сынмин. — Конечно, все не так, как ты говорил, верно? Ты не работал в его команде или что-то вроде того. Ты работал на него, как его наследник. Это настоящая причина того, почему у тебя есть эта флешка?

Феликс кивнул.
— Я не лгал насчет того, что на ней, — сказал он. — У меня есть планы этажей, и кое-что еще. Некоторые финансовые документы. Этого немного, честно говоря, лишь то, что мне было нужно, чтобы работать на него. Это все, что было у меня, в тот день, когда я- когда я ушел.

— Точно, — сказал Сынмин. — Об этой флешке.

Он откатился на кресле в угол комнаты, где, рядом с дверью в его спальню, стоял на почти разваливающемся столе старый компьютер. Он обычно не использовался, но Сынмин решил достать его, когда понял, что будет ответственен за проверку того, что на флешке. Компьютеру было примерно пятнадцать лет, и он не мог даже подключаться к Wi-Fi. Сынмин держал его как можно дальше от интернет-кабелей, будто боялся, что интернет может каким-то образом перепрыгнуть в него. Чтобы включиться, ему требовалось десять минут.

— Вау, — произнес Феликс слезая со стула и подходя к компьютеру. — Сколько лет этой штуке?

— Это вопрос, — сухо откликнулся Сынмин. — Это неважно. Вот это куда важнее.

Он подвигал мышью и экран загорелся. Большую часть времени, что Феликс принимал душ, переодевался и что он там еще делал, Сынмин пытался забраться в эту флешку. Он взялся за работу, думая, что это будет не так уж и сложно — у него были программы для расшифровки файлов, и он решал задания, казавшиеся невозможными, раньше. Его рекордом было примерно пятнадцать минут на то, чтобы взломать что-то, и даже это тогда было стыдно. Чтобы попасть к содержимому флешки Феликса, он пытался целый час, и ничего не работало.

— Да, — сказал Феликс, глядя на открытую на экране папку. — Поэтому я спустился, понял, что тебе понадобится моя помощь.

— Мне не нужна твоя помощь, — ответил Сынмин. — Такими темпами, мне нужно, чтобы ты сжалился надо мной. Как, черт возьми, ты это сделал?

Феликс пожал плечами. Самым раздражающим было то, что он даже не выглядел особенно гордым. Если бы Сынмин построил что-то, что даже самый сильный человек в индустрии не мог взломать, он был бы доволен собой до конца жизни.
— Давай, — сказал он. — Я впущу тебя.

Он склонился над компьютером и принялся печатать. Сынмин наблюдал за ним, едва успевая следить за всем, что он делал. Если Феликс был таким же самоучкой, как и Сынмин, то он посвятил себя этой части работы куда глубже — но Сынмину приходилось учиться всему, чему он только мог, при этом не жертвуя качеством работы. Технари, которые хорошо умели делать только что-то одно, были по сути бесполезны, если не работали на большие банды. Это объясняло, почему у Феликса была возможность так преуспеть.

— Вот, — сказал Феликс, отходя назад и указывая на монитор, где теперь была открыта папка с коротким перечнем файлов. — Здесь все.

Сынмин взглянул на экран, быстро пробежался глазами по именам файлов. Ни одно из названий не имело смысла, по крайней мере, если Феликс говорил правду о том, чем были эти файлы. Но Сынмин бы сделал то же самое, так что он не стал слишком об этом задумываться. Ему придется просмотреть их все по одному, чтобы убедиться, что все верно.
— Ладно, — сказал он, уже устраиваясь перед монитором. — Можешь идти.

Феликс выглядел удивленным — может, его прямотой; она была тем качеством, которое не всегда нравилось людям в Сынмине. Люди привыкли ожидать определенной асоциальности у технарей в этой индустрии, но Сынмин переходил черту. Это было проблемой в его первой команде до того, как он показал, чего стоит, но здесь все просто приняли это как данность. Ему, наверное, повезло, что Минхо уже работал на них, когда присоединился Сынмин, и иногда, в сравнении с ним Сынмин выглядел поразительно дружелюбным.

Но Феликс просто кивнул спустя пару мгновений и направился к двери. Сынмин послушал, как отдаляются его шаги, эхом раздаваясь по комнате. Он не был удивлен, когда они затихли и Феликс сказал:
— Сынмин.

Сынмин посмотрел на него через плечо, пытаясь сохранять холодное и отстраненное выражение лица. Внутри он чувствовал себя между молотом и наковальней. Но правда была в том, что он просто не хотел говорить им о Феликсе, потому что думал- нет. Он знал, что в худшем случае они убьют его. В лучшем — выбросят на улицу, и Феликс наверняка все равно умрет, так или иначе. Если никто не доберется до него, это сделает зима. И Сынмин будет в какой-то степени ответственен за это, и он не мог жить с этим на своей совести.

Потому что, в конце концов, он верил Феликсу. И это значило, что если Феликсу придется заплатить самую высокую цену, она будет за то, что он никак не контролировал. Феликс не просил быть сыном Мэгпай. Это станет лишь безвременной смертью невинного, кто и без того пережил так много жестокости в своей короткой жизни.

Нет, Сынмин был способен на многое, но он не мог обречь Феликса на смерть.

— Я правда не скажу им, — сказал он. — Только если мне не придется.

Феликс снова кивнул.
— Спасибо тебе, — прошептал он. Сынмин подумал о том, чтобы сказать, что его не за что благодарить, но Феликс уже выскользнул из комнаты, и металлическая дверь захлопнулась за ним. Сынмин посмотрел на нее долгие несколько секунд, надеясь, что принял верное решение, которое не принесет ему проблем в будущее. Если он ошибался насчет этого, то рисковал больше, чем своей жизнью.

Он вздохнул и вернулся к экрану компьютера, открывая первый файл. Вот дерьмо, подумал он, когда изображения начали занимать экран. Это действительно были гребаные планы.

——

Сынмин едва успел войти в офис Чана, когда Минхо спросил его:
— Он сказал нам правду?

Сынмин перешагнул через порог и прохладно оглядел его. Чтобы заранее предотвратить ссору, Чан сказал:
— Почему бы тебе не дать Сынмину войти, и тогда он нам скажет.

Минхо фыркнул, но откинулся обратно на спинку дивана. Он пришел сюда сразу же, когда Чан написал ему, хотя время встречи было назначено. Чан немного волновался, что Минхо уйдет на улицы после того, как он покинул собрание, но он, как оказалось, этого не сделал. Вместо этого он провел последние десять минут темным грозовым облаком сидя на диване, не занимаясь ничем, кроме наблюдения за дверью. Казалось, тот факт, что следующим после него прибыл Чанбин, он принял как личное оскорбление со стороны Сынмина.

Сынмин вошел, позволяя двери захлопнуться за собой. Чанбин занял свою обыкновенную позицию у дальней стены, так что Сынмин предпочел для себя кресло напротив стола, взамен месту на диване рядом с Минхо. Чан отчасти ожидал, что Сынмин устроит небольшое представление, устраиваясь на месте, чтобы растянуть ожидание, но тот просто сел и произнес:
— Он говорил правду о том, что на флешке, да. Там есть планы этажей Блэкберд, и, насколько я могу сказать, они не отредактированы и точны.

Повисла тишина; Чан впитывал информацию. Он чувствовал это внутри, растущее предвкушение. Он провел последние несколько часов пытаясь не позволить ему захлестнуть себя, чтобы сконцентрироваться на фактах. Сколько раз он позволял эмоциям управлять собой, только чтобы сильнее ощутить разрушение ожиданий? Неважно было, что это была лучшая информация, которой они обладали за последние годы, или вообще за все время. Ему было достаточно лет, чтобы не позволить этому выйти из-под контроля.

— Включая каждый этаж? — спросил Чанбин.

— Каждый этаж, — подтвердил Сынмин. — Все задние коридоры и офисы наверху, включая офис Мэгпай.

— Господи, — проговорил Чан. От этой мысли у него немного кружилась голова. — Неудивительно, что его заказали убить, если он ходит с всем этим у себя в кармане.

— Да, — задумчиво произнес Сынмин. — Если Мэгпай знал, что у него это есть, то Феликс ходил с мишенью во всю спину.

— И теперь это есть у нас, — сказал Чан. — У нас есть эта информация, значит, мы можем взяться за это задание. Верно, — обратился он к Минхо. — Как ты думаешь, мы сможем справиться?

