Казино С Звездочкой На Иконке

ГЛАВА 18

Работы не было. Никакой. Я сидел, вальяжно развалившись в кресле, перед монитором и медленно скроллил сайт спорт-экспресса. Свежесваренный кофе остывал, заполняя офисное пространство приятным насыщенным ароматом. Я закурил сигарету и сделал глоток из чашки. Тягучий, горький, сдобренный щепоткой корицы напиток в комбинации с первым за день никотиновым пайком заряжает всех клерков фальшивой бодростью. Я не был исключением.

В правом нижнем углу icq-клиент зеленым цветом высветил "Нинзя is online". Пришел в офис значит.

"Здорово, упырь", – отправил я ему.

"Здорово. Че, работаешь?"

"Не, в инет втыкаю".

"А я в блэкджек ебашусь на компе. Сто двадцать косарей уже поднял, гыгы".

"У меня работы чето ваще нет".

"Да у меня тоже. Заказов еще неделю точно не будет".

"А че ты пришел тогда? Сидел бы дома".

"Там скучно ацки, а тут в блэкджек хоть поиграть можно. Ладно, пойду покурю".

"Давай".

Я щелкнул по иконке браузера, залез в почту. Новое письмо от секретарши.

"Уважаемые сотрудники, сообщаю, что в эту пятницу состоится корпоративная вечеринка нашей компании. Мероприятие пройдет в ресторане "Синяя птица" (см. карту в аттаче), начало в "

И чуть ниже курсивом: "Алексей, пожалуйста, приходи тоже. Лена."

Я написал: "Дорогая Лена, меня реально не прикалывает смотреть на то, как наши в жопу пьяные сотрудники колотят друг перед дружкой понты, а сами пьют галимое бухло и тщетно пытаются вырубить секс на ночь, имея при этом нормальную, по их рассказам, семью. Я за честность в людях. Если ты скот в душе, то и веди себя по жизни соответствующе, а не строй из себя отличного семьянина. Сними удавку галстука, расстегни верхнюю пуговичку своей ослепительно белой рубашонки, помни свой ацки выглаженный и накрахмаленный воротничок. Не прячься, не подстраивайся, не притворяйся. Будь скотом и не ври никому", и снизу курсивом добавил – "Если хочешь переспать со мной, то просто позвони и приезжай ко мне".

Прочитал свой ответ, подумал немного, все стер, написал – "Я не смогу прийти, потому что у меня дела. Алексей", и нажал "отправить".

В онлайн после никотинового завтрака снова стремительно вторгся Нинзя:

"Чувак, поехали в Ялту, там ахуенско."

"Ммм… что?"

"В Ялту говорю погнали!"

"Когда?"

"Щас!"

"Сейчас – это значит прямо вот сейчас?"

"Да!"

"Бля хз у меня работа и вообще я не планировал никакой там Ялты"

"Да и хуй с ней с работой! Давай сгоняем дня на три. Достало уже все. На море хочу".

"Да че там делать, сейчас конец сентября, там холодно уже, наверное" – Продолжал отмазываться я.

"Посрать. Просто поехали и все. Без вопросов. Если ты не поедешь, значит система взяла верх над тобой".

Это была наша секретная уловка. Если употреблялась фраза про систему, то нужно было соглашаться. Иначе приходилось признаваться самому себе, что ты слабак, а это не так уж и приятно. Да вообще неприятно, если честно.

"Погоди, я хочу взять музыкальную паузу". – Написал я.

"Время пошло".

Ненавязчивый электронный бит, игравший в проигрывателе все это время, закончился, и, как назло, зазвучало "Эльдорадо".

"…Черной жемчужиной солнце розовеет в лазурной воде,

Наши надежды пылают роскошью этого юга…"

Я набрал номер Волошина.

– Алло, – послышался его недовольный голос.

– Здравствуйте, это Алексей.

– Здорово.

– Мне нужно уехать домой, – наврал я, – можно я возьму отпуск на три дня?

– Леша, у тебя что-то случилось? – Совсем как-то по-отечески произнес он.

– Да нет, нет. Все в порядке, не волнуйтесь, – я старался говорить как можно трогательнее, давая понять, что все как раз наоборот, что у меня, действительно, проблемы, – просто мне нужно сейчас быть дома. По семейным обстоятельствам.

Волошин несколько секунд подумал, потом сказал:

– Езжай, конечно, раз такое дело. Отпуск можешь не брать.

– Спасибо. За меня Максим останется, он в курсе по всем вопросам. Я буду на телефоне, если что.

– Разберемся. Это все?

– Да. Все. До свиданья, – я положил трубку.

"У меня досрочный ответ", – написал я Нинзе, – "поехали"

"Тогда резко подрывайся на Белорусский и покупай билеты на поезд до Симферополя, который уходит через два часа".

