В году в резервации проживало 17 человек. В году, согласно Бюро переписи населения США, на территории резервации население отсутствовало[3].
Примечания[править
Информатор
– Почему-то я не удивлена… – пробормотала Лейси.
– И правильно. Как вам, наверное, известно, сейчас во Флориде девять «индейских» казино, семь из которых принадлежат семинолам – самому большому племени, причем только одно из трех признается федеральным правительством. Вместе казино семинолов приносят четыре миллиарда долларов в год. Омар и его ребята не устояли перед соб- лазном.
– Как я погляжу, в вашем сюжете участвует организованная преступность, индейцы – владельцы казино и продажный судья, все в одном флаконе?
– Что-то в этом роде.
– Штука в том, что индейцы принадлежат к юрисдикции ФБР, – заметил Хьюго.
– Вот только ФБР никогда не проявляло энтузиазма по части отлова злоумышляющих индейцев. И потом, мистер Хэтч – внимание, я не зря повторяюсь, – с ФБР я дел не имею. Они не располагают фактами, а я располагаю, и я говорю с вами.
– Когда мы получим полную информацию? – спросила Лейси.
– Как только Гейсмар, ваш босс, включит зеленый свет. Поговорите с ним, перескажите услышанное от меня, постарайтесь, чтобы он понял, насколько все это опасно. Пусть сам заверит меня по телефону, что Комиссия по проверке действий судей серьезно отнесется к моей официальной жалобе и проведет полноценное расследование. Тогда я заполню столько бланков, сколько потребуется, – только подкладывайте!
Хьюго, барабаня пальцами по столу, думал о своей семье. Лейси, провожая глазами еще один рыбацкий катер, размышляла о возможной реакции Гейсмара. Майерс, наблюдая за обоими, не мог их не пожалеть.
Глава 3
Комиссия по проверке действий судей Флориды занимала половину третьего этажа в четырехэтажном здании, принадлежавшем штату, в центре Таллахасси, в двух кварталах от местного Капитолия. Все здесь – от ветхого ковра до узких тюремных окошек, каким-то образом отражавших почти весь солнечный свет, от потемневших после десятилетий воздействия сигаретного дыма квадратных панелей потолка до заслонивших все стены полок, грозивших обвалиться от тяжести папок разной степени ненужности и забвения, – вопило о нехватке средств, как и о том, что работа этого учреждения вовсе не является приоритетной в глазах губернатора и законодателей штата. Раз в год, в январе, бессменному директору КПДС Майклу Гейсмару приходилось плестись в Капитолий и там с протянутой рукой наблюдать, как всевозможные комитеты кромсают бюджетный пирог. От просителя ждали пресмыкательства. Вечно он клянчил хотя бы небольшой прибавки и неизменно получал меньше, чем выпрашивал. Такова была жизнь директора агентства, о существовании которого большинство законодателей даже не подозревало.
Собственно Комиссия состояла из пяти политических назначенцев, чаще всего отставных судей и юристов, которым благоволил губернатор. Шесть раз в год они собирались и просматривали иски и материалы слушаний по действиям судей, напоминавшие документы судебных процессов, и внимали разъяснениям Гейсмара и его сотрудников. Ему требовалось существенно расширить штат, но на это не было денег. Шестеро его расследователей – четверо в Таллахасси и двое в Лодердейле – работали в среднем по пятьдесят часов в неделю; неудивительно, что почти все они втихаря подыскивали себе новые местечки.
Из своего углового кабинета Гейсмар мог при желании (которое возникало нечасто) любоваться соседним сооружением бункерного типа, но большей этажности, и мешаниной других правительственных построек. Кабинет Гейсмара был просторным, потому что он снес стены и водрузил длинный стол; остальные помещения в КПДС нельзя было назвать иначе, чем чуланами и клетушками. Заседания Комиссии приходилось проводить в конференц-зале Верховного суда Флориды.
Сегодня вокруг директорского стола собралось четыре человека: сам Гейсмар, Лейси, Хьюго и секретное оружие КПДС – пожилая помощница юриста по фамилии Сейделл, которая в свои без малого семьдесят лет сохранила способность не только перелопачивать горы документов, но и все их запоминать. Тридцать лет назад Сейделл отучилась на юридическом факультете, после чего трижды провалила экзамен на право заниматься адвокатской деятельностью и была низведена до роли постоянной помощницы. Когда-то она была заядлой курильщицей – это она, главным образом, прокурила все здешние окна и потолки – и последние три года сражалась с раком легких, хотя ни разу не пропускала работу больше чем на неделю.
Стол был завален бумагами, многие из которых, отколотые от файлов, были испещрены желтыми и красными подчеркиваниями.
– …Этот человек заслуживает доверия, – докладывал Хьюго. – Мы поговорили в Пенсаколе с людьми, знавшими его в бытность адвокатом. Он пользовался хорошей репутацией, пока не попал под суд. Он тот, за кого себя выдает, хотя и сменил имя.
– Тюремное досье у него незапятнанное, – подхватила Лейси. – Он отсидел шестнадцать месяцев и четыре дня в федеральной тюрьме Техаса и почти все это время заведовал тюремной юридической библиотекой. Настоящий тюремный адвокат: помогал сидевшим с ним подавать апелляции и даже добился для двоих из них досрочного освобождения на основании непрофессиональных действий их адвокатов в суде.
– Сам-то за что сел? – спросил Гейсмар.
– Я произвел раскопки, чтобы проверить слова Майерса. Федералы копали под застройщика по фамилии Кубяк, бывшего калифорнийца, двадцать лет возводившего черт знает что здесь, в Дестине и в Панама-Сити. В конце концов они его сцапали. Теперь он отбывает тридцатилетний срок за длинный список преступлений, в основном банковское и налоговое мошенничество и отмывание денег. Вместе с ним погорела уйма народу, в том числе некто Рэмси Микс, быстро задравший лапки и заключивший досудебную сделку. Он заложил всех, кто шел по одному с ним делу, особенно Кубяка. От него многие пострадали. Наверное, он правильно делает, что бороздит моря под чужим именем. Он получил всего шестнадцать месяцев, все остальные – не меньше пяти лет. Главный приз достался Кубяку.
– Личная жизнь? – подал голос Гейсмар.
– Два развода, сейчас не женат, – стала докладывать Лейси. – Вторая жена ушла, когда его посадили. Есть сын от первого брака, живет в Калифорнии, владеет рестораном. Признав свою вину, Майерс заплатил сто тысяч долларов штрафа. На суде он показал, что столько же с него взыскали в качестве компенсации судебных издержек. В общем, он остался без цента и за неделю до посадки объявил себя банк- ротом.