Минхо выглядел так, будто был в шаге от того, чтобы закатить глаза прямо перед лицом Чана.
— Дай мне сначала придумать ебаный план, — сказал он. — Потом я отвечу тебе.

— Если он говорил правду о том, что разработал их компьютерные системы, — сказал Сынмин, — тогда нам понадобится его помощь, потому что даже изучив базовые схемы с его флешки, я уверен, что не смогу прорваться через их охрану.

Чан моргнул. Минхо, немного язвительно, произнес:
— Не сможешь прорваться через его охрану? Разве ты не лучший?

— Я лучший, — прихлопнул Сынмин. — Спроси любого в этом идиотском городе, и тебе скажут именно это, и мне все еще пришлось просить его пустить меня в его флешку. Я не смог сделать это сам.

— Что? — спросил Чанбин. — Типа, не смог угадать его пароль или типа того?

Сынмин смерил Чанбина взглядом, словно хотел заставить его упасть замертво и планировал сделать это своим взглядом.
— Я тебя прикончу, — мрачно произнес он. — У тебя нет никаких прав говорить об этом, когда ты чуть не вставил чертову флешку в компьютер Чан-хёна.

— Ты будешь счастлив, если я встану на колени в углу и подниму руки над головой? — спросил Чанбин; улыбка явно слышалась в его голосе.

— Возможно, — откликнулся Сынмин. — Тогда этот урок прилипнет к твоему тефлоновому мозгу?

— Ладно, ладно, — заговорил Чан. — Успокойтесь, — Сынмин замолчал, но продолжил с прищуром смотреть на Чанбина, который, когда Чан бросил на него взгляд через плечо, продолжал улыбаться. Чан посмотрел на него предупреждающе. Из попыток поддеть Сынмина никогда не выходило ничего хорошего; он мог разозлиться или вовсе просто отказаться работать, если слишком его довести. Сейчас он был им нужен, наверное, даже сильнее, чем когда-либо.

— Мне не нравится, что нам приходится полагаться на него, чтобы пройти через его же охрану, — сказал Минхо.

— Мне тоже не особо это нравится, — ответил Сынмин. — Но в этом вопросе у нас нет особого выбора, если мы хотим это сделать.

Это, думал Чан, было главной проблемой для Минхо. Ему нравилось иметь варианты, нравилось в любой момент иметь выход. Чан думал, что у него наверняка был запланирован выход и для из этой команды— или, "запланирован" было, пожалуй, слишком сильным словом. Он не сомневался, что у Минхо есть представление о том, что он будет делать, если здесь что-то пойдет не так. Просто таким он был человеком.

— Ладно, — сказал Минхо. — Распечатайте для меня все планы, чтобы я мог просмотреть их и придумать что-то. Но это займет несколько дней, хён. Возможно больше. Мне нужно время, чтобы все решить, и я хочу поговорить с этим парнем о том, что еще он может нам дать.

Чан кивнул. Обращаясь к Сынмину, он сказал:
— Я полагаю, ты проверил его историю.

Он сказал это с улыбкой, потому что Сынмин проверял историю для всего. Он почти наверняка сделал это с каждым из их команды, прежде чем согласиться присоединиться, хотя Чан не был уверен в том, что он смог найти, учитывая тот факт, что и Чонин, и Хёнджин не попадали ни под какие официальные радары с самого детства. Единственное, почему Чан не стер всю информацию о себе — это потому что он знал, что ему понадобится все это для будущего бизнеса. Было сложно завести себе банковский счет, когда государство думало, что ты, скорее всего, мертв.

Сынмин, однако, моргнул, и сказал:
— О, да, я проверяю его. Пока все, что он нам рассказал, совпадает.

Чан снова кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Можете идти, если хотите. Когда Минхо придумает план, я дам вам знать, что мне нужно от вас.

Сынмин поднялся на ноги. Чанбин оттолкнулся от стены и произнес:
— Если ты идешь в рабочую, я пойду с тобой, если ты не против? Хочу сам посмотреть, что на той флешке.

Сынмин сузил глаза, но сказал:
— Да, ты можешь спуститься. Я постараюсь снова научить тебя основам информационной безопасности.

Они вместе исчезли за дверью. Чан надеялся, что Чанбин не взбесил Сынмина по-настоящему, как он, по-видимому, собирался сегодня. Он посмотрел на Минхо и произнес:
— Я закроюсь. Прости, что скинул на тебя еще работы.

На это Минхо все-таки закатил глаза; он поднялся с дивана и направился к двери.
— Хён, — сказал он. — Я бы больше удивился, если бы ты не дал мне больше работы.

Чан поморщился. Он последовал к двери за Минхо, закрыл и запер ее за всеми.
— Я знаю, — сказал он, ведя всех по коридору в компьютерную комнату. — Но ты должен признать, в этом ты лучший. И я не мог поручить все это Сынмину, он бы взбунтовался.

— Ну конечно, — сардонически отозвался Минхо. Они вошли в компьютерную комнату, где весь свет был погашен, а компьютеры выключены. — Я не просто так делаю всю работу, а остальные уходят в поле, не так ли?

Лицо Чана не дрогнуло только благодаря долгой практики в этом. Да, тому была причина, причина, по которой они стали использовать организационные навыки Минхо как только узнали о них, и использовали их гораздо чаще чем то, за что его изначально наняли. Как оказалось, на большинстве заданий не было особой нужды в куче мертвых тел.

На лестнице было тихо; раздавался лишь тихий гул ламп. Чан был немного удивлен, что вместо того, чтобы пойти вниз, в свою комнату, Минхо поднялся наверх с ним. Чан взглянул на него, приподняв бровь — близилось то время, когда Минхо обыкновенно исчезал в своей комнате, если не ложился спать — и Минхо произнес:
— Хочу сам обыскать его сумку.

Останавливать его было бы бессмысленно — это даже казалось несправедливым по отношению к Минхо, которому и так пришлось смириться со многим, согласившись оставить Феликса с ними. Чан уже грубо проехался по его границам, и не очень хотел продолжать это, когда эта идея казалась относительно безобидной. Они и так уже тщательно нарушили приватность Феликса.

В квартире было тихо; все замерло. Без сомнений, Чонин уже спал. В начале его подростковых лет, он уходил спать позже их всех, ранним утром. Позже, когда он стал старше, это изменилось. Теперь он ложился раньше всех них, и иногда Чан испытывал облегчение, точно зная, где находится Чонин по ночам. Временами это казалось ему немного неправильным, хотя он и знал, что было тому причиной.

Он отчасти ожидал, что Минхо станет громко бить в дверь Хёнджина, но тот вместо этого вежливо постучал. Чан не был уверен, было ли это потому, что он не хотел разбудить Чонина, чья комната была по соседству, или потому что решил вести себя вежливо с Хёнджином, который беспокоился, когда люди входили в его комнату по ночам. В любом случае, он постучал и подождал несколько секунд, что понадобились Хёнджину открыть дверь, с некоторым подобием терпения.

Хёнджин не выглядел расстроенным, увидев их обоих у своей двери, но и не казался особенно радостным.
— Что, — сказал он вместо приветствия. — Феликсу пора спать.

— Хёнджин-щщи, — услышали они голос Феликса из глубины комнаты.

— Я хочу обыскать его сумку, — сказал Минхо. — Можно войти?

— Нельзя, если ты настаиваешь на том, чтобы не снимать обувь, — сказал Хёнджин, указывая на кроссовки Минхо. Это было непрекращающейся битвой между ними: Минхо отказывался снимать обувь везде, кроме своей спальни — и они только предполагали, что он снимал ее там, потому что никто никогда не был в его комнате — и Хёнджина сводило с ума то, что он носил обувь внутри квартиры. Единственное, на что согласился Минхо — это купить то, что Чанбин назвал домашними кроссовками.

— Ладно, — сказал Минхо, теперь сильнее сжимая челюсти. — Тогда принеси его чертов рюкзак сюда, и я сделаю это в кухне.

Хёнджин приоткрыл рот, возможно, чтобы поспорить, но дверь открылась немного шире, и Феликс скользнул в коридор мимо него, держа в руках свой рюкзак.
— Вот, — сказал он, протягивая его Минхо. — Можешь посмотреть, я не против.