"Ок"

"Как купишь, позвони мне и вали сразу на Курский. Встречаемся на перроне".

"Все я пошел"

"Давай"

Я продирался сквозь шумную толкающуюся толпу к своему вагону. Со второй стороны платформы прибыл поезд из Адлера, пассажиры и встречающие заполнили собой весь перрон. Юношеская сборная по боксу со следами соревнований и напряженных бухачей на суровых лицах спортсменов, какой-то многочисленный пионерский лагерь с гитарами за спинами, обгорелыми носами и неуловимым очарованием первого сексуального опыта, витавшего рядом в воздухе, стареющий ловелас в коротких джинсах и нелепом пиджаке, подающий руку не очень молодой спутнице, помогая ей выйти из вагона, заебанные в прямом и переносном смысле проводницы, мечтающие просто лечь спать, и усатые проводники, мечтающие подлечиться. Целеустремленные покорители столицы в тренировочных штанах, пытающиеся вырваться из нищеты и скуки своего уездного городка, молодые пары, непонятно что потерявшие в грязи черноморского побережья, вечно пьяные и никогда не унывающие студенты. Много, много людей разом выскочили из поезда и побежали, заторопились по своим делам, а я просачивался сквозь это море человеческих эмоций, зажав в одной руке паспорт с билетами, а во второй зубную щетку и пасту, наспех купленные в ларьке по пути.

Наконец, ужас Адлера закончился, а до конца моего состава было еще бежать и бежать. Нинзю я увидел за два вагона до. Он спокойно стоял рядом с проводницей, что-то впаривал ей и отхлебывал из бутылки, как потом оказалось, коньяк.

– Успел, – он посмотрел на часы, – а я уже боялся, что никуда не поедем. Пять минут осталось.

– Пиздец, как я бежал, – выдохнул я.

– Будешь? – Нинзя протянул мне бутылку.

– Погоди, передохну.

– Ребята, заходите уже, – окрикнула нас проводница.

Я удовлетворенно отметил про себя ее, достойное для женщин этой профессии, телосложение и внешность класса "под бухло сойдет". Мы протянули ей паспорта и билеты.

– Как там в Ялте? – Спросил Нинзя, – Купаться можно еще?

– За деньги все можно, – интригующе ответила она.

– Это мы обязательно проверим, – он улыбнулся.

Нашими попутчиками оказалась пожилая семейная пара. Он всю дорогу отгадывал кроссворды и спал. Она всю дорогу читала любовный роман и спала. Они вежливо предложили нам поесть, если мы голодны. Мы отказались и ушли тусоваться в тамбур, чтобы не напрягать наших милых старичков.

Я так торопился на поезд, что совершенно не подумал ни о еде, ни о выпивке. Хорошо хоть догадался купить зубную щетку. Зато Нинзя затарился основательно. Литр коньяка, литр виски, бутылка минералки, нарезка и шоколадка.

– А почему именно в Ялту? – Спросил я его, глядя на потемневший из-за мутных разводов на стекле окраинный московский пейзаж.

– Там на набережной подряд пять казино. Надо же где-то бабки на отдых брать. Я в инете посмотрел, у них правила такие, что можно, не считая, выигрывать, просто по базе.

– В смысле?

– Ну, играют везде на шести колодах. В двух казино играют с джокером. Везде surrender на тузе. И в одном казино цветной блэкджек.

– Халява.

– А я про что.

– Надо выносить.

– Согласен, – он отхлебнул коньяк и протянул мне.

В тамбур ввалилась веселая компания молодых людей. Два парня, четыре девушки. Мы разговорились. Они ехали в Коктебель, им тоже "просто надоело работать". Они предложили нам вино и моментально допили наш коньяк. Вино выглядело устрашающе, и было отвергнуто. Приглашение затусить в их купе, наоборот, принято.

Таможня подстерегла на полпути. Хмурые люди в форме ходили по вагонам и буравили колючими взглядами. Лай овчарки смешался с женским плачем и детским хныканьем – мать забыла свидетельство о рождении своей дочки. Цена вопроса двести долларов.

Украина встретила мягким солнцем и сочными зелеными красками из окна. Это было отмечено бутылкой виски и минералкой. Своих шумных друзей мы на время покинули, уж слишком назойливо они были веселы и слишком бесцеремонно пили наше бухло.

Чем ближе мы подъезжали к Симферополю, тем больше окружающая нас действительность становилась похожа на мозаику. Происходящее разбивалось на отдельные фрагменты и складываться в единое целое категорически не собиралось.