Хьюго порылся в увеличенных снимках и сказал:
– Кое-что все же озадачивает. Я сфотографировал его яхту. Это моторное судно модели «Sea Breeze» длиной пятьдесят два фута, очень недурная посудина с дальностью хода двести миль и с четырьмя удобными спальными местами. Числится за багамской компанией – «почтовым ящиком», поэтому узнать ее регистрационный номер мне не удалось, но она точно стоит не меньше полумиллиона. Его выпустили из тюрьмы шесть лет назад. По данным Бюро регистрации Флориды, его права на управление плавсредством были восстановлены три месяца назад. Офиса у него нет, живет он, по его собственным словам, на яхте, которую, возможно, арендует. Так или иначе, это не образ жизни бедняка. Возникает естественный вопрос: на какие средства?
Эстафету снова приняла Лейси:
– Возможно, когда им занялось ФБР, он разместил какие-то средства на оффшорных счетах. Это было крупное дело по RICO со множеством пострадавших. Я пошепталась с нашим осведомителем, бывшим прокурором, и он говорит, что Микса, нынешнего Майерса, всегда подозревали в том, что он кое-что утаил. Мол, многие подсудимые пытались спрятать наличность. Но разве теперь докопаешься? Если ФБР ничего не нашло семь лет назад, то приходится заключить, что у нас тоже не выйдет.
– Можно подумать, у нас есть время на поиски! – проворчал Гейсмар.
– Вот именно, – подтвердил Хьюго.
– Выходит, этот человек – мошенник? – уточнил Майкл.
– То, что он отбывал наказание по суду, – это факт. Но он его отбыл, за все заплатил и снова является уважаемым членом коллегии, как и мы трое. – Хьюго покосился на Сейделл и улыбнулся, однако она на эти слова и улыбку не отреагировала.
– Допустим, мошенник – сильно сказано, – заметил Гейсмар. – Тогда назовем его сомнительным субъектом. С версией спрятанных денег я еще не готов согласиться. Если они на оффшорном счету, а судье по банкротствам он наврал, значит, его можно обвинить в подлоге. Зачем ему в таком случае этот риск?
– Не знаю, – пожал плечами Хьюго. – Он производит впечатление осторожного человека. Не забудьте, он уже шесть лет на свободе. Во Флориде права на повторное обращение о приеме в коллегию адвокатов приходится ждать пять лет. Почему бы за время ожидания не заработать деньжат? Человек он башковитый.
– Собственно, какая разница? – не выдержала Лейси. – Мы кем занимаемся – им или коррумпированным судьей?
– Тоже верно, – согласился Гейсмар. – Говорите, он намекнул, что судья – женщина?
– Типа того, – ответила Лейси. – Это не вполне ясно.
Гейсмар повернулся к Сейделл.
– Насколько я понимаю, у нас во Флориде политкорректное количество судей-женщин.
Сейделл с усилием набрала в прокуренные легкие воздух и заговорила своим охрипшим голосом:
– Это как посмотреть. Одно дело – десятки девочек в дорожных и тому подобных судах, но из его слов можно заключить, что речь идет о гнили, поразившей окружной уровень. А там из шестисот судей женщин где-то треть. По штату разбросано девять казино, поэтому гадать – напрасно тратить время.
– А как насчет этой так называемой «береговой мафии»?
Сейделл втянула столько воздуха, сколько вмещали ее больные легкие, и ответила:
– Кто ее знает! В свое время орудовали «мафия дикси», «мафия реднеков», «техасская мафия», мало ли какие еще… Похоже на легенды, не подтвержденные криминальной хроникой. Подумаешь, крутые парни, любители торговать виски и ломать кому ни попадя ноги! Ни о какой «мафии каракатиц» и «береговой мафии» ничего не слышно. Что их вообще не существует, утверждать не берусь, но лично я ничего не накопала. – И она умокла, использовав весь воздух.
– Не будем торопиться, – сказала Лейси. – Я наткнулась на одну статейку сорокалетней давности в одной из газет Литтл-Рока. Это красочная история некоего Ларри Уэйна Фаррела, владельца нескольких рыбных ресторанов в Арканзасской Дельте. Он вроде бы для виду торговал сомами, при этом через заднюю дверь нелегально приторговывал спиртным. В какой-то момент ему и его родным захотелось большего, они расширились и перешли к организации азартных игр, крышеванию проституции, торговле угнанными автомобилями. Дальше – все как говорит Майерс: дрейф по Глубокому югу в поисках коррумпированного шерифа для новой реорганизации. В конце концов они осели в окрестностях Билокси. Статья длинная, приводить все подробности нет смысла, но за этими ребятами тянется удивительно длинная вереница трупов.
– Признаю свою ошибку, – сказала Сейделл. – Спасибо, просветили.
– Пожалуйста.
– Напрашивается очевидный вопрос, – заговорил Хьюго. – Допустим, он подает свой иск, мы приступаем к расследованию и выходим на что-то действительно опасное. Почему попросту не обратиться к ФБР? Разве Майерс сможет нам помешать?
– Конечно, не сможет, – ответил Гейсмар. – Именно так и произойдет. Расследование контролируем мы, а не он. Если нам потребуется помощь, мы ее обязательно получим.
– Значит, приступаем? – спросил Хьюго.
– А как же, Хьюго! У нас нет выбора. Если он подает иск с обвинением кого-то из судей в должностном преступлении или коррупции, то наш статус диктует единственную линию поведения – оценку ситуации. Все просто. Ты нервничаешь?
– Нет.
– Есть колебания, Лейси?
– Конечно, нет.
– Прекрасно. Поставьте в известность Майерса. Если он захочет говорить со мной, я не возражаю.
На то, чтобы дозвониться Майерсу, ушло два дня. Когда это наконец получилось, он не проявил желания общаться с Лейси или с Гейсмаром. Сказал, что по горло занят делами и перезвонит позже. Связь была слабая, с помехами, как будто он заплыл в невесть какую даль. На следующий день он позвонил Лейси с другого номера и попросил Гейсмара. Тот заверил его, что иск будет рассмотрен в приоритетном порядке и расследование начнется немедленно. Через час Майерс перезвонил Лейси и попросил о встрече. Сказал, что хочет снова увидеться с ней и Хьюго и обсудить дело. Что есть много сведений, которые он готов сообщить только устно и которые критически важны для расследования. Предупредил, что откажется от подачи иска, если они отклонят его просьбу о встрече.
Гейсмар дал добро, осталось дождаться, пока Майерс назначит время и место. Тот ждал неделю, потому что, как объяснил, они с Карлитой «болтаются вокруг островов Абако», что на севере Багамского архипелага, и вернутся во Флориду через несколько дней.
Ближе к вечеру субботнего дня, когда температура, достигнув 40 градусов Цельсия, стала понемногу снижаться, Лейси въехала в никогда не закрывавшиеся ворота и покатила мимо вереницы рукотворных прудов с фонтанчиками, выстреливавшими вверх струйки теплой водички, мимо запруженного людьми поля для гольфа, мимо шеренг одинаковых домов, выставлявших напоказ гаражи на две машины, и затормозила перед парком с цепочкой сообщающихся бассейнов. Здесь плескались и забавлялись сотни ребятишек, чьи мамаши болтали и тянули напитки под широкими зонтиками.