Было ясно: что бы ни сделал Феликс, Минхо отнесется к этому с подозрением. Если бы он отказался отдавать рюкзак, это было бы катастрофой, но его покорность явно показалась Минхо очень странной. Он взял его из рук Феликса и уверенно отправился в кухню.

Остальные потянулись за ним. Хёнджин приобнимал Феликса за плечи. При виде этого касания в голове Чана немного помутилось. Феликс действительно выглядел крошечным уткнувшись в Хёнджина, хотя, может быть, дело было в том, что Хёнджин одел его в свою одежду. Хёнджин часто носил одежду больше, чем была ему нужна, а на Феликсе она выглядела, как на маленьком ребенке, играющим с одеждой папы.

В кухне Минхо уже расстегнул рюкзак и доставал из него вещи по одной. Каждый предмет одежды оказался вывернут и ощупан по швам, будто Минхо думал, что туда мог быть зашит крошечное подслушивающее устройство, а потом брошен на стол. Он не осторожничал, но никто ничего ему не сказал.

Если это были все вещи Феликса, их было не особенно много. У Чана и Чонина было с собой больше, когда они сбежали из детского дома, а у них не было практически ничего. Если что-то из одежды, которую Минхо доставал из рюкзака, было куплено новым, оно было так поношено, что больше этого нельзя было сказать. В одной из футболок была дыра, в которую Чан мог просунуть два пальца. Почти вся одежда нуждалась в стирке.

Минхо опустошил рюкзак и повернулся к Феликсу. Он был слишком далеко, чтобы нависать над ним, но эффект оказался тем же, и Чан увидел, как Феликс немного прильнул к боку Хёнджина. Не помогало и то, что шрамы на лице Минхо заставляли его скалиться, морща и оттягивая уголок его рта. Чан к этому привык, мог читать эмоции Минхо сквозь его шрамы, но новичок не мог этого понять.
— Где твой телефон? — потребовал Минхо.

— У меня его нет, — сказал Феликс. — Это все.

Минхо прищурился, потом снова взглянул на его одежду. Кошелек Феликса, такой же поношенный, как и все остальное, лежал на вершине кучки. Минхо открыл его и просмотрел, но явно не заботился о нем слишком сильно, возможно видя, как видел это Чан даже из коридора, что кошелек держится на кусочке изоленты, где-то найденной Феликсом.

Он вел себя так же, когда появился Джисон. Они избежали этого с Сынмином, потому что Минхо узнал в нем близкого по духу параноика, но Джисон прошел через точно то же самое, и еще больше, потому что прибыл к ним с куда большим количеством вещей. Минхо перерыл всю его одежду, просканировал обувь, обыскал сумку, а потом с ножом прошелся по подкладу его чемодана. К этому моменту Джисон запротестовал, спросил, знает ли Минхо какие дорогие сейчас чемоданы. Минхо это нисколько не поколебало. Он, по крайней мере, позволил Джисону сохранить файлы и фотографии на предоставленную Сынмином флешку, а потом утопил его телефон в ведре с водой и заставил Чана купить Джисону новый.

Феликс, по всем меркам, отделался довольно легко, но только потому что вещей у него не было.

Минхо повернулся обратно к рюкзаку и стал выворачивать его наизнанку, явно намеренный сделать с ним то же, что и с одеждой Феликса. Он не разваливался в руках, но был близок к тому — швы на одной стороне разошлись, создав длинную дыру. Этот звук в повисшей тишине был шокирующим. Феликс поморщился.

— Хён! — воскликнул Хёнджин, хмурясь на Минхо, который был заметно удивлен тем, как легко порвался рюкзак. — Какого черта? Теперь ты должен бедному Феликсу новый рюкзак.

Минхо коротко посмотрел на них.
— Ладно, — сказал он. Удивление пропало с его лица, вновь уступив место пустоте. — Это значит, что я могу выбросить его в мусорку в трех кварталах отсюда, чтобы быть уверенным, что его нет в гребаном доме?

Все посмотрели на Феликса, который был явно не рад вниманию.
— Да, — тихо сказал он. — Ты можешь его выбросить.

— Но ты должен купить ему новый, — настаивал Хёнджин.

— Я куплю ему новый, — произнес Минхо, стиснув зубы. Он положил испорченный рюкзак обратно на стол и сказал, — Ладно, где твоя обувь? Мне нужно пропустить ее через металлодетектор.

— Это уже глупости, — пожаловался Хёнджин, но Феликс уже выскользнул из-под его руки и направился к двери, где была свалена в кучу вся обувь. Он поднял свои кроссовки, принес их к столу и поставил на рюкзак, явно стараясь не позволить подошвам касаться поверхности стола.

— Вот, — сказал он, пока все они оглядывали обувь. Как и все, что было у Феликса, они выглядели так, будто были куплены в сэконд-хэнде, либо изношены до дыр. Шнурки были ужасного серого цвета, вместо изначального белого, концы были растрепаны. Скрыть что-то в подошвах было невозможно, потому что, насколько Чан видел, подошв у них не было. Они были почти полностью стерты. — Это единственная моя обувь.

О, подумал Чан, и мысль эта ударила куда-то глубоко внутрь, когда он взглянул на эти кроссовки с дырой между подошвой и тканью. О, я так рад, что он здесь. Ему это было нужно, думаю, он правда нуждался в нас.

Минхо осмотрел обувь, потом заглянул в лицо Феликсу и сказал:
— Ладно. Ладно! Даже утруждаться этим не буду, — он указал на Хёнджина пальцем. — Пусть поищет себе сумку, какую хочет, отправь мне ссылку. Нет, — добавил он, как только Хёнджин загорелся и открыл рот, — никакого дизайнерского дерьма. Я не шучу, Хёнджин.

Хёнджин начал пытаться торговаться с ним. Чан отстранился, доверяя Минхо не слишком на него разозлиться, несмотря на то, что для него близилось время сна. Вместо этого он смотрел на Феликса, который тихо забрал свои кроссовки и отнес их к двери, а потом вернулся к столу, наверняка, чтобы снова спрятаться рядом с Хёнджином. Их глаза встретились, когда Феликс был на середине комнаты, и он остановился, посмотрев на Чана.

Он был таким красивым, подумал Чан, не в силах остановить себя. Он подумал это еще в тот момент, когда Феликс вошел в его офис. Несколько часов спустя, часов, которые он провел не видя Феликса, ему почти удалось убедить себя в том, что он это придумал, что все было не так, как он себе представлял; его мозг все романтизировал, говорил он себе, и так не пойдет. Но здесь, сейчас, Феликс смотрел на него этими глазами, волосы его были чистыми и пушистыми, на нем была мягкая пижама Хёнджина, и невозможно было это преуменьшить или отрицать — Феликс был прекрасен.

Возможно, это станет проблемой, мрачновато подумал он.

Феликс отвел взгляд первым. Он и правда пошел к Хёнджину, кто умудрился вытянуть из Минхо, сколько именно он готов дать денег на новую сумку, и был очень собой доволен. Минхо выглядел так, будто назвал сумму просто, чтобы закончить разговор. Хёнджин принялся собирать вещи Феликса в руки, и Феликс последовал за ним. Вещей было так мало, что они с легкостью справились с ними вдвоем.
— Теперь мы идем спать, — объявил Хёнджин. — Никому лучше не беспокоить нас следующие несколько часов, чтобы Феликс мог выспаться.

— Хёнджин-щщи, — произнес Феликс, точно так же как и раньше: немного устало, с легким весельем, так, словно не был уверен, что о нем думать.

— Никто вас не побеспокоит, — пообещал Чан. — Спокойной ночи, Хёнджин. Спокойной ночи, Феликс, — добавил он Феликсу, которого это словно напугало, и в ответ он тихо пробормотал что-то, похожее на "спокойной ночи", прежде чем Хёнджин увел его по коридору и дверь его спальни захлопнулась за ними.

Повисла долгая тишина. Минхо просто смотрел на разорванный рюкзак. Потом он поднял его, держа так, будто он его оскорбил.
— Я иду патрулировать, — сказал он. — Выброшу это.

— Хорошо, — откликнулся Чан. Он не стал напоминать Минхо, как было поздно, или отмечать, каким усталым тот выглядел. Минхо был взрослым, он мог делать, что хотел. Что он сказал, так это: — Я протестирую его, завтра. Посмотрим, умеет ли он драться или стрелять. Я хочу знать, с чем мы работаем.