Вагон-ресторан удивил грязью, жирными пятнами на голубом фартуке толстой розовощекой продавщицы и наличием из еды исключительно лапши доширак. Вискарь радовал, но внезапно закончился. Веселая компания молодежи что-то рассказывала, смеялась и включала громко ретро х. Потом девушка с пронзительными глазами и проколотой бровью целовала меня в тамбуре и говорила, чтобы я приезжал к ней в Коктебель. Горькая, теплая, непонятно откуда взявшаяся водка разливалась в красные пластиковые стаканчики. Нинзя с бутылкой честно спизженного у наших же товарищей вина пропал в отсеке проводницы. За окнами стало темно, в вагоне включили свет. Шатаясь, я зашел в свое купе. Старички не спали, беседовали о политике. Я, лежа на верхней полке, подискутировал с ними. Вроде получилось неплохо. Заснул, засунув в уши наушники от айпода, под песни Аббы.

"I don't wanna hurt you baby, I don't wanna see you cry

So stay on the ground girl, you better not get too high

But I'm gonna stick to you boy, you'll never get rid of me

There's no other place in this world where I rather would be

Honey honey, touch me baby, a-ha, honey honey

Honey honey, hold me baby, a-ha, honey honey"

Когда Нинзя растолкал меня, поезд медленно втягивался на Симферопольский вокзал.

– Иди, умойся, туалеты открыты, – сказал он, болтая в стакане пакетиком чая.

Я соскользнул с полки на пол, натянул джинсы и футболку. Утро пугало. В туалете вгляделся в свое лицо, отражавшееся в перечеркнутом трещиной зеркале. Глаза лихорадочно горели, щеки ввалились и подернулись щетиной. Почистил зубы, избегая соприкосновений с чем бы то ни было.

Вошел в купе, Нинзя услужливо протянул стакан чая, пожилая пара с жалостью посмотрела на меня.

– Мне бы пива, – почти взмолился я.

– Пиво купим на вокзале, – бодро отрезал Нинзя, – пей.

Чай обжигал горло и немного горчил. Поезд остановился, приехали. В коридоре началось шевеление, пассажиры похватали сумки и ринулись к выходу.

– До свиданья, ребята, удачно вам отдохнуть, – старички попрощались с нами.

Мы помахали им на прощанье.

– Ты хули такой живчик? – Удивился я.

– Проводница – зверь!

– Что?

– Ебался, – говорю, – всю ночь, вот и живчик.

– Аааа, ну, молодец тогда.

– Надо было тебе тоже ей присунуть. Она была бы не против, – в его голосе послышалось сочувствие.

– Да хуй с ней. Пошли.

– Пошли.

Знакомство с Крымом началось с размена денег на гривны, бутылки ужасно противного, но такого необходимого пива и выводящих из себя татарских таксистов, которые чуть ли не силой пытались затащить нас в свои автомобили. Переплачивать в сто раз мы не стали и залезли в маршрутное такси до Ялты за пятьдесят рублей. Я допил пиво, откинул голову назад и закрыл глаза. Когда проснулся, наш миниавтобус ехал высоко в горах, склоны которых были покрыты живописной буйной растительностью. Далеко, далеко внизу россыпью маленьких домиков раскинулась Ялта, до горизонта, насколько хватало глаз, простиралось море. Удивительно синее Черное море.

Автобус выплюнул нас на какой-то площади, покрытой серым асфальтом, около двухэтажного бетонного здания.

– Это Ялта? – Спросили мы с Нинзей хором.

– Это Ялта, – ответил водитель.

Мы вылезли, огляделись, нащупали взглядом магазин и направились к нему. Сразу же узнав в нас москвичей, за нами двинулись пять мужиков с табличками "сдаю квартиру" на груди. Взяли по пиву, вышли, мужики наперебой загалдели, предлагая варианты. Выбрали того, который поближе, отвели в сторону.

– Нам нужна двухкомнатная квартира на набережной с видом на море и нормальным ремонтом.

– Ну, это… того… четыреста гривен в сутки, – занервничал мужик, предчувствуя добычу.

– Тысяча гривен за трое суток.

– Ну, это… поехали.

Ехали мы две остановки на троллейбусе. Старом, задроченном, ржавом советском троллейбусе. На троллейбусе, при взгляде на который у меня странно щемило в сердце, а в голову почему-то лезли воспоминания о первом сентября го года. Когда я, аккуратно причесанный, одетый в новенькую школьную форму, с ранцем за спиной бежал на свое первое "Первое Сентября". Когда директор школы, высокая седая женщина в строгом костюме и больших роговых очках, торжественно приколола мне на грудь октябрятскую звездочку, ласково потрепала по голове и сказала – "Теперь ты октябренок!". Когда через несколько месяцев всего этого не стало, и мы уже не знали, кто мы, октябрята или не октябрята, и будем ли мы когда-нибудь носить пионерский галстук. То было последнее "Первое Сентября" в стране Советов, и в память оно мне врезалось навсегда. Врезалось октябрятской звездочкой с кудрявым чуваком на ней.

– Ну, это… как его… выходим что ли.