Комплекс «Мидоус» пережил Большую рецессию и неплохо котировался на рынке как мультирасовое сообщество молодых семей. Хьюго и Верна Хэтч поселились здесь пять лет назад, когда завели второго ребенка. Теперь их семья с четырьмя детьми с трудом помещалась в бунгало площадью квадратных футов. Но о переезде в дом побольше не могло быть речи. Хьюго получал 60 тысяч долларов в год, как и Лейси, но та жила одна и могла кое-что откладывать, в то время как Хэтчи жили от зарплаты до зарплаты.
Это, впрочем, не отучило их от любви к дружеским сборищам, поэтому почти каждую летнюю субботу Хьюго вставал к грилю у бассейна с банкой холодного пива в руке и принимался жарить бургеры и болтать с приятелями о футболе, поглядывая на плещущихся в бассейне детей и на прячущихся в тени женщин. Лейси пошла к женщинам и под их привычные приветствия добралась до беседки у бассейна, где Верна нянчила малышку, отдыхая от жары. Месячная Пиппин была пока что очень слабенькой. Лейси, бывало, сидела с детьми Хэтчей, давая родителям передохнуть. Правда, найти бэбиситтера тоже не составляло труда, да и обе бабушки жили не дальше тридцати миль. И Хьюго, и Верна происходили из многолюдных семейств, имели бесчисленных тетушек, дядюшек, кузенов и кузин и не жаловались на нехватку семейных драм и конфликтов. Лейси часто завидовала ощущению надежности, обеспечиваемому такого рода кланом, но при этом была рада, что не должна отвлекаться на кучу людей с их проблемами. Верна и Хьюго тоже порой, ища помощи, не хотели обращаться к родственникам.
Лейси взяла у Верны Пеппин и отпустила мать за напитками. Качая малютку, она наблюдала за сборищем – черными, белыми, латинос и азиатами, сплошь молодыми парами с маленькими детьми. Двое папаш, однокурсники Хьюго по юридическому факультету, работали в прокуратуре, еще один – в сенате штата. Неженатые мужчины отсутствовали, перспектива знакомства тоже, да Лейси ее и не ждала. Она редко с кем-то встречалась ввиду почти полного отсутствия пригодных – во всяком случае, для нее – мужчин. На ее счету был один болезненный разрыв, даже теперь, спустя восемь лет, отягощавший ее память.
Верна вернулась с двумя банками пива, села напротив нее и спросила шепотом:
– Вот интересно, почему у тебя на руках она всегда успокаивается?
Лейси улыбнулась и пожала плечами. В свои 36 лет она частенько задавалась вопросом, появится ли и у нее когда-нибудь свой ребенок. Ответа не было, но часы тикали, и она тревожилась, что шансов становится все меньше. У Верны, как и у Хьюго, был усталый вид. Им хотелось большой семьи, но, если серьезно, четверо детей – не достаточно ли? Лейси не отваживалась заводить этот разговор, но для нее ответ был очевиден. Оба супруга получили высшее образование, став в своих семьях пионерами, и мечтали, чтобы и у их детей была эта возможность. Но как обеспечить такое всем четверым?
– Хьюго говорит, что Гейсмар поручил вам двоим крупное дело, – тихо произнесла Верна.
Лейси удивилась: обычно Хьюго не обсуждал дома семейные дела. Кроме того, КПДС по понятным причинам требовала от своих сотрудников соблюдения конфиденциальности. Им случалось вечерком, хлебнув пива, высмеивать втроем выходки очередного судьи, попавшего под их прожектор, но имена при этом никогда не звучали.
– Может, крупное, а может, никакое, – отозвалась Лейси.
– Он немного мне сказал, такая уж у него манера, но я вижу, что он беспокоится. Странно, мне никогда не приходило голову, что у вас опасная работа.
– Нам тоже. Мы же не копы с «пушками». Мы – юристы, наше оружие – повестка в суд.
– Хьюго говорит, что хотел бы носить револьвер. Меня это серьезно тревожит, Лейси. Обещай мне, что вас не подстерегает никакая опасность.
– Даю тебе слово, Верна: лишь только я почувствую необходимость вооружиться, мигом уволюсь и стану искать другую работу. В жизни ни из чего не стреляла!
– В моем, то есть в нашем мире слишком много оружия и слишком много бед из-за него.
Лейси отдала ей малютку и пошла проверить, готовы ли бургеры.
Глава 4
Выйдя наконец на связь, Майерс предложил Лейси встретиться на той же пристани в Сент-Огастине. Все было по-прежнему: тот же изнурительный зной, та же влажность, те же сходни в конце пирса, даже та же самая цветастая рубашка на Майерсе. Они сели за знакомый деревянный столик под тентом у него на яхте, он отхлебнул пива из бутылки с той же этикеткой и начал рассказ.
Омар, герой его рассказа, в реальной жизни звался Вонном Дьюбозом и был потомком тех гангстеров, которые действительно замышляли свои первые преступления в кладовке рыбного ресторанчика под Форрест-Сити, штат Арканзас. Ресторанчик принадлежал его деду по материнской линии, погибшему спустя годы в устроенной полицейскими засаде. Отец Вонна повесился в тюрьме – во всяком случае, официальный рапорт гласил, что его нашли повешенным. Многочисленных дядьев и кузенов ждала схожая судьба, и банда изрядно поредела, прежде чем Вонн открыл для себя золотую жилу – торговлю кокаином в Южной Флориде. Несколько тучных лет дали средства для укрепления небольшого синдиката. Теперь он сам, почти семидесятилетний, жил где-то на южном побережье, обходясь без постоянного адреса, банковского счета, водительских прав, номера социального страхования и паспорта. Начав разрабатывать новую золотую жилу, Вонн сократил численность своей банды до горстки кузенов, чтобы к кассе не тянулись лишние руки. Он орудовал совершенно анонимно и скрывался за частоколом оффшорных компаний, управляемых некой юридической фирмой из Билокси. По всем сведениям – правда, малочисленным, – он был очень богат, но жил скромно.
– Вы когда-нибудь с ним встречались? – спросила Лейси.
Майерса вопрос позабавил.
– Не глупите! С этим человеком никто никогда не встречается. Он живет в густой тени, чем похож на меня. В Пенсаколе и вокруг вряд ли найдутся трое людей, готовых сознаться, что знакомы с Вонном Дьюбозом. Я прожил там сорок лет и то узнал о его существовании всего несколько лет назад. Он появляется и исчезает.
– Причем не имеет паспорта, – заметил Хьюго.
– Настоящего. Если его когда-нибудь схватят, то найдут с полдюжины фальшивых паспортов.