Минхо кивнул.
— Хорошо, хён, — произнес он. — Дай мне знать.

——

Феликс стоял, не двигаясь, пока Хёнджин устраивал кучу его вещей на ящиках в своей комнате, на том небольшом пространстве, которое не было занято коробками с карандашами и картиной с цветами.
— Давай, — сказал он протягивая руки за вещами, которые держал Феликс. — Завтра я найду тебе место в гардеробе, пока оставим так.

— Все в порядке, правда, — пробормотал Феликс, но Хёнджин даже его не слушал.

— Поверить не могу, что он порвал твой рюкзак, — жаловался он, аккуратно складывая одежду, а потом склонился к нижнему ящику. — Минхо-хён иногда бывает таким, надо было видеть, что он сделал с вещами Джисона, но все равно! У тебя была только эта сумка.

Его возмущение немного веселило Феликса. Он расстроился бы куда больше, если бы Минхо сразу же не согласился купить ему новую сумку. Если он собирался остаться здесь, ему не нужно было хранить все в рюкзаке, и все звучало так, будто из этой ситуации он выйдет даже с сумкой получше.
— Он стоил десять тысяч вон, — сказал он. — Правда, это неважно, Хёнджин.

— Это важно, — ответил тот. Он поднялся на ноги, держа в руках пару серых фланелевых шорт и новую футболку. Они были чистыми, но явно ношеными раньше, старыми и теперь используемыми в качестве пижамы. — Вот, — сказал он, протягивая их Феликсу. — Можешь надеть это.

— О, — удивленно произнес Феликс. — Но ты уже дал мне эту одежду, я думал-

— Только не тогда, когда ты был в рабочей Сынмина во всем этом, — сказал Хёнджин. — Эта комната покрыта такими вещами, о которых я не хочу даже думать. Можешь спать в этом.

Феликс взял вещи, неуверенный, что обо всем этом думать. Было и так плохо, что Хёнджин дал ему одежду после душа; каждое проявление доброты ощущалось как что-то незаслуженное. Он ожидал самого минимума, когда пришел сюда, не был даже уверен, согласятся ли они на его работу. То, что они открыли для него не только свой дом, но и свои спальни, ощущалось как слишком большой шаг.

— Отлично, — сказал Хёнджин. Его манера общения была такой самоуверенной, что Феликс видел, как легко можно было ей поддаться. Он чувствовал, как это происходит и с ним самим: как проще было делать то, что говорит ему Хёнджин, чем пытаться с ним спорить. Помогало и то, что Феликсу не хотелось спорить, потому что послушание Хёнджину пока что принесло ему душ, чистую одежду и оставшийся с прошлого дня жареный рис с кимчи, тепло и приятно лежавший теперь в животе. — Я почищу зубы, а ты пока переодевайся. Не трогай краски и картины, некоторые из них еще не высохли.

Феликс кивнул, и Хёнджин вышел из комнаты. Он медленно стал переодеваться, оглядываясь вокруг. Не трогать краски и картины оказалось сложным заданием, потому что в комнате Хёнджина стояла атмосфера пространства, когда-то бывшего спальней, но теперь превращенного во что-то вроде студии. Здесь стояли два мольберта, оба — с холстами. На одном из них был изображен закат над пляжем; на другом был незаконченный портрет Чонина.

На стене было огромное окно, а под ним стоял стол, длинный и крепкий. На нем не было компьютера, вместо него он был занят удивительным количеством баночек с карандашами и кистями для краски и как минимум одним набором кисточек для макияжа. Еще Феликс видел три скетчбука и множество листов бумаги повсюду. Посередине стола стояла небольшая ваза с теми же цветами, что были изображены на картине над комодом, теперь немного увядшими. Пара деревянных фигурок, подвижных, знакомых Феликсу из класса рисования в средней школе, только эти были увешаны разнообразными украшениями.

Он стоял рядом с кроватью, придвинутой к дальней от окна стене, и смотрел вокруг себя. Это небольшое пространство вмещало в себя удивительно много характера, но Феликсу нравилось, что только войдя сюда он понял, каким человеком был Хёнджин. На прищепках вдоль стены над столом висели фотографии, и отсюда Феликс видел на одной из них смеющихся вместе Хёнджина и Чонина, а на другой — Чанбина, наполовину отвернувшегося от камеры. Здесь, подумал Феликс, жил кто-то творческий, кто-то любивший свою команду.

Стал бы кто-то из людей его отца вешать у себя фотографии тех, с кем он работал? Одна только мысль об этом вызвала у него рваный смешок, который, как он надеялся, Хёнджин не услышал из ванной по соседству. Такая сентиментальность не прошла бы в мире его отца. Его собственная спальня в старом доме была пуста за исключением двух украшений, которые он использовал, чтобы показать отцу версию себя, которая бы ему понравилась. Все примечательное, все особенное или важное для него хранилось в запертой коробке под его кроватью.

Хёнджин вернулся в комнату; его волосы были убраны в неаккуратный хвостик. Он тоже переоделся, в шорты, доходившие ему до колен и черную рубашку. В этих шортах он выглядел очень высоким и худым, Феликс теперь видел его кости его коленей, когда он двигался.
— Можешь лечь к стене, если ты не против, — сказал Хёнджин, когда увидел, что Феликс все еще стоит. — Я предпочитаю спать с краю.

Феликс моргнул. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что говорит ему Хёнджин, потому что это было очень неожиданно.
— Ты имеешь в виду, на кровати?

— Да, на кровати, — кивнул Хёнджин. — Откуда недоумение?

— Я просто думал, — слегка смущенно начал Феликс. — Что буду спать на полу или вроде того. Типа, в спальном мешке.

Хёнджин выглядел таким же шокированным, каким был Феликс несколько мгновений назад.
— Какого хуя, Феликс, — произнес он. — Зачем мне предлагать тебе делить со мной комнату, если бы я собирался заставить тебя спать на полу? На диване было бы куда лучше.

Феликс, по правде говоря, не был уверен, почему так думал, потому что, когда Хёнджин заметил, как глупо это звучало, он осознал, что действительно так и было. Но он даже не задумывался о том, что Хёнджин имел в виду, что они разделят кровать. Теперь, полагал он, в шоке на лице остальных было больше смысла.
— Но Хёнджин-щщи- — начал он.

— Так, во-первых, — перебил его Хёнджин, вытягивая руку вперед, — не зови меня так, у меня от этого все зудит. Когда ты родился? — Феликс сказал ему заготовленную заранее дату, в которой настоящим был только год. Хёнджин кивнул. — Хорошо, значит, мы одного возраста, так что, пожалуйста, просто зови меня Хёнджином. Во-вторых, я не собираюсь об этом спорить. Мы оба будем спать на кровати, на ней достаточно места для нас двоих.

Это было правдой, но Феликса это не радовало.
— Но, — заговорил он, перебивая Хёнджина, когда тот возмущенно фыркнул, — это твоя кровать! Правда, я могу поспать на диване, я знаю, Крис-ним не-

— Боже, не называй его так, — проговорил Хёнджин. — Все зудит, Феликс.

— Чан-ним, — попробовал Феликс.

Хёнджин смерил его взглядом.
— Ты меня убиваешь

— Ну, как мне его тогда называть? — спросил Феликс. Люди его отца называли его боссом или чем-то еще более вежливым. Чан явно не был заинтересован в том, чтобы его так называли, но Феликс не мог просто звать его Чаном или Чан-хёном, как Хёнджин.

— Зови его хёном, — решил Хёнджин. Феликс посмотрел на него пораженно. Как он должен был это делать? Хёнджин фыркнул и погладил его по голове. Это оказалось- приятнее, чем, наверное, должно было быть. — Не смотри на меня так. Я буквально сейчас напишу ему и спрошу разрешения, хорошо? — он достал телефон, несколько долгих секунд что-то набирал в нем, а потом указал на кровать. — Теперь спать.

— Ладно, — согласился Феликс. Он слишком устал, чтобы спорить. Хёнджин стянул одеяло, и Феликс забрался на матрас. Он был мягким, с чем-то вроде памяти. Когда он устроился на спине, касаясь плечом стены, эта кровать показалась ему самым удобным, на чем он спал за целые месяцы — потому что так наверняка и было. Ни один из мотелей, где он оставался на ночь в последние полгода не был особенно заинтересован в комфорте своих гостей. В некоторых не было даже постельного белья.