Мужик вел нас уютными кривыми улочками, которые, извиваясь и кружа, сплетаются в причудливую паутину, образуя Ялтинский центр города. Мы почувствовали, как воздух стал соленым. Снова куда-то свернули и внезапно оказались прямо на набережной. Перед нами было море, где-то недалеко раздался гудок прогулочного катера, чайки, истошно крича, кружили над водой, высматривая добычу, на пирс неторопливо накатывались волны, превращаясь в пузырьки пены. По набережной степенно прогуливались отдыхающие, преимущественно пожилые люди. Старик-рыбак раскуривал трубку, глядя в море, паренек в белых брюках, красуясь перед своей девушкой, смазал в тире все свои выстрелы. Мы с Нинзей стояли и водили головами по сторонам, окунаясь в атмосферу этого маленького курортного городка.

– Далеко еще? – Спросили мы нашего провожатого.

– Это… да пришли уже, – он показал рукой на окна на третьем этаже дома, рядом с которым мы стояли.

Внутри квартира оказалась довольно сносной. Две небольшие чистые комнаты, старая, но добротная мебель, нормальный туалет, вполне себе ничего душевая кабина и маленькая кухня. Но главное, конечно, это огромные окна, выходившие прямо на набережную. Мы отдали мужику деньги, он оставил нам свой номер телефон, куда звонить в случае проблем, сказал, что придет через три дня, выдал нам ключи и исчез.

Мы могли бы посидеть в квартире, разобрать вещи, но их попросту не было. И я и Нинзя поехали налегке. Поэтому мы умылись, покурили и пошли на улицу.

На первом этаже нашего дома находился продуктовый магазин, чуть дальше магазин сигар. Далеко ходить не стали. Взяли в "продуктах" бутылку местного коньяка "Коктебель" затестить и две "монтекристо" в "сигарах". Сели на гранитной скамье в двух метрах от моря и, сопровождая процесс распития алкоголя исключительно нецензурной бранью, выражающую крайнюю степень восхищения, выпили весь коньяк и выкурили по сигаре.

– Вторую возьмем? – Спросил Нинзя, когда коньяк закончился.

– Не, пошли лучше поспим.

– Тогда поесть давай зайдем сначала.

Хорошо, когда все рядом и долго ходить не надо. В соседнем доме в подвале был незамысловатый кабачок, где мы, не долго думая, убрали по солянке, двести водки, какое-то мясо и чай.

Когда проснулись, было уже темно. Набережная зажглась огнями витрин и фонарей, наполнилась праздношатающейся молодежью.

– У нас три дня, – сказал Нинзя, стоя около окна и всматриваясь в неразличимую линию горизонта, – то есть сегодняшний вечер, завтрашний, а послезавтра днем мы уезжаем.

Я подумал, что круто было бы принять душ.

– Значит, бомбить будем завтра, – продолжал он, – а сегодня просто осмотримся.

"Курить или сначала помыться, потом сделать чай и покурить с чаем" – думал я.

– Да, так и сделаем, – Нинзе даже не нужно было моего участия в разговоре, – завтра сыграем по-крупному. А сейчас просто экскурсия.

"Не, сначала душ", – окончательно решил я и пошел в ванную.

Все-таки, как хорошо, когда все рядом. Когда можно выйти из одного казино, пройти пятьдесят метров и зайти в другое. Выйти из него и зайти в третье и так далее.

На так называемую экскурсию по заведениям у нас ушло два часа. Поиграли, посмотрели, немного выпили. Персонал простоватый и добродушный. Блэкджек – лучше не придумаешь. Нужно просто прийти и взять деньги. Только руку протянуть.

Был час ночи, когда мы закончили.

– Может, спать, – предложил я.

– Есть одно местечко, – игнорируя меня, сказал Нинзя, – поехали туда.

– Что за местечко?

– Тебе понравится, только давай бухла возьмем.

Взяли бутылку коньяка. Не говна под названием "Коктебель", а нормального коньяка.

На таксисте была классическая кепка, он чересчур налегал на букву "о" и много хвалил Крым.

– А вы пОездите пО пОбережью. КрасивО. Да. Я вам телефОн свОй Оставлю. ЗвОните в любОе время. Отвезу и все пОкажу.

Мы ехали через какой-то лес. Свет фар выхватывал разве что небольшой кусочек узкой асфальтовой дороги впереди и деревья вокруг. Остановились перед закрытыми воротами. Мы вышли, таксист пожелал удачи и свалил.

– И хули мы сюда приперлись? – Спросил я.

Нинзя ничего не ответил, просто молча отдал мне пакет с алкоголем и полез через ворота. Пришлось лезть за ним следом.