В году Бюро по делам индейцев предоставило хартию маленькому племени таппаколов численностью всего в человек, проживавшему на флоридском «отростке»; большинство их ютилось в лачугах среди болот округа Брансуик. Тогда у племени было что-то вроде штаб-квартиры – резервация площадью триста акров, предоставленная ему федеральным правительством за восемьдесят лет до того. К м годам могучий народ Южной Флориды семинолы, как и племена всей страны, увидел яркий свет, испускаемый индустрией азартных игр. Так сошлось, что Вонн и его банда как раз начали скупать дешевые земли по соседству с резервацией таппаколов. В начале х годов – точнее никто не скажет, потому что тот разговор все давно поспешили забыть, – Дьюбоз сделал таппаколам невероятно выгодное предло- жение.
– «Трежеар Ки[3]», – пробормотал Хьюго.
– Оно самое. Единственное в Северной Флориде казино, удобно расположенное всего в десяти милях от федеральной автострады номер десять и в десяти милях севернее пляжей. Казино с полным комплектом обслуживания, открыто круглосуточно семь дней в неделю, развлечения в стиле Диснейленда для всей семьи, крупнейший в штате аквапарк, кондоминиумы на продажу, в аренду и в тайм-шер – выбор за вами. Настоящая Мекка для желающих рискнуть или просто поиграть на солнышке – заметьте, меньше, чем в двухстах милях от пятимиллионого скопления людей! Не знаю цифр – индейцы, управляющие казино, ими не делятся, – но «Трежеар Ки» вполне может приносить полмиллиарда баксов в год.
– Мы побывали там прошлым летом, – сознался Хьюго, как будто его уличили в постыдном поступке. – Неплохое местечко, чтобы спустить лишний доллар-другой. Честно скажу, мне понравилось.
– Неплохое?! Сказочное место! Неудивительно, что у них всегда аншлаг, а таппаколы купаются в деньгах.
– Делясь ими с Вонном и его ребятами? – подсказал Хьюго.
– Не только. Но все по порядку.
– Это округ Брансуик в двадцать четвертом судебном округе, – сказала Лейси. – В двадцать четвертом двое окружных судей – мужчина и женщина. Уже теплее?
Майерс с улыбкой похлопал ладонью по закрытой папке посередине стола.
– Здесь исковая жалоба. Отдам вам ее позже. Судья – достопочтенная Клаудия Макдоувер, занимает должность уже семнадцать лет. О ней тоже потом. Пока позвольте продолжить предысторию. Она критически важна.
Возвращаемся к таппаколам. Из-за казино в племени произошел жестокий раскол. Противников разврата возглавил агитатор Сон Разко, христианин, не принимавший азартных игр по соображениям морали. Он возглавил своих сторонников, как будто оказавшихся в большинстве. Поборники открытия казино сулили всем заманчивые блага – новые дома, пожизненные пенсии, хорошие школы, бесплатную учебу в колледже, здравоохранение и так далее. Кампанию в пользу открытия казино тайно финансировал Вонн Дьюбоз, но отпечатков, как всегда, не оставлял. В году вопрос поставили на голосование. Правом голоса обладали лица старше восемнадцати лет, всего человек триста. К урнам пришли все, за исключением четырнадцати душ; за процедурой – чтобы чего не вышло – наблюдали федеральные приставы. Победил Сон Разко со своими традиционалистами: им досталось пятьдесят четыре процента голосов. Последовал иск о фальсификации итогов голосования и о запугиваниях, но окружной судья не дал ему хода. Казино погибло.
Как вскоре после этого и Сон.
Тело нашли в чужой спальне, рядом с чужой женой. Оба оказались убиты выстрелами в голову. Оба были обнажены и, похоже, застигнуты на месте прелюбодеяния. Мужа убитой, некого Джуниора Мейса, арестовали по обвинению в убийстве. Пока шли борения из-за казино, он оставался близким соратником Разко. Он настаивал, что невиновен, тем не менее ему грозил смертный приговор. Ввиду широкой огласки процесса недавно избранная судьей Клаудия Макдоувер перенесла его в другой округ, но настояла на том, чтобы продолжать вести его самой. На всех этапах она поддерживала обвинение.
На пути создания казино стояло две преграды. Одной был Сон Разко, другой – местоположение. Земли таппаколов – почти сплошь необитаемые низинные болота и рукава морских заливов, но и там можно было выкроить сушу для строительства казино и всего необходимого вокруг. Проблемой оставалась транспортная доступность. В резервацию вела старая дорога, пришедшая в негодное состояние. Предполагаемую нагрузку она бы ни за что не выдержала. Руководство округа Брансуик, польстившись на налоговые поступления, создание хорошо оплачиваемых рабочих мест и прочее, согласилось построить новую четырехполосную трассу от местной дороги номер до границы резервации, откуда было уже рукой подать до будущей стройплощадки. Вот только для строительства дороги пришлось бы прибегнуть к принудительному отчуждению или конфискации частных земельных участков, большинство владельцев которых выступали против казино.
Округ возбудил одновременно одиннадцать судебных исков с целью конфискации одиннадцати участков вдоль проектируемой трассы. Судья Макдоувер приняла иски к рассмотрению и надавила на адвокатов. События развивались стремительно: в считаные месяцы первый иск был готов к разбирательству в суде. К этому времени почти никто, особенно среди адвокатов, не сомневался, что судья занимает сторону округа и выступает за оперативное строительство дороги. Незадолго до первого заседания она устроила у себя в зале заседаний совещание по достижению соглашения, подразумевавшего выплату округом каждому землевладельцу вдвое больше оценочной стоимости его участка. Законы Флориды почти не оставляли сомнений, что округ получит землю. Вопрос сводился к компенсации. Также имели значение сроки. Проталкивая разбирательство, судья Макдоувер позволяла казино избежать многолетнего промедления.
Пока тянулись дела с принудительным отчуждением, убрали Сона Разко, и поборники казино потребовали нового референдума. В этот раз они победили, получив большинство в тридцать голосов. Новый иск о подтасовках при голосовании судья Макдоувер опять отвергла. Наконец-то можно было приступать к строительству «Трежеар Ки». В году казино открылось.
Апелляции Джуниора Мейса ползли через систему, многие эксперты критиковали суд и приговор, однако серьезных нарушений не обнаруживалось, и приговор оставался в силе.
– Мы изучали это дело на юридическом факультете, – вспомнил Хьюго.
– Убийство было совершено шестнадцать лет назад. Вам было тогда лет двадцать? – уточнил Майерс.
– Примерно. Самого убийства я не помню, суда тоже, но речь о нем шла, это точно. Об уголовном процессе. Об использовании доносчиков из числа сокамерников в процессе по тяжкому убийству, караемому смертной казнью.
– Вы об этом вряд ли слышали? – обратился Майерс к Лейси.
– Я – нет, – ответила та. – Я выросла не во Флориде.
– Я собрал полное досье по делу об этом убийстве, начиная с законности взятия под арест. Я занимался им много лет и знаю больше, чем кто-либо другой. Можете задавать любой вопрос.