Хёнджин выключил свет и забрался рядом с ним; под его весом матрас немного прогнулся. С выключенным светом и тяжелыми шторами на окнах в комнате было темно. Единственным источником света был телефон Хёнджина; тот тоже лежал на спине, держа его над головой. Экран странно освещал его лицо, линия его челюсти казалась вдруг очень острой.

Феликс повернулся на бок, чтобы смотреть на него. Может, это было странно, но ощущалось- приятно. Он вовсе не ожидал оказаться здесь, когда проснулся сегодня утром от дремы в автобусном парке в другой части города. Быть в тепле и чистоте ощущалось как чудо. И это должно было быть странно: лежать в кровати с человеком, которого он только что встретил — но не было. Это нисколько не казалось странным. Было просто очень комфортно.

— Хёнджин, — тихо позвал он. Хёнджин откликнулся тихим звуком. — Спасибо тебе.

— За что ты меня благодаришь? — спросил Хёнджин, не глядя на него, но щурясь в экран. — О, вот видишь, смотри. Чан-хён говорит, что ты можешь звать его хёном. Я же говорил.

Феликс думал о том, чтобы сказать ему, что не обязательно звучать так самодовольно, но его глаза уже закрывались. Сон забрал его с такой легкостью, которая удивила бы его, если бы он был в достаточном сознании, чтобы это понять.

БОНУС: ТЕКСТОВЫЕ СООБЩЕНИЯ
чан: да он может звать меня хёном
чан: конечно

хёнджин: отлично.
хёнджин: ооу он уже заснул
хёнджин: он такой миленький
хёнджин: у него такие пушистые волосы
хёнджин: спасибочки что разрешил оставить его хён

чан: он не питомец хёнджин
чан: отвечай на мои сообщения хёнджин

KaiRos-Во власти казино
ПРИПЕВ:
Неважно: утро, вечер, день, ночь;
Зима, весна, а может — лето, осень.
Я день за днём во власти казино,
Забыл про «до» и не имею «после».

Остановиться — это всё равно,
Что перестать дышать — мне нужен воздух,
И вот я жду очередной занос,
Хоть понимаю: проиграл я поздно.

1 КУПЛЕТ:
Я не поверил тогда, как не поверил никто бы,
Что эта тема затянет, что поглотит тебя омут,
Но казино как наркотик: ты только попробуй,
И отказаться не сможешь, не сможешь жить по-другому.

Теперь вся жизнь — это гонка, в которой ты — проигравший,
Уже ни к чёрту здоровье, струной натянуты нервы.
Теперь ты сам по себе, от этой жизни уставший,
А «лудоман» — твой диагноз, твой приговор к высшей мере.

Куда стремиться теперь? Я весь в долгах и кредитах,
И никому не докажешь, что позарез нужны деньги.
Я дал ограбить себя одноруким бандитам,
Я от людей отгорожен большой невидимой стенкой.

Жена ушла навсегда, а у друзей в чёрном списке
Я нахожусь до тех пор, пока их деньги сливаю.
И хоть схожу я с ума, я не лишён оптимизма,
И безнадёжно уверен, что я вот-вот отыграюсь.

ПРИПЕВ

2 КУПЛЕТ:
Откуда деньги достать? Я раньше даже не думал,
О том, что эти проблемы меня когда-то затронут,
Что можно тратить за день столь неприличные суммы,
Потом лишившись жены, друзей, родителей, дома.

Хотя, чего я грущу? Вдруг казино на отдаче?
От этих мыслей по коже побежали мурашки.
Сейчас закину деньжат и испытаю удачу!
Очередной депозит. Какой по счёту? Неважно.

Откуда весь оптимизм? И неужели я верю,
Что до копейки верну когда-то слитые средства?
А может, лучше забыть, забить на эти потери,
Остепениться, остыть, поставить разум на место?

Нам так легко рассуждать Но мы — обычные люди,
Мы никогда не сумеем легко расстаться с деньгами.
Да хоть сорвём мы джек-пот, мы всё равно думать будем,
Что нужно больше забрать, ведь жадность ходит за нами.

Ограбление: сюжет

Ограбление: разведка

Ограбление: подготовительные миссии

Ограбление Кайо-Перико

Ожидания и реальность

Гриша и Маша

Они припарковались у дома и долго сидели в машине перед домом. Выходить не хотелось. Гриша – долговязый брюнет лет тридцати пяти с творческой косичкой на самой макушке. Маша – где-то между симпатичной девушкой и красивой женщиной, у которой, как и у многих, бросались в глаза два страстных желания: поесть и похудеть. Она уже успела побывать замужем, но ласки не хватило. Отголоском в салоне звенел «Ласковый май», за окном – суровый январь. Я сидел в стаканчике и помалкивал, чтобы не дай бог в сердцах кто-нибудь меня не опрокинул. Парочка то нежно целовалась, то яростно спорила: как всегда, ни о чем:

– Нет, мы не поцелуемся. Мне надоело целоваться с тем, кто меня не любит.

– Вот как? Хорошо. Какие планы на завтра? – вдруг охладели его руки.

– Не знаю. Есть предложения? – захотелось мне узнать причину внезапного холода.

– Да, и кольца я тоже купил.

– Я люблю тебя.

– Выходи за меня.

– Ты серьезно?

– Да, дай мне руку.

В темноте он взял ее руку и надел на безымянный палец кольцо. Золото обвело девушку вокруг пальца, она не сопротивлялась. Ну кто здесь может устоять? Кто? Все претензии сразу отпали. Даже губы снова согласились целоваться.

Пятьдесят процентов отношений развивались в одной матрице, вначале взгляды, потом слова, потом прикосновения рук, губ, тел, желаний, нужд. Потом постель, и чем дальше, тем грязнее становилось белье. Некоторые меняли его чаще, стирали пятна обид, непонимания и прочего шлака, другим менять было лень, они просто закрывали глаза на все и засыпали.

У других пятидесяти процентов не было никаких отношений, в один прекрасный день они пригласили одиночество на свидание, потом еще и еще, пока оно не стало их любовником. Маша, в свое время, тоже жила в этой половине человечества. В поисках другой половины, она все больше понимала, что не одинока, таких, как она, много. Потом, наконец, нашла, «счастья» хватило только на три года. Больше не было сил. Она готова была смириться с чем угодно, только не с равнодушием. Больше всего женщина не переваривает равнодушие, вот что равняет с землей душу и делает ее из птицы летающей тварью ползающей. Мужу нужна была женщина, которую можно включать и выключать – как торшер в спальне. Развелась, а привычка осталась.

Прошло минут двадцать, прежде чем она снова включилась:

– Тебе нужна такая, чтобы сидела рядом и молчала. А я не могу все время в тишине, и еще при разговоре мне важно заглядывать в глаза. Простого обмена словами недостаточно: мне важно видеть выражение лица – возможно, для того, чтобы понимать, что осталось между слов, или для того, чтобы была обратная связь. Я хочу видеть эмоции.

– Нет, мне нужна ты.

– О, у тебя появилось чувство юмора.

– Я серьезно.

– Чем тупее становятся твои шутки, тем сильнее я ощущаю боль от потраченного на тебя времени. Каждый божий день я чувствую, что теряю время. Хватит, мне надоело быть твоим приложением.

– Дорогая, это возрастное.

– Ну, конечно, что ты еще можешь сказать. Да у меня даже не было времени, чтобы повзрослеть, не было времени тусоваться. Я ни с кем не встречалась, пока не появился ты. Это было так тяжко, когда тебе девятнадцать, а встретиться не с кем. Некого обнять, некого поцеловать, все эти развлечения только в кино, будто для избранных людей, будто экспонаты в музее. И тут возник ты. И я не возникала, благодаря Бога за такой подарок. Я дорожила тобой, а ты нет, ты пользовался мной как хотел, моими чувствами.

– Дорогая, как ты себя чувствуешь? Тебе надо отдохнуть.

– Отдохнуть. Ты знаешь, что я чувствую сейчас? Я чувствую себя старой, будто работаю с десяти лет, будто выступаю в ночных клубах, но удовольствия от ярких вечеров больше нет. Блестки на платье потускнели. И что самое ужасное, я стала грубой.

– Может, кофе? Я взял тебе кофе.

– Кофе? Это все, на что ты годишься? Негодяй.

– Я негодяй? Посмотри на себя.

– И что?

– Ничего.