Местечко, в которое мы приехали, называлось "Массандровский дворец". Это был старинный особняк, находившийся на горе. Вокруг здания располагался небольшой парк, газон был аккуратно подстрижен, кое-где стояли скульптуры. Охраны не было. Точнее была, но этот дед спал в своей будке. В особняк вваливаться мы, конечно, не стали, обошли его вокруг, прибухнули коньяка, глядя на звезды, обнаружили в парке огромный вековой дуб и уселись под ним. Пространство перед нами освещалось ровным лунным светом, в поселке вдалеке заходились лаем собаки.

– Стремновато что-то, – соврал я. На самом деле мне было по-настоящему страшно.

Пейзаж напоминал болота из фильма про собаку Баскервилей, а этот фильм меня пугал еще с детства.

– Выпей, расслабься и почувствуй силу великого дуба, – Нинзя проговорил все это таким голосом, что мне стало еще страшнее.

Я выпил, расслабиться как-то не получилось. Хотя стоит признать, что все вокруг выглядело очень красиво.

– Хорошо, что мы уехали вчера из Москвы, – сказал он уже обычным погрустневшим голосом.

– Да. Здесь круто, – я согласился, – если бы не собаки…

– Что собак боишься?

– Адски боюсь.

– А я не боюсь собак, – успокоил он меня и, закатив глаза, прокричал, – я боюсь только собак-убийц!

Шутка подействовала, страх отступил, и я смог ощутить торжественность момента. Ведь в это время я бы спал сейчас в своей маленькой съемной квартирке на Юго-Западе огромного мегаполиса, а утром я бы проснулся, помылся и, как зомби, двинул на работу. Вместо этого я сижу, прислонившись спиной, к огромному дубу, которому лет триста, а, может, и больше, сижу, пьяный в хлам, и маленькими глотками впитываю коньяк. Сижу, тупо уставившись на поляну, покрытую лунным светом, потихоньку начинающую окутываться утренней туманной дымкой. Справа стоит старинный особняк. Где-то воют собаки. Нинзя сидит рядом, щелкает зажигалкой в попытках прикурить и мечтает о том, как он заживет, когда у него будет куча денег.

И я понял, что жить – это здорово. И что здорово жить, не заморачиваясь ни о чем. И что круто было бы купить домик здесь в горах рядом с Ялтой. И жить и не парится. Пить вино, курить сигары, купаться в море…

Потом коньяк закончился.

Мы покурили, вызвонили окающего таксиста и уехали спать. Уже светало.

Проснулись рано, в два часа дня. Похмелье лайтовое, сказывался морской климат и постоянное нахождение на свежем воздухе. Позавтракали в подвальном баре в соседнем доме.

– Поехали в Ласточкино гнездо, – предложил Нинзя.

– Что там ловить?

– Там скалы. Красиво.

– Бухла надо взять.

– Само собой.

На набережной рядом с "продуктами" на скамейке сидел старик, около него лежала шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Повернута была белыми к старику.

– Слушай, иди, возьми пока алкоголь, а я с чуваком сыграю, – сказал я.

– Ты в шахматы играешь? – Удивился Нинзя, – да он тебя сделает сразу, он же тут каждый день играет.

– Давай, вали в магаз уже.

– С вами можно сыграть? – Обратился я к старику.

– Садись, – он двинул королевскую пешку на две клетки вперед.

Реально, я мог бы по одному его внешнему виду сказать, какие он сделает первые ходы. На вид старику было шестьдесят – шестьдесят пять. На меня он взглянул с ясно читавшимся пренебрежением, мол, что за молодой зазнавшийся лошок решил тут со мной сразиться. Если бы он был сильным игроком, то вряд ли бы сидел тут на набережной, ему бы просто неинтересно было играть с прохожими. Так как ко мне он отнесся с разочарованием, значит, думает, что играю я хуже него. Значит у таких как я обычно выигрывает, значит, кое какие навыки все-таки есть, скорее всего уровень третьего разряда или слабенького второго. Шестьдесят лет, значит, в шестидесятых годах прошлого века ему было лет десять-пятнадцать. Как раз в то время шахматы в СССР были очень распространены, и играло в них на любительском уровне много народа. Двинул вперед королевскую пешку, скорее всего, будет разыгрывать острый атакующий дебют, так как хочет выиграть у меня быстро и эффектно, испанское начало или итальянское. Скорее всего, итальянское, потому что лоха там сразу можно подвязать на первых десяти ходах, выиграть качество и получить право на атаку на королевском фланге.