– Итак, Мейс застал жену в постели с Соном и сильно обиделся?
– Сомневаюсь. Мейс утверждает, что находился в другом месте, но свидетель его алиби не очень надежен. Назначенный судом защитник был неопытным новичком, не то что шустрый обвинитель. Тому судья Макдоувер разрешила вызвать в качестве свидетелей двух тюремных доносчиков, показавших, что в тюрьме Мейс хвастался, будто совершил убийство.
– Нам следует с ним поговорить? – поинтересовался Хьюго.
– Я бы именно с этого и начал.
– Почему? – спросила Лейси.
– Потому что Джуниор Мейс может что-то знать, и есть шанс, что он станет с вами говорить. Таппаколы – суровый и неразговорчивый народ, очень подозрительный к чужакам, особенно к властям и носителям мундиров. К тому же они запуганы Дьюбозом и его бандой. Их легко удалось запугать. Поэтому они предпочитают помалкивать. На них неожиданно свалилась уйма денег. Теперь у них дома, машины, школы, медицина, деньги на колледж для отпрысков. Зачем раскачивать лодку? Даже если казино делает грязные дела, якшается с гангстерами – кому какое дело? А вот тому, кто распустит язык, грозит пуля.
– Может, поговорим о судье? – предложила Лейси.
– Поговорим. Клаудия Макдоувер, пятьдесят шесть лет, первый раз ее избрали судьей в году и с тех пор переизбирают каждые шесть лет. Как ни посмотри, усердная судья, очень серьезно относящаяся к своей работе. Переизбирается с внушительным счетом. Яркая личность, но очень управляема. Ее бывший муж был популярным врачом в Пенсаколе и любителем молоденьких медсестер. На громком бракоразводном процессе муженек и шайка его адвокатов здорово потрепали Клаудию. Она со зла поступила на юридический факультет, чтобы выучиться и отомстить, но в процессе учебы решила послать своего бывшего куда подальше. Поселилась в главном городке округа Брансуик Стерлинге и пошла работать в захудалую риелторскую фирму. Однако в маленьком городе она быстро заскучала. В какой-то момент пути Вонна Дьюбоза и ее пересеклись. Эта часть истории для меня покрыта мраком. Слышал, что они то сходились, то расходились, но проверить это вряд ли возможно. В году, после того как таппаколы проголосовали против казино, Клаудия Макдоувер вдруг заинтересовалась политикой и решила баллотироваться в окружные судьи. Я ни о чем таком понятия не имел, потому что был занят своей адвокатской практикой в Пенсаколе и не смог бы показать Стерлинг на карте. О таппаколах слышал, читал о борьбе вокруг проекта казино, но интереса к этому не испытывал. Судя по всему, ее кампания имела прекрасное финансирование и организацию. На выборах Клаудия получила на тысячу голосов больше, чем прежний судья. Через месяц после ее вступления в должность был убит Сон Разко, и, как я говорил, она председательствовала на суде над Джуниором Мейсом. Шел год, Вонн Дьюбоз с сообщниками и деловыми партнерами активно скупали землю в округе Брансуик, вблизи резервации. Когда выяснилось, что таппаколы жаждут казино, зашевелились и другие земельные спекулянты, но после первого голосования у них пропал интерес. Вонн с радостью завладел их бывшей собственностью. Он-то знал, чем все закончится, и вскоре взял индейские земли в кольцо. После драматического устранения Сона Разко прошел второй референдум, на котором победили сторонники казино. Остальное – история.
Лейси прильнула к своему лэптопу и вскоре открыла большую официальную фотографию судьи Клаудии Макдоувер в черной мантии, с судейским молоточком в руке. Ее короткие черные волосы, собранные в пучок, выглядели очень стильно, на лице выделялись дизайнерские очки, не позволявшие разобраться в выражении глаз. Ни улыбки, не тени тепла, юмора – сугубо деловой вид. Могла ли она быть частью заговора по ложному обвинению человека, пятнадцать лет после этого ожидающего приведения в исполнение смертного приговора? Трудно было в такое поверить.
– Ну и где тут коррупция? – спросила Лейси.
– Всюду. Как только таппаколы взялись строить казино, Дьюбоз тоже принялся за дело. Начал с гольф-клуба «Рэббит Ран» по соседству с ка- зино.
3. Treasure Key – «Ключ к сокровищу» (англ.).
править код]
Ссылки[править
У индейцев своя IGRA. Особенность азартных игр в племенных казино
В году Рональд Рейган подписал закон IGRA (The Indian Gaming Regulatory Act), который легализовал казино в резервациях и позволил коренным народам Америки создавать новые объекты вне зависимости от политики штатов. В общая прибыль индейских игорных домов составила млрд долларов. А в племенное казино Wind Creek Hospitality стало первым, испытавшим технологию Orion Slant. Всего за 30 лет официального существования игорные дома индейцев превратились в рай для гемблеров и в злейшего врага для Дональда Трампа.
Особенности племенных казино
Азартные игры в резервациях, согласно IGRA, разделяют на 3 категории:
Первый класс – традиционные игры коренных американцев, которые являются элементом церемоний или ритуалов и приносят номинальные призы. Владельцы племенных казино должны согласовать их только с местными вождями.
Второй класс – бинго, покер и другие карточные игры, в которых соперники играют не против казино, а друг против друга. В категорию не входит блэкджек и классические видеослоты. Игры второго класса должны соответствовать требованиям IGRA и Национальной индейской игровой комиссии (NIGC).
Третий класс – игровые автоматы, блэкджек, крэпс, рулетка и другие направления, которые популярны в коммерческих американских казино. Открытие племенных игорных домов с играми третьего класса происходит после одобрения NIGC, руководителей племени и властей штата, на территории которого находится резервация.
Деятельность индейских казино контролируют вожди, представители NIGC, Комитет по внутренним делам и Конгресс. Они следят, чтобы часть прибыли поступала в казну штата, а остальные деньги уходили социальное обеспечение общины, ее экономическое развитие и на благотворительность.
Владельцы племенных казино не могут оставлять весь доход себе. Часто прибыль от азартных игр распределяется между коренными американцами, живущими на территории резервации. Годовой размер социальных выплат может превышать тыс. долларов на человека!
Главная особенность племенных казино в том, что они всегда находятся на территории резервации или на земле, владельцем которой является индеец. Эта особенность позволяет коренным американцам открывать игорные дома даже в тех штатах, в которых азартные игры находятся под запретом.
Популярные игры в племенных казино
В племенных казино широко распространено два вида азартных развлечений: карточные и настольные игры второй категории. После изменения алгоритма работы слот-машин индейцы получили возможность устанавливать в игорных заведениях особые игровые автоматы. Испытать удачу в баккара, блэкджеке или в классических видеослотах можно только на территории популярных заведений с высоким ежегодным доходом.