«Что там?» – спрашивала она у своего альтер эго. «Ничего, – подтверждало оно, – все как всегда, как в вечном кафе. Ты сидишь одна, кушаешь свой кофе или пьешь горячий шоколад, и со стороны кажется, что все в шоколаде, но внутри ты постоянно думаешь, а не послать ли все к черту, отправляешь ему такую вот эсэмэску, и жить становится легче. Потом заказываешь вино и получаешь ответ, что еще не все потеряно. И так каждый день, каждый божий день твоей жизни. Которой, как оказывается, меньше всех от тебя что-то нужно, точнее сказать, ничего от тебя не нужно, ей нужна ты – такая, какая есть, со своей кроной, со своими корнями. Что касается корней, они не были знаменитыми, богатыми, древними, и каждое упоминание о них так же бестолково, как заискивание перед лесом, в котором ты заблудилась. Цепляясь за них, ты будешь только спотыкаться».

Маше совсем не понравился этот внутренний диалог. Она вышла из машины, хлопнув дверью, затем дверью хлопнул подъезд. Гриша еле успевал за женой. Маша была не согласна со своим альтер эго. Несмотря на то, что жизнь стоит на месте, она сама менялась, причем каждые тридцать минут. Только что она целовалась и была почти счастлива, а теперь снова спад, и все плохо. Стоило только начать анализировать. «К черту самоанализ», – заключила она и вышла из лифта. Гриша проследовал за ней…

– Прицепы мне не нужны. Однако я точное знаю, что буду спотыкаться о воспоминания, как ломовая лошадь. С утра до вечера.

– Не будешь.

– Буду! Черт, – чертыхнулась она, споткнувшись в темноте коридора. Стаканчик с кофе вылетел из ее рук. Я растекся по паркету. – Включи уже наконец-то свет в квартире. Что это? Зачем здесь это полено.

– Это заготовка.

– Какая еще заготовка.

– Женщину хочу вырезать.

– Какую женщину?

– Тебя.

– Отлично, хочешь полено – я тебе устрою. Лесоруб хренов.

Лео и Серж

Я понятия не имел, что такое синдром отложенной жизни, пока мне не объяснили взрослые парни за соседним столом. Сати все так же ласково играл на пианино, упрямо пытаясь перевести их серьезный разговор в легкомысленную беседу. Как я понял, один из них был режиссером, его звали Лео, другой хотел стать писателем – просто Серж.

– Синдром отложенной жизни заключается в том, что если жизнь дерьмо, то можно ее и отложить.

– Я думаю, что прежде лучше отложить дела, а не жизнь, – улыбнулся режиссер сквозь серую бородку.

– Ты знаешь, я в детстве хотел стать актером. Нет-нет, актером я не стал. Хорошо, что эти игры не были азартными, иначе вряд ли бы я дотянул до этого дня, меня грохнули бы где-нибудь в глухом районе за карточный долг, в лучшем случае это случилось бы на лестнице в казино, я даже представил, как яркие огоньки рампы блещут в моих глазах под музыку уходящей жизни. Глаза застилает поволока вечности, и темная струйка крови из моей груди образует рядом большое теплое пятно, до тех пор, пока какая-нибудь откровенно одетая цыпочка не поскользнется на моей липкой крови и не завопит на все Монте-Карло. Ставки были сделаны, но ни одна из них не сыграла. Я тихо-мирно закончил филфак и был занудным профессором литературы до тех самых пор, пока мой доктор мне не сказал: тебе осталось всего год в лучшем случае.

Этот выстрел был похлеще того, что я себе представлял. Я только выплатил ипотеку, жена только начала меня любить, дети только избавились от памперсов и начали расти духовно, они пошли в школу, во двор, в люди, в общем, я только начал жить – и на тебе.

– Ты серьезно? Я бы очень хотел, чтобы это была шутка, пусть и самая дурацкая в жизни.

– Это не шутка.

– По тебе и не скажешь.

– Я бы тоже не хотел говорить об этом. Но дети. Как они будут без меня. Я не хочу ни там, ни здесь когда-нибудь услышать: «Где ты был, сука?» У тебя же есть дети?

– Есть один от первого брака. Остался с матерью.

– Тогда будь готов к такому вопросу от своих детей, если ты их рано бросил, если ты ими не занимался, но главное, если ты их не любил. В общем, я, как всегда, издалека. Я должен их обеспечить. Детей. Ты ведь знаешь, у меня ни хрена нет, кроме жены и ипотеки. Так что я решил написать книгу им в наследство, чтобы она постоянно переиздавалась.

– Ты меня озадачил, дружище. Не могу поверить.

– Что я смогу ее написать? Не волнуйся, я сам ее напишу.

– Я волнуюсь не об этом. Ты… ты же… ты сам по себе бестселлер, блокбастер, ты мой друг! Ты понимаешь? Я не хочу, чтобы вот так все закончилось, – показались слезы на его глазах. Они посмотрели вниз: «Вау, какая красота. Давай вниз, кто быстрее. На счет три».

– Я тоже не хочу, чтобы вот так.

– Ладно, – начал он собирать из себя мужика, так и не дав устроить слалом по своим небритым щекам ни одной слезинке. – Значит, бестселлер?

– Да.

– Мне нравится твоя уверенность.

– У меня нет времени на другое.

– Обычно все писатели скромничают, заявляя, что неожиданно их книга стала бестселлером. Боже мой, они не ожидали. Конечно, они этого ждали, что за сладкая ложь.

– Все страхуют свои надежды. Мне некогда. Я правдив.

– У правды только один недостаток – ее никто не любит. Каждый, кто пишет книгу, грезит бестселлером.

– У меня нет времени для грез. И ты мне должен в этом помочь.

– Чем я могу помочь?

– Ты же дока в постановке сюжетов. Мне нужна техническая поддержка. Краткий курс, как написать бестселлер.

– Если бы я знал.

– Ты знаешь, просто тебе лень писать, ты сам мне как-то об этом говорил.

– Ну, это же только пьяные разговоры.

– Когда ты пьян, ты всегда очень искренен. Мне нужна одна книга, которая будет опьянять всякого, кто ее откроет. Вино, понимаешь? Не сухое, не сладкое, но притягательное, как шампанское. Если бы у меня было больше времени, я бы тебя не тревожил. Но у меня всего год.

– У тебя есть сюжет?

– Есть.

– Хорошо. Ты уже начал?

– В том-то и дело, что я не знаю, с чего начать, точнее – как начать, чтобы читатель после первой страницы, не отрываясь, прочел еще сто.

– Какой жанр?

– Скорее, драма.

– Могу тебе вкратце рассказать.

– Ты, главное, пиши. Расскажешь в процессе, – вылил Лео остатки кофе на блюдце. Черное пятно быстро взяло в плен белое.

Писатель и Режиссер

– Я думаю, что финал в книге ничем не отличается от финала в кино, яркость и цветность которого должны проявиться в первые двадцать минут, познакомить всех с главным героем в самом начале конфликта, а также с каким-нибудь злодеем. Любое самое долгое повествование может реанимировать внезапная концовка. Я так делал. Можно красиво начать, потом усыпить бдительность и внезапно завернуть в конце.

– А что в середине?

– В каждом следующем акте тот же секс, в котором страсти накаляются. И этот прилив любви сносит крышу главному герою, и он висит на краю пропасти, а остальные персонажи ходят рядом, кто-то пытается подтолкнуть, кто-то бросает руку помощи. Наконец герой сам берет себя в руки, ставит все на свою силу духа. Ставка сыграла.

– У тебя как у того классика: вся жизнь – игра!

– Вся жизнь – икра. Может, икорочки да под водочку?

Серж отрицательно покачал головой.

– Понимаю, ставки слишком высоки.

– Я вижу, ты все так же любишь казино?

– Люблю выигрывать. Каждый режиссер в душе игрок, потому что игра, роли и главное азарт – это его всё. Что я хочу сказать: в твоей истории многие должны найти себя, по крайней мере, в кино так. Все находят себя и хотят снова и снова пересмотреть.

– Всегда приятно смотреть на себя, – допил кофе Серж.

– И чтобы не надоело, надо менять измерение. Представь себе, ты спал и видел прекрасный сон, но вдруг всех разбудил будильник, ничего не понятно. Кругом суета и другая реальность. Книга, что фильм, может быть сложной, но не занудной. Постоянно увеличивай темп событий. Потому что рядом за соседним столиком внимание читателя. Нельзя от него отставать. Нельзя его терять, – указал режиссер на соседей.