Ну, итальянская защита. Ну, я, типа, не против. Е четыре, е пять, конь эф три, конь цэ шесть, слон цэ четыре, слон цэ пять. Я был почти уверен, что на четвертом ходе он слажает, так и произошло. Дед помнил теорию только на три хода, дальше он начал импровизировать, получалось, мягко говоря, не очень. Несколько его нелепых ходов и мои фигуры, как ракеты класса "томагавк", нацелили свои смертоносные боеголовки на белого короля. Фигуры же старика тупо упирались в его же пешки и никакой угрозы не несли. Я двинул слона вперед, он напал на него пешкой, не думая, я пожертвовал фигуру за две пешки и получил опасную атаку на королевском фланге. Подошел Нинзя, в руках у него был звенящий пакет. Он, проявив дьявольскую наблюдательность, сосчитал фигуры и сообщил мне, что я проигрываю слона и что пора сдаваться и ехать в "Ласточкино Гнездо". Я ответил, что еще пару минут и поедем. Через четыре хода белые фигуры оказались связаны по швам. Старик насупился и перестал насвистывать. Пренебрежение куда-то испарилось. Он пытался лавировать фигурами, только куда там. Через два хода я отыграл слона, еще через два выиграл чистую ладью. Дальше играть стало не интересно. Мой соперник начал тянуть время, долго и напряженно думать над каждым ходом, только было уже поздно. На доску я почти не обращал внимания, обсуждал с Нинзей, как будем вечером играть. Решили начать с десяти вечера, чтобы где-то к часу, к двум освободиться. Фигур на доске оставалось все меньше, я тупо разменивал все подряд. Эндшпиль с лишней ладьей, что еще надо?

– Чувак, давай резче, мне надоело тут стоять, – поторопил меня Нинзя.

– Предлагаю ничью, – протянул я руку старику, желая закончить, давно ставшую неинтересной партию.

Вместо того, чтобы пожать мне руку и успокоиться, этот адски упертый старик с каким-то невероятным злорадством двинул свою единственную ладью на восьмую линию и чуть ли не на всю набережную заорал – "Мат".

Твою мать, и как я умудрился зевнуть этот ход?

Старик расцвел и расслабился, к нему снова вернулся пренебрежительный взгляд.

– Проиграл? – Спросил Нинзя.

– Типа того, – смущенно ответил я.

Нда, бывает же. Нечего отвлекаться было, урок мне на будущее.

– Спасибо за игру, – поблагодарил я старика.

– Подай дедушке копеечку, – вместо ответной благодарности заскрежетал он.

Я выгреб из кармана мятые гривны и протянул ему.

– Спасибо, сынок, – наконец, произнес он, пряча деньги вглубь куртки.

Я поднялся, и мы с Нинзей зашагали к проезжей части, чтобы поймать такси. Пройдя метров двадцать, я оглянулся. Старик расставил фигуры, щегольски, заложил ногу на ногу, сцепил ладони на колене и с видом "Я вас всех вот тут вот вертел" уставился в морские дали. В зубах у него была зажата дымящаяся папироса.

В "Ласточкином Гнезде" мы тупо уселись на краю пирса, свесив ноги, и потягивали вискарь. Было тепло, но не жарко. Мы закатали джинсы. С моря дул приятный мягкий ветерок. Высоко на скале фотографировались туристы, на берегу, постелив на гальку полотенце, расположились парень с девушкой. День медленно подходил к концу, местные торговцы всяким никому не нужным говном потихоньку сворачивались.

– Может, искупаемся? – Предложил я.

– Можно, – ответил Нинзя.

Я разделся и нырнул. Сделал несколько гребков, перевернулся на спину и закрыл глаза. Нинзя с фырканьем поплыл куда-то вперед. Вода бодрила и трезвила. А мог бы в это время агрессивно толкаться в вагоне метро, с боем отвоевывая такие жизненно необходимые сантиметры пространства.

В восемь вечера мы поехали обратно, нужно было помыться и переодеться.

Первое по списку, а точнее просто самое близкое к дому было казино "Palazzo". От казино там было одно называние. Четыре карточных стола, рулетка, да с десяток автоматов. Зато блэкджек в шесть колод и с джокером. Игроков, кроме нас, два человека на рулетке. Ну, в общем, рай.

Зашли по двадцать пять баксов на два бокса. Поперло сразу. Мне десять, Нинзе двадцать. Я удвоил и добрал до двадцати, он, естественно, стоит. У дилера восемнадцать. Плюс семьдесят пять баксов. У меня блэкджек, у Нинзи пятнадцать "мягких". Удвоил против четверки у дилера и набрал двенадцать очков. А дилер перебрал. Еще плюс восемьдесят семь баксов. Вот и билеты на поезд отбили.

Примерно, две колоды отыграли, джокер не выходил. Подняли немного ставки. По сорок грина на бокс. Проиграли три раза подряд. Это была единственная черная полоса за шаффл. Половина карт вышла, осталось три колоды, джокера еще не было. Начали ставить от восьмидесяти до ста баксов. Выигрывали чаще, чем проигрывали, потому что фишек все прибывало.

Пока дилер мешал карты, Нинзя пошел на рулетку и со словами "Я же на отдыхе" зарядил триста баксов на красное. Выиграл шестьсот. Чудесный был вечер.