Такая особенность племенных казино обусловлена IGRA. Закон, принятый Рейганом, разрешает открывать казино на территории резервации даже несмотря на запреты, но игры обязательно должны быть легализованы на уровне конкретного штата. Обычно это лото, бинго и классический покер с небольшим количеством участников.
Казино, которые хотят расширить портфолио, должны обращаться к губернатору и отправлять официальный запрос в Конгресс с перечнем желаемых игр. Взамен игорные дома обязуются платить штату подоходный налог как представители монополий.
Джим Аллен и технология Orion Slant
Первооткрывателем слотов второго класса и спасителем племенных казино стал Джим Аллен. До года он был управляющим в компаниях Дональда Трампа в Атлантик Сити и курировал работу трех казино. В Джима наняли семинолы, владельцы комплекса Seminole Hard Rock Hotel & Casino во Флориде.
Главным соперником мистера Алена стал губернатор штата Джеб Буш. Представитель власти не хотел развивать индейский игорный бизнес во Флориде и не разрешал племенным казино использовать игровые автоматы третьего класса.
Джим нашел идеальное решение проблемы. Управляющий Seminole Hard Rock Hotel & Casino уговорил нескольких производителей слотов создать слот-машины с новым алгоритмом работы. Внешне они выглядели как обычные «однорукие бандиты» из Лас-Вегаса, но подключались к центральному серверу. Благодаря инновации посетители играли не против заведения, а друг против друга, что не нарушало условия IGRA.
Слот-машины, разработанные Алленом в году, стали основой для новой технологии Orion Slant от PlayAGS. Компания создала игровой автомат второго класса на сенсорном управлении. Монитор видеослота состоит из 2 экранов. Размер верхнего – 32 дюйма, нижнего –
В экспериментальной версии Orion Slant, установленной в Wind Creek Hospitality в Алабаме, содержится 15 игр. Если технология станет популярной, производители обещают улучшить возможности платформы и расширить портфолио автомата до 30 приложений. Пока что гемблерам предлагают испытать удачу в Fu Nan Fu Nu, Aztec Gold, Dragon Fa, 7 Diamond, Kingdom Cash и Vegas Gold.
Интересные факты о племенных казино
Второе по величине казино Mohegan Sun, которым управляют потомки могикан, находится всего в нескольких милях от своего главного конкурента Foxwoods Resort, проекта пекотов.
Ежегодно каждый представитель племени семинолов получает на счет тыс. долларов в виде дивидендов от казино просто за свое происхождение. Доступ к трастовому фонду открывается после достижения индейцем 18 лет.
Согласно данным NIGC, игровыми объектами в 28 штатах управляют только племен. У племен (58%) нет собственных казино из-за отсутствия территорий и ресурсов для их строительства.
Индейские казино к году создали более тыс. рабочих мест для местных жителей.
Племенными игорными домами часто руководят не жители резервации, а внешние управляющие компании. Казино Cherokee в Северной Каролине, Prairie Band в Канзасе и Ak-Chin в Аризоне управляет фирма Harrah. Игорным домом Mohegan Sun руководят старейшины племени и южноафриканская компания.
Дональд Трамп пытался конкурировать с племенными казино в Калифорнии. Он открыл первый игорный дом, у которого было не индейское название. В году казино Tramp 29 перешло к другому владельцу и сменило имя на Spotlight Возможно, именно эта неудача превратила Трампа в злейшего врага индейских игорных домов. Из-за казино личным врагом нынешнего президента США стал и Джеб Буша. Губернатор не позволил Дональду Трампу заключить сделку с племенами штата Флориды и легализовать казино в х.
Игорные заведения коренных американцев вызывают много вопросов и критики, в том числе и со стороны администрации Дональда Трампа, но это не мешает им развиваться, повышать свой ежегодный доход и внедрять новые технологии.
Человек, который сделал миллиардерами племя семинолов
Джим Аллен на ногах с трех утра. Он наговаривает самому себе голосовые сообщения, которые прослушает позже в офисе, а сейчас лавирует среди сверкающих игровых автоматов и многочисленных столов для блэк-джека в холле голливудского Seminole Hard Rock Hotel & Casino. Аллен в деталях рассказывает едва поспевающему за ним корреспонденту Forbes историю о том, как десять лет назад индейское племя семинолов оставило позади 72 соперника, включая гигантские инвестфонды и мультинациональные компании из сферы гостеприимства, и под его руководством стало владельцем крупной сети ресторанов, отелей и казино под брендом Hard Rock. «Первое время в племени думали, что я безумец», — вспоминает Аллен.
Скорее безумно ловкий и хитрый, летний Джим Аллен стал настоящей находкой для насчитывающего человек индейского племени семинолов, возглавив компанию Hard Rock International и принадлежащий индейцам игорный бизнес. Мало того, он фактически их озолотил.
«Я серьезен, как сердечный приступ, — говорит Аллен, который на самом деле за последние три года пережил два сердечных приступа и коронарное шунтирование, но по-прежнему работает по 16 часов в день. «Некоторые люди говорят, некоторые люди находят причины и оправдания, а некоторые просто доводят дело до конца. Я предпочитаю последних», — говорит он.
Хотя в его венах нет ни капли семинольской крови, Аллен, возможно, главный борец за права коренного населения Америки с тех пор, как в году Франклин Делано Рузвельт провел Закон о реорганизации индейской администрации для сохранения и развития племенных земель и культуры. Но в отличие от социальных программ федерального правительства, все достижения Аллена — исключительно результат погони за прибылью.
Международный бизнес, которым Аллен руководит по решению семинолов, сегодня охватывает 71 страну, где под этим брендом открыты ни много ни мало ресторанов Hard Rock Cafe, 32 отеля и 11 казино. В общей сложности доходы от них превышают $5 млрд в год, включая продажи от франшиз. Еще 25 отелей сети Hard Rock откроются в скором времени в разных частях мира — от Далласа до Дубаи и Шанхая. Плюс управляющая компания племени семинолов только что приобрела права на флагманский отель Hard Rock в Лас-Вегасе. В ноябре избиратели в Нью-Джерси будут решать, сможет ли Аллен построить всего в нескольких милях от Манхэттена новое казино сети Hard Rock на игорных автоматов, игровых столов и гигантской гитарой перед входом.
И хотя семинолов просят не делиться информацией с чужаками, всем вокруг давно понятно, что их стремительная экспансия в игорный бизнес и индустрию гостеприимства позволила создать гигантскую денежную машину, которая ежегодно генерирует операционный доход в $1,5 млрд. За последние пять лет племя семинолов заплатило в бюджет штата Флорида $1 млрд из своих доходов.
А что же достается простым семинолам? Сегодня каждый мужчина, женщина и ребенок в племени получает раз в две недели дивиденды, общая сумма которых в год составляет порядка $
Но не раньше. Специальные племенные трасты не позволяют детям и их родителям распоряжаться этими средствами до наступления совершеннолетия владельца.