Писатель посмотрел на ближайший столик и улыбнулся. За ним что-то весело большой компанией отмечали девушки.

– В кино, как и в жизни, главное развязка. Надо быть достаточно развязным, чтобы с жизнью пройти «на ты», – рассмеялся режиссер и продолжил лекцию: – Залог хорошего финала для кино: загадка и неожиданность. Читатель не должен знать, чем все закончится. В хорошей истории, как и в хорошенькой женщине, должна быть загадка, – улыбнулся режиссер девушке за соседним столом, поймав ее взгляд. – Так же как рассказ не должен быть сказкой со счастливым концом. Я всегда заставляю зрителя переживать, просто бросаю его на перепутье. Пусть сам выбирает – «или сама», – усмехнулся он и снова посмотрел на девушку, но та уже выбрала кого-то другого. – Твоя задача: попытаться затронуть зрение, слух, осязание, обоняние, вкус читателя – с помощью слов. Создать пятимерное пространство чувств. Самое голодное из них всегда откликнется. Ты запивай, кофе здесь элитный, заговорил я тебя.

– Это точно! Заговор элит.

– Вообще мне нравится короткий метр. Хорошая короткометражка – это кусок плоти, вырванный из жизни зрителя. Есть только одна проблема. Мне кажется, что сейчас больше смотрят, чем читают. Может, тебе лучше кино снять?

– О чем ты говоришь? Если бы у меня были такие деньги, мы бы сейчас с тобой здесь не сидели.

– Ты сидел бы здесь с кем-нибудь другим?

– Мы бы разлагались где-нибудь на пляже за бокалом дайкири.

– Так оно и будет, поверь.

– Согласен, когда-нибудь книга станет просто сувениром, который будут дарить, чтобы поставить на полку. Я хочу запрыгнуть в последний вагон, пока люди еще читают.

– В последний бокал, пока люди еще пьют. Пока люди еще их бьют, если хочешь, мой дорогой Серж. Осколки, вот что важно, если развивать историю по законам жанра, хоть книга, хоть кино, хоть просто байка, это все операции, хирургия, которая извлекает из души человека осколки, которые не давали покоя.

– Или наоборот, я про истории, после которых ты не можешь просто существовать, как навязчивая идея. Из равнодушного ты превращаешься в человека чувствующего. Я вот недавно посмотрел фильм по войну, знаешь, потерял покой на несколько дней.

– Человек, как навязчивая идея, оригинально. А что за фильм? Надеюсь, не мой.

– Немой, немой. Не ревнуй.

– Ладно, не буду. Так о чем будет твоя история?

– Про любовь.

– Здесь ты неоригинален.

– Там не все так просто, как тебе кажется.

– Мне не кажется, я тебя слишком хорошо знаю. Ты очень сложный, но интересный.

– Типичный псих, бездельник и выдумщик.

– Опять ты про любовь… к себе. В целом ты прав, без любовной нити невозможно сшить ни один приличный переплет.

– В переплет обычно попадают любовники.

– Ты был когда-нибудь любовником?

– Только для жены.

– Как скучно.

– Я же не киношник. Это там всех учат языку любви с пеленок.

– В моем случае с молоком матери, мама была актрисой, пока не вышла замуж.

– Ушла из кино? Неужели перестала играть?

– Только на публику. Дома такие страсти кипели. Я все время боялся, что они разведутся. Так и случилось. Теперь я понимаю, что она переигрывала. Однажды отец просто ушел.

– Значит, проиграл?

– Я бы сказал, проигрался. Он любил покер больше жизни. Его сгубило казино. В один прекрасный день за долги у нас забрали дом. С этого все и покатилось под откос, но больше всего мать разозлило, что он и меня научил играть в покер. Все время говорил: ты им должен отомстить за меня.

– Отомстил?

– С переменным успехом. Только я в казино не за деньгами хожу.

– Неужели чтобы избавиться от них?

– Да, там девяносто процентов таких.

– Я у тебя просить не буду, даже не думай.

– Это не в твоем стиле. Вот еще несколько слов о стиле. Любому тексту нужна душа. И мистика. Надеюсь, в твоем романе все это есть.

– Ты любишь фантастику?

– Я – нет, люди обожают. Поэтому добавь в свой переплет еще несколько мистических ниток. Мистика – это очень перспективно. Она манит, она привлекает тех, кому плохо в реальности, а таких сейчас большинство.

Гриша и Маша

– Кофе хочешь? – спросил он, когда они проходили мимо кофейного киоска.

– Да, возьми мне капучино. Здесь хороший? А то в прошлый раз одно молоко налили. Будто я у них не кофе просила, а горячее молоко.

– Хорошо, слушай, у меня денег нет. В универе опять зарплату задерживают.

– А что же тогда предлагаешь? – вздохнула Маша. – Пора бы тебе на работу, Гриня, устроиться, на другую. А не клянчить по мелочам у жены.

– Я работаю над этим.

– Ну, за это тебе никто не заплатит. Мужчине без работы никак нельзя. Что бы ты делал без меня? Ладно, угощаю.

– То есть без тебя можно, а без работы нет.

– Работа и женщина для мужчины – это одно и то же.

– Ну, конечно, в каждой женщине есть что-то от работодателя. Сначала она тебя спрашивает: «Чем ты занимаешься?», потом берет в штат, говорит: «Для тебя есть вакансия: ты будешь заниматься мной».

– Вот здесь было смешно. Да, занимайся, в свободное от работы время, – протянула она ему стакан с капучино.

– Ты запрещаешь мне делать то, что я хочу.

– Нет, я запрещаю тебе слоняться без дела. Мужику без дела нельзя. Я же тебе говорю, без бабы можно, а вот без дела нельзя. Ты понимаешь?

– С трудом. Запреты – это основная причина всех преступлений, а запретные плоды – это оружие.

– Хватит философствовать. Мне без разницы, можешь взять это свое оружие и ограбить банк, но чтобы деньги в доме были. Зачем ты мне нужен без денег?

– А как же любовь?

– Какая такая любовь?

– Большая, – сложил из ладошек сердечко Гриша.

– Ну раз ты меня так любишь, то выключи, пожалуйста, эту музыку.

– Скажи лучше – я запрещаю тебе слушать эту музыку.

– У нас есть запрещенная музыка? О чем ты говоришь?

– Конечно, рэп.

– Это, по-твоему, рэп? У нас нет рэпа, нет рока, настоящие рэперы умирают до сорока, а нашим уже по пятьдесят. Не может быть старых поэтов, потому что в определенный момент поэты хотят получать за стихи чеки. И чем больше, тем хуже стихи. Поэзия становится бизнесом. Здесь поэзия поэзией быть перестала. Нашим рэперам мне все время хочется сказать: «Подтяни же штаны. Ты же идешь по улице с мамой».

– Ты слишком сурова.

– А ты мякиш.

– Мама меня так никогда не называла, – усмехнулся Гриша.

– А как она тебя называла?

– Да по-разному: Гришаня, в хорошем настроении, а если испачкал штаны – Гринюха, если двойка – Григорюшка или Горя ты моя Горя.

– Любила не по-детски.

– Как бы я хотел сейчас идти по улице с мамой.

– Вместо меня?

– Да при чем здесь ты. Хватит уже себя обожествлять.

– Ты сегодня смелый прям не на шутку.

– Нет. Любвеобильный.

– Так бы сразу и сказал.

– Знаешь, однажды мы шли из садика по людной улице, я держался за мамину сумку, но в какой-то момент отвлекся, отпустил сумку, потом снова догнал маму и схватился за знакомую сумку, а там с высоты на меня тетя: «Такой маленький, а уже по сумкам шаришься, сейчас милицию вызову». Для меня это был шок: «Где мама? Это же ее сумка».

– Ну, прямо «Мамонтенок ищет маму». Ищешь маму, а там слониха. Как же ты ее нашел?

– Не знаю, что на меня нашло, я как заору на всю улицу: «Мама, эта тетя украла нашу сумку!» Через мгновение, когда улица остановилась, когда у моих ног уже обрушился целый мир, мать нашлась.

– Не, не мякиш. Видимо, размяк, пока со мной жил. Устроился поудобнее и размяк. По крайней мере, ты же не был таким.