Второй шаффл ничем не отличался от первого. Хорошо подняли.

Продолжать не стали, жизнь, типа, дорога. Три с половиной косаря на двоих за час лично меня устраивало. Нинзю тоже.

Я дернулся было в "Тropicana", но Нинзя меня остановил.

– У них там владелец тот же, что и в "Palazzo", – сказал он.

– С чего ты взял?

– Вчера, когда играли, дилер жаловался, что платят мало. Я ему сказал, чтобы в соседнее шел работать, а он сказал, что это одна и та же контора. Так что хватит с них уже. На три пятьсот и так опустили.

В "Aztec" ужасно не фартило. Нам девятнадцать, ему двадцать. Нам двадцать, ему двадцать одно. Слили две штуки за полчаса. Настроение как-то испортилось, навалилась усталость.

– Давай покурим, остынем, – предложил я.

– Согласен.

Мы вышли из казино, отошли немного в сторону, закурили.

– Не поперло что-то.

– Надо уходить, – сказал я.

– Давай один шаффл еще сыграем и пойдем?

– Может, считать начнем?

– Да в жопу. Если хочешь – считай. Мне, честно, влом.

– Да мне тоже, – согласился я, – мы же на отдыхе.

– Точно, – Нинзя хлопнул меня по плечу, – пошли втупую их вынесем.

Вынести не получилось, но штуку отыграли. Усталость отступила наполовину, настроение поднялось.

В "Imperial" сделали, примерно, две тысячи. В конце шаффла три раза подряд накрыли стол по полтиннику на бокс. В итоге дилер два раза перебрал и один раз набрал семнадцать очков, а мы выиграли на четырех боксах. В общем, куча положительных эмоций. Ялта, мы любим тебя. Вы самый наш удачливый дилер, держите сто баксов. Мы остаемся тут жить. И все в таком духе.

Оставалось последнее казино.

– Ну что, – спросил я, – идем?

– Пошли лучше телок снимем, – ответил Нинзя.

– Нормальный ход.

Нет, все-таки, когда все рядом это очень удобно. Вышел из казино, прошел метров пятьдесят по набережной, вот тебе и ночной клуб. На входе пьяные парни, тряся гривой, сказали, что "это самый крутой клуб в Ялте". В принципе, нам было все равно. Клуб и клуб.

Вошли. Темно, громко, накурено. В середине зала танцпол, у одной стены бар, у другой, типа, чилаут.

– Пить будем? – Удивил вопросом Нинзя.

– Само собой. Трезвый я не могу на это смотреть.

Мы подошли к бару.

– Две водки.

На танцполе извивались пьяные женские тела. За столиками сидели местные воротилы и, накачиваясь алкоголем, выискивали жертв.

– Вон видишь? – Нинзя кивнул в направлении совершающей ритмические движения со скучающим лицом блондинки. Напротив нее очень убого дрыгался какой-то бритый придурок

Высокая, стройная, не урод. Что еще надо? Правильно, нужна вторая такая же.

– А вторая где? – Спросил я.

– А вторая сейчас придет.

Через минуту из туалета вышла, видимо, подруга первой. Тоже высокая, тоже стройная, но брюнетка.

– Темненькая мне, светленькая тебе, – сказал я.

– Тебе не похуй?

– В общем, да.

– Я пошел, короче.

– Давай только по-резкому, а то у меня такое ощущение, что нам тут скоро нарежут, – я скосился на чилаут. Воротилы подпольного бизнеса более не сверлили взглядами танцпол, нормально одетые парни, вроде нас с Нинзей, интересовали их почему-то больше. Может, пидорасы? Вопрос риторический.

Зазвучала медленная музыка, я опрокинул полтос и поспешил к темненькой, пока ее не пометил какой-нибудь местный австралопитек. Нинзя танцевал с блондинкой. Бритый чувак с грустью отошел к чилауту. Брюнеточка окинула оценивающим взглядом, кивнула и положила руки мне на плечи. Я передавал информацию ее мозгу дозировано, типа, технологии клиент-сервер, пакетами. То, что ей нужно было узнать, она узнала. Забивать голову лишним я побоялся, могли интерфейсы подвиснуть, пришлось бы водкой перегружать систему. Килобайты информации потихоньку закачивались в ее процессор. Мы из Москвы. У нас есть деньги. Можно нахаляву бухнуть. Есть квартира на набережной. Ну, как бы и хватит с девчонки нового за сегодня. Я прижал ее поближе и прошептал на ухо – "Ты очень красивая". Черт, как же это было пошло…

У Нинзи все было, по ходу, по такой же схеме. Песня закончилась, мы с ним отошли к бару.

– Ну что там? – Спросил я.

– Сейчас с подругой посовещаются, типа, ехать с нами или нет.

– А, понятно.