Если прибавить сюда другие многочисленные активы семинолов, такие как 81 уникальных артефактов из мира поп-музыки (например, красный кожаный пиджак Майкла Джексона из видеоклипа «Beat It» или собственноручно написанный Ленноном текст песни «Imagine»), которые оценивают в $ млн, то общее богатство племени можно оценить в $12 млрд.
Член племени летняя Тина Осцеола помнит времена, когда семинолы выживали за счет продажи индейских сувениров туристам. Теперь же Осцеола на достающиеся ей доходы от игорного бизнеса оплачивает курсы школьного и университетского образования. «Аллен никогда не останавливается, — говорит она. — И, если честно, я не хотела, чтобы вместо него пришел кто-то, кто будет останаливаться».
Джим Аллен — человек, который сделал миллиардерами целое племя семинолов из Флориды, но давний вождь племени Джеймс Билли — противоречивый персонаж и борец с аллигаторами — заслуживает даже больше внимания. Хотя бы за то, что именно с него начался игровой бизнес индейцев на $33 млрд.
Только что закончился обед, и Билли вышагивает по лобби шикарной четырехэтажной штаб-квартиры семинолов в Голливуде, построенной на старой свиноферме, и радостно встречает людей приветствием «кулак о кулак». Правда всего через несколько недель летний Билли потеряет свое место вождя племени — во второй раз за 40 лет. Но в этот теплый августовский день, когда он встречается с журналистом Forbes, пока мало что предвещает такую развязку. Билли только что прибыл в штаб-квартиру из своего дома в соседней резервации Брайтон на желто-красно-белом вертолете.
В конце сентября члены племени, недовольные некоторыми нюансами проводимой им политики, инициируют петицию за отзыв Билли, а четыре других члена совета племени анонимно проголосуют за уход Билли с поста.
Это уже не первый раз, когда вождь Билли теряет свой пост. Он руководил племенем с по годы, пока не был снят с должности на фоне обвинений в сексуальных домогательствах (которые позже были признаны несостоятельными) и финансовых махинациях. Позднее Билли заявлял, что его отставка была вызвана неприязненными отношениями с членами совета, расходы которых он слишком тщательно проверял. Проведя десять лет вне политики, в году Билли снова был избран вождем семинолов и пошел на второй срок в году. На следующих выборах Билли намерен вернуть себе этот пост.
Билли еще и настоящий народный герой. Полукровка, он родился в году на ферме по разведению шимпанзе, где туристы платят за то, чтобы поглазеть сразу на обезьян и индейцев. Младенцем его забрали у матери, чтобы утопить в канале, но его спасла старейшина племени. Билли было 9 лет, когда умерла его мать. Он обучился навыкам борьбы с аллигаторами и стал зарабатывать себе этим на жизнь, развлекая туристов. В 20 с небольшим Билли записался в армию и воевал во Вьетнаме. Вернувшись домой живым и невредимым, он стал популярным певцом кантри и исполнял такие хиты как «Большой аллигатор» с вкраплениями его родного индейского языка Миккошеки.
Билли был выбран вождем семинолов в году во многом благодаря репутации «Рембо с сердцем». В первый день на новой должности кто-то вручил ему кипу бумаг, в которых речь о некой лотерее с крупными ставками и утверждалось, что индейское племя сможет заработать $3 млн за шесть месяцев на азартных играх. «По тем временам это были огромные деньги, и я подумал, почему бы не попытаться», — объясняет он. Чтобы профинансировать эту затею, племя взяло в долг деньги у группы, тесно связанной с членом мафии Мейером Лански (об этом говорилось в докладе уголовной комиссии Пенсильвании в году).
Вскоре толпы местных жителей и приезжих из Канады потянулись в принадлежащий семинолам игровой зал Hollywood на мест. В то время азартные игры были вне закона во Флориде, и шериф округа пригрозил прикрыть зарождающийся бизнес Билли. Но вместо того, чтобы отступить, он пошел в наступление и в году выиграл знаковое дело в суде, после которого индейские племена получили суверенный статус в вопросах игорного бизнеса.
В году Конгресс окончательно узаконил этот статус, приняв Закон о регулировании проведения азартных игр индейскими племенами.
Билли редко пьет и не играет в азартные игры, но он просто без ума от самолетов и вертолетов и имеет репутацию бабника, любящего сомнительные шутки. Его жизненная философия отражает его подход к бизнесу: проще попросить прощения, чем умолять разрешить. Например, в году в Тампе было обнаружено массовое захоронение семинолов, как раз на том месте, где город планировал возвести парковку. Билли договорился о переносе священных для его племени захоронений в другое место недалеко от федеральной трассы. Правда, чиновники Тампы даже не догадывались, что Билли вскоре превратит это место в еще одно казино. На Seminole Hard Rock Hotel & Casino Tampa теперь приходится около 40% от ежегодной игорной выручки семинолов в $2,2 млрд.
Во время своего правления племенем семинолов Билли купался в богатстве. Он приобрел футовую яхту и небольшой парк вертолетов и самолетов, например, джет, ранее принадлежащий филиппинскому диктатору Фердинанду Маркосу. За последние 40 лет, пока племя семинолов богатело, его члены и наемные сотрудники обвинялись в самых разных грехах — от налоговых преступлений и отмывания денег до связей с организованной преступностью. Во время одного из судебных процессов в году член совета племени признался, что он лично потратил $57 млн за 3,5 года. «Я купил каждому по Лексусу», — вспоминал он.
Билли тоже был мишенью правоохранительных органов, в том числе ФБР, но привлечь к ответственности его ни разу не смогли. Помогла удача. В начале х годов он застрелил около своего дома, освежевал и съел вымирающую флоридскую пуму. Правда местный егерь не смог дать точных показаний, присяжные не смогли принять общее решение на счет Билли, и он вышел сухим из воды.
Страница Hard Rock в истории семинолов открылась в году, когда Балтиморская девелоперская компания Cordish Cos. представила Билли несколько вариантов лицензирования для двух гигантских отелей и казино, которые компания строила для племени в Тампе и Голливуде. Выбор стоял между двумя сетями — Margaritaville кантри-музыканта Джимми Баффета и Hard Rock Cafe. Билли выбрал последнюю, потому что, по его словам, Баффет однажды оскорбил его во время случайной встречи в аэропорту: «Я помахал ему рукой, а он не помахал мне в ответ».
Но как раз в то время, когда семинолы закладывали фундамент под свою будущую империю в виде заведений Hard Rock в Голливуде и Тампе, Билли пришлось уйти из-за очередного бунта в племени. Следующие десять лет он строил традиционные индейские соломенные хижины и растил своих двоих сыновей от третьей жены Марии. Он даже представить не мог, что его сделка с Hard Rock принесёт такие плоды. «Тогда я думал, что дела будут идти неплохо, но не настолько отлично», — говорит он.