– Каким? – посмотрел не по-детски на Машу Гриша.

– Пастеризованным.

– Ты сегодня в ударе, но с кем не бывает.

– Я же говорю, ты опять без настроения?

– Нет, просто скучно.

– Хочешь, я напьюсь? – рассмеялась собственной дерзости Маша.

– Пива?

– Я вижу, как ты розовеешь, Гриша. Тебе не надоело одно и то же?

– Что именно?

– Одно и то же пиво, целыми днями. Ради чего? Ради того крутого парня, каким ты был лет десять назад.

– Пью я не для того, чтобы показать, какой я правильный парень. Для меня алкоголь способ избавиться от вопроса, кто я такой, зачем я, есть ли во мне смысл? Кстати, может, зайдем в магазин за пивом, все закончилось.

– Давай деньги.

– Я же тебе говорю, забыл карточку.

– Ну что ты за мужик? С тобой невозможно расслабиться. Почему я должна тебя обеспечивать?

– У меня сейчас нет прибыли. И это проблема.

– Нет, твоя самая большая проблема не отсутствие денег, а сбитый прицел. Нет общей цели, высшей цели. Именно ее ты должен восстановить, если хочешь к чему-то прийти.

– Домой, куда я еще могу прийти, – зашли они в подъезд. – А тебе не кажется, что, когда человек приспосабливает свою жизнь только для того, чтобы накосить как можно больше капусты, он обнажает убогость своих целей.

– Какая светлая мысль. Ладно, пиво заработал, я купила вчера, поищи в холодильнике.

– Ты золото, Маша.

– Знаю! Черт! Когда ты уже уберешь из-под ног это полено?

– Это не полено, это ты.

– Хватит меня деревом оскорблять.

– Ты еще не знаешь, как оно нас отблагодарит.

– Я знаю, Гриня, ты умный парень, преподаватель. Ты же видишь, твоя работа в университете сегодня ни черта не приносит. Придумай что-нибудь. И убери полено. Хорошо?

– Хорошо, но по твоим глазам я вижу, что плохо. Ты меня осуждаешь.

– Осуждаю? О чем ты говоришь, ты даже вина своей даме купить не можешь.

– Ты права, для тебя только цветы. Ты слышишь?

– Про цветы?

– Нет, за стеной. Этот женский голос, один женский голос, полный упреков и обид. И молчание ему было ответом. Как же вы все похожи.

– А, эта, никогда не здоровается, то ли муж у нее немой, то ли очень терпеливый.

– Нет у нее никакого мужа, сбежал уже давно. Теперь она воспитывает собаку, я бы тоже давно сбежал, если бы не ошейник.

– Ну, ты красавчик. Ты собрался сбежать? Жена, дети и ипотека, все на тебе висит. Только сначала напиши доверенность на случай побега.

– Опять замолчала. Я же говорю, вы все похожи.

– А вы чуть что не так, брови домиком и давай играть в молчанку.

– Не надо обобщать, – прошел Гриша на кухню и открыл холодильник.

– Ну что, побегал? Быстро домой.

– Не волнуйся, Маша, от холодного пива еще ни один мужик не уходил. Вот, слышишь, собака подтверждает.

В этот момент за стеной залаяла собака соседки.

– Так они и общаются. Всегда смешно видеть, когда люди на полном серьезе разговаривают со своими четвероногими друзьями. Первые думают, что вторые их понимают, – дернул чеку на банке Гриша.

– Сразу видно – интеллигентные люди.

– Чувствую, ей тоже придется за винишком самой идти.

– Ты же сам тоже с котом постоянно общаешься.

– Мы с ним только ржем иногда над другими.

– Ты хочешь сказать, Васька тебя понимает?

– Нет, конечно, но делает вид.

– Весь в тебя.

– Знаешь, что у тебя общее с кошкой?

– Опять пошлость какую-нибудь задумал.

– Нет. Это гибкость. – Холодное пиво легло прямо на душу Гриши.

– О чем ты говоришь, я на фитнесе сто лет не была.

– А что так?

– Времени нет. Как же я задолбалась в этой берлоге. Думала, что создана для спа, для джакузи, нет, мля… не заслужила.

– Ванны с шампанским нет, это правда. Но… Твое главное украшение – это гибкая система личных ценностей, словно ожерелье из бриллиантов, которое при каждом повороте судьбы сверкает новыми гранями.

– Ну что за бред, ты как старик, который пытается говорить о сексе.

– Ты же сама хотела спа. Ты права, хватит говорить, надо заниматься. Кстати, ты получаешь удовольствие от секса?

– С тобой?

– А что, есть еще варианты?

– Варианты есть, сил нет.

– Жаль, а то о тебе могли бы говорить: она всего добилась через постель.

– А что плохого? Получить приятное с полезным. Я же даже через постель добиться ничего не могу. Какое удовольствие, когда приходишь домой как собака?

– И лаешь, и лаешь, и лаешь. Еще немного – и соседка тоже подумает, что я разговариваю с собакой, – рассмеялся Гриша.

– Не лаю. Скулю.

– В таком случае скажи мне, как тебе удается так хорошо выглядеть, лет на десять моложе меня.

– Так я моложе на десять лет.

– Я думал, ты ответишь: «У меня часы отстают».

– Нет, не отстают, часы только тикают, как мина замедленного действия. Смотрю на себя в зеркало, боже! Разве о такой мине я мечтала?

– Конечно, нет. Ты мечтала о принце. Думаешь, с ним радости от секса было бы больше?

– По крайней мере, можно было бы брать не удовольствием, а деньгами.

– И снова деньги.

– А ты не слышишь. Словно мы живем в одном доме, но в разных подъездах и разговариваем через вентиляцию.

– Да слышу, слышу. Я хотел тебе сказать, что я нашел тему. Я собираюсь открыть мастерскую по изготовлению деревянных сувениров.

– Деревянных? Гробов, что ли?

– Сувениров.

– Ты шутишь?

– Нет, у меня отец этим занимался.

– Значит, генотип, – рассмеялась она.

– Видимо, он же Гена.

– А деньги откуда?

– Отец дачу продал.

– Геннадьевич, так ты решил стать Страдивари?

– Он же вроде скрипки делал.

– Ну да, из дерева же. Я недавно слышала, его скрипку за десять миллионов продали на аукционе.

– Так он же итальянец.

– Надо было мне дуре за итальянца в свое время выходить.

– У тебя был итальянец?

– Да, то есть потом оказалось, что турок.

– Официант из турецкого отеля?

– Ты откуда знаешь?

– Классика жанра. Только не рассказывай мне это, я сейчас начну ревновать.

– Это было давно.

– Я считал тебя уникальной.

– Не останавливайся, считай дальше.

– До скольких?

– До свидания. До нашего первого свидания.

– Прошлое не считается.

– А я тебе о чем?

– А я тебе о чем?

– О чем?

– О том, что ты сексуальная сейчас, мне ревностно думать, какой сексуальной ты была раньше.

– Я знаю. Жизнь всегда хотела меня поиметь.

– Жаль, что я не первый.

– Надеюсь, не последний.

– Я не понял, – чуть не подавился пивом Гриша.

– Не будешь последним по жизни, – вздохнула жена.

– Хорошо, ты будешь мною гордиться.

– Только давай без этого пафоса. Какая мне разница, что о тебе говорят на двадцатой странице, если я вижу тебя все время на обложке.

– Где ты видела сейчас обложки, журналов больше нет.

– Ненавижу, когда ты тупишь.

– Ты права, сканворды остались.

– Да, загадок просто перебор. Ну так что ты решил мастерить?

– Да куй его знает.

– Куй, говоришь? – рассмеялась жена. – Значит, опять какая-нибудь куйня? Знал бы ты, как мне хочется мастериться.

– Мастерись, но только без мата, все будет хорошо, не волнуйся.

– Хочешь сказать, будешь и дальше бить баклуши?

– Бить не буду, даже не проси!

– В тебе тоже есть что-то сексуальное. Они, кстати, тоже из дерева.

– Кто?

– Баклуши.

– Да? А я и не знал.

– Это заготовки для деревянных ложек.

– Думаешь, мне с ложек начать?

– С ножек, начни с ножек.

– У тебя красивые ноги.

– Ты хочешь, чтобы я взяла тебя на работу? Так ты точно ничего не заработаешь. Это я тебе гарантирую.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?