От чилаута отделился сгусток человеческого мяса и танцующей походкой переместился прямо к нам.

– Эй, пацаны, того… здорово, – обратился он. Хорошо, что не назвал нас бродягами или там братьями.

– Здорово, – ответили мы.

Разговор явно не предвещал ничего хорошего.

– Пацаны, вы, типо, того… это наши телки, короче… понятно?

– Да, конечно, понятно.

Ну, как бы, а что непонятного? Вот чувак, вон телки. Они его. Вот как-то так. Все прозрачно. По-моему, он немного обиделся, что нам так быстро стало все понятно. Наверное, привык подолгу объяснять.

– Не, типа, вы не поняли… это наши телки, короче, – он даже повысил голос.

– Да, да, конечно. Эти телки – ваши, – ответил Нинзя, – мы все поняли.

– Ну, смотрите сами, короче, – он дико повращал на прощание своими совиными глазами и шаркающей походкой имбецыла удалился к братве.

– Чувак, приколи, эти телки – их, – сказал я Нинзе.

– Да, не чьи-нибудь там, а вот, конкретно, вон тех пацанов.

– Не повезло адски, – засмеялся я.

– Да, не по пацански это чужих телок снимать.

Не знаю чем там девушки думали, когда подходили к нам, наверное, совсем не про то, что они чьи то там. Возможность бухнуть нахаляву перевешивала все остальное.

– Мы согласны. Идем? – Обратилась к нам блондинка. Видимо, она была за старшую.

– Через десять минут, – ответил Нинзя.

– Ладно, мы тогда потанцуем пока.

Он повернулся ко мне.

– Ну, что делать будем?

– Сейчас, погоди…

Я встал и подошел к охраннику.

– Кто у вас тут за главного? – Спросил я у амбала.

Он ткнул пальцем в направлении выхода.

– Там, – пробасил он, – Володя.

Я разыскал Володю. Он оказался еще больше.

– Нам мешают отдыхать вон те парни, – сказал я.

– А я при чем?

Сунул ему двести баксов.

– Какие парни?

– Вон те, за третьим столиком.

Когда Володя выводил этих бухих товарищей, то они кричали, что будут ждать нас на улице. Что нам, типа, край и все такое.

– Скажи, зачем вот они нам сказали, что будут нас ждать? – Спросил я Нинзю, – ведь они могли неожиданно подстеречь нас, а теперь мы знаем их намерения.

– Да, очень непонятные парни.

Мы выпили по пятьдесят, вызвали такси, попросили Володю проводить нас до машины, взяли телок и пошли. Парни, как обещали, ждали нас на улице, и все вместе дико вращали глазами. Было такое ощущение, что с секс им сегодня подломился.

В комнате было темно и прохладно из-за распахнутого настежь окна. Пахло морем и немного куревом. Я сидел на краю кровати и смотрел в черное небо, укутанное мерцающим звездным покрывалом. Аня обняла меня сзади и уткнулась носом куда-то в ухо. Мы сидели в тишине, изредка отпивая виски из бутылки.

– Знаешь, я пошла с тобой, не из-за денег, – тихо сказала она, – надоело тут все, достало, сил нет.

Я молчал.

– Видел же, какие у нас тут парни. Уроды, – продолжала она, – а ты не такой. Ты мне понравился.

Я молчал.

– Я когда тебе в глаза заглядываю, мне почему-то страшно становится, – она задумалась, – и интересно еще, о чем ты думаешь, – после паузы добавила она.

Аня обняла меня покрепче, прижавшись всем телом. Я почувствовал на щеке ее горячее дыхание. Из-за стенки раздавались скрипы дивана и стоны Аниной подруги. Я повернулся, мы встретились взглядами и несколько мгновений смотрели друг на друга, потом я поцеловал ее и повалил на кровать. Она закрыла глаза.

Проснулся в десять утра, вышел на кухню, Нинзя варил кофе.

– Где девки? – Спросил я.

– Ушли часов в восемь. Кофе будешь?

– Давай.

Мы пили обжигающе-горячий ароматный кофе, курили и смотрели в окно. Начинался новый день. Мальчишки, бойко прыгая с прогулочных катеров на пирс и обратно, отвязывали свои суденышки, чтобы выйти в море. Фотограф с огромными рыжими бакенбардами тащил за собой на поводке маленькую обезьянку. Два коренастых мужичка в парусиновых рубашках усаживались на краю набережной, разматывали удочки, раскладывали снасти. Дед-шахматист засунул в рот папиросу, закинул ногу на ногу и демонстрировал прохожим, что ему на все насрать. Открывались магазины, начинали свою работу летние кафе. Городок просыпался.

Наш поезд отходил с Симферопольского вокзала через четыре часа.

– Хорошо съездили, – сказал Нинзя.

Я, молча, с ним согласился.