Достаточно бросить беглый взгляд на Джеймса Франсиса Аллена, в его синем костюме с заглаженными назад седыми волосами, и сразу ясно, что он был рожден стать выдающимся боссом казино. Он родился в семье рабочих в Атлантик Сити. Когда ему было 13, Аллен убедил владельца соседней пиццерии дать ему какую-нибудь работу, хотя бы неофициально. Бойкий паренек понравился владельцу пиццерии, и тот доверил ему мыть его Mercedes-Benz каждый день. Аллен настолько серьезно отнесся к этой работе, что стал тщательно натирать кожаный интерьер автомобиля норковым жиром и часами полировал его колеса по субботам. Вскоре он получил работу повара в казино Bally’s Park Place и стал помогать семье, которая едва сводила концы с концами. Когда отец Аллена умер от рака в году, коллекторы стали звонить в их дом так часто, что семья Аллена попросила друзей и родных при звонке дождаться двух гудков, повесить трубку и затем позвонить еще раз, чтобы им ответили.
Аллен не достиг особо выдающихся успехов в академической учебе, но при этом работал усерднее, чем кто-либо. В Bally’s он стал поваром и попал в поле зрения администрации, когда смог разобраться с софтом для управления расходами, который оказался слишком мудреным для его руководителя. Вскоре его повысили и перевели на офисную должность, где он занимался аналитикой меню, но это длилось недолго — шеф-повар потребовал вернуть Аллена на кухню. В итоге Аллен совмещал обе должности, получая две зарплаты.
В году он попал в Hilton в качестве менеджера по закупкам. Здесь он проработал некоторое время, пока недвижимость не купил Дональд Трамп — после того, как Hilton не смог получить игровую лицензию. Тогдашняя жена Трампа Ивана была впечатлена способностями Аллена и убедила его остаться в компании. В течение восьми лет до года Аллен занимал разные управленческие должности в компаниях Трампа и курировал деятельность трех казино американского миллиардера в Атлантик Сити. Дальше Аллена отправили открывать и управлять казино в Новом Орлеане для Hemmeter Enterprises, а затем он открыл заведения Mohegan Sun и Коннектикуте и Atlantis на Багамах для южно-африканского магната Сола Керзнера.
Семинолы наняли Аллена в году. Под его управлением в году открылись заведения в Голливуде и Тампе на $ млн. Но была одна большая проблема. По закону Рейгана о деятельности индейских казино, они не могли заниматься блекджеком, баккарой, игровыми автоматами и другими прибыльными играми «Третьего класса» без специального разрешения от штата.
Бинго, которое считается игрой «Второго класса» (участники играют друг против друга, а не против заведения), уже использовалось в семинольских резервациях в Флориде, и тогдашний губернатор Джеб Буш не был заинтересован в том, что разрешать полномасштабный игорный бизнес у себя в штате. Потребуются годы и огромные лоббистские усилия, прежде чем племя сможет договориться со штатом об играх Третьего класса. А тогда, в году, Аллен сделал ход конем и решил перехитрить законы: он убедил несколько производственных компаний изготовить новый тип слот-автоматов, которые выглядели точно так же, как автоматы Третьего класса из казино Вегаса, но алгоритм при этом использовали такой, как в разрешенных автоматах Второго класса. Используя центральный сервер, игроки состязались не с заведением, а с другими игроками в семинольских казино. Большинство даже опытных игроков не замечали разницы.
Благодаря гению Аллен, оба казино вскоре стали одними из самых доходных в стране. К году племя стало единственным крупнейшим лицензиатом сети Hard Rock и ежегодно отчисляло $21,5 млн лицензионных выплат британскому учредителю Rank. С точки зрения Аллена, Rank слишком эксплуатировал семинолов в своих интересах. Сделки были структурированы для отелей, а не казино. «Если речь идет о работающем отеле, цена вопроса — $10 — $15 млн в год, — говорит Аллен. — Хорошее казино приносит от $20 до $70 млн в месяц».
В конце года он убедил племя выкупить Hard Rock International у Rank за $ млн с $ млн долга. Сразу же он пересмотрел меню для всей сети и забраковал такие сомнительные ингредиенты как замороженные котлеты для бургеров, ввел «тайных посетителей», которые должны были анонимно ходить по кафе, наблюдать за едой и сервисом и поддерживать контроль качества. На рестораны сейчас приходится большая часть ежегодной выручки Hard Rock в $ млн. Правда, сеть переживает некоторый кризис: в первой половине года продажи в ресторанах упали на 1,9% в Северной Америке и на 5,4% в Европе.
Сейчас Аллен делает ставку на отели. Он уже открыл 16 заведений, еще 25 — в работе, и он ищет место для 50 других в ближайшем будущем. Казино — тоже в списке приоритетов Аллена, но с ними сложнее из-за политических моментов. В году жители Массачусетса не поддержали его предложение построить отель, казино и развлекательный комплекс на $ млн, а в году губернатор Висконсина Скот Уолкер отклонил план возвести аналогичный комплекс в партнерстве с племенем меномини. Судьбу казино Meadowlands Hard Rock в ноябре решат избиратели в Нью-Джерси.
Спустя 15 лет после появления Аллена, ежегодные дивиденды индейцев племени выросли с $30 до примерно $ , к тому же у них появились возможности учиться бесплатно в частных школах, колледжах, пользоваться услугами здравоохранения и заботы о престарелых. Любой индеец может устроиться на работу в племенное правительство, а их резервации пестрят огромными домами и автомобилями последних моделей. Правда этот внезапно выросший денежный поток не прошел без негативных моментов: злоупотребление алкоголем и наркотиками остается проблемой, всего у небольшого процента взрослых есть высшее образование. Еще меньше молодых людей интересуются традиционными племенными ремеслами или событиями, такими как карнавал «Мисс Семинола» или бои с аллигаторами. А поскольку на дивиденды может претендовать любой, в ком течет хотя бы четверть семинольской крови, племя в какой-то момент столкнулось с нашествием «дивидендных детей», пока четыре года назад вождь Билли не заморозил выплаты до совершеннолетия.
Для семинолов становится гораздо более жизненно важным научиться жить и управлять их богатствами, поскольку денежный поток, который неумолимо течет в закрома племени, может вырасти еще больше. Сегодня семинолы пока не получают дивиденды от Hard Rock International, которая оценивается в $1,6 млрд. Почти целиком ежегодные дивиденды семинолов в $ млн формируются из доходов от семи казино в Флориде, оцениваемых суммарно в $10,4 млрд. Аллен говорит, что он основал Hard Rock не только для роста, но и для возможного IPO, если племя когда-нибудь хочет его провести.
Трудовой контракт Аллена заканчивается в году, но даже на фоне непредсказуемости семинольской политики вряд ли можно сомневаться, что он останется на своем месте. «Дела действительно пошли в гору с тех пор, как я появился здесь, — говорит он. — Неважно когда я уйду, главное, я хочу, чтобы они могли в итоге сказать, что был один такой белый парень, который был честен